Револьвер Мегрэ - Сименон Жорж. Страница 6

Мегрэ подумал, не разослать ли эту фотографию по всей Франции, но он все еще не хотел придавать слишком большое значение этой истории. Его смущало, что, по существу, ничего не случилось, если не считать кражи его собственного револьвера.

Немного позже он вызвал к себе инспектора Люкаса. Мегрэ снял пиджак и закурил большую трубку.

— Я хочу, чтобы ты прощупал шоферов такси, которые дежурят в районе улицы Попинкур. Знаешь стоянку на площади Вольтера? Конечно, машину взяли там. А сейчас ты всех ночных шоферов застанешь дома.

— Что спрашивать?

— Кто из них вчера, около десяти часов вечера, погрузил в машину большой чемодан во дворе дома на улице Попинкур. Я хотел бы знать, куда его отвезли.

— Все?

— Спроси еще, он ли отвез этого клиента обратно на улицу Попинкур.

— Хорошо, патрон.

В три часа дня полицейские радиомашины были уже снабжены фотографиями Алена Лагранжа; в четыре часа эти фотографии поступили в комиссариаты и полицейские посты с надписью: «Внимание! Вооружен!» В шесть часов все полицейские агенты, заступившие на дежурство, положат ее в карман.

А Мегрэ не знал, что делать. Какое-то внутреннее смущение мешало ему принимать эту историю всерьез, но в кабинете не сиделось, и было такое чувство, что он теряет время, когда необходимо действовать.

Ему хотелось бы подробно побеседовать с доктором Пардоном о Лагранже, однако в этот час приемная врача обычно переполнена больными. Мегрэ стеснялся помешать доктору. А, кстати, он даже не знал, о чем будет спрашивать.

Перелистав телефонный справочник и найдя на улице Реомюр три рекламных агентства, он почти машинально списал их номера в записную книжку. Если бы немного спустя в кабинет не вошел инспектор Торранс и не спросил: «Нет ли поручений, патрон?», Мегрэ не послал бы никого в рекламные агентства.

— Позвони во все три и узнай, в котором из них работал юноша по имени Ален Лагранж. Если найдешь, пойди туда и собери какие удастся сведения. Только не разговаривай с начальством, которое никогда ничего не знает, расспроси служащих.

Он протянул еще полчаса, занимаясь мелкими делами. Затем принял викария, тот жаловался, что у него украли деньги из кружки для пожертвований. Принимая викария, он снова натянул пиджак. После ухода посетителя Мегрэ сразу вышел на улицу и сел в одну из полицейских машин, стоявших на набережной.

— К пассажу на Елисейских полях!

Улицы были переполнены. У входа в пассаж встречалось больше туристов со всех концов мира, чем французов. Мегрэ не часто бывал здесь. Он был поражен, увидев на протяжении ста метров пять бельевых магазинов. Ему стало неловко, когда он туда входил, и казалось, что продавщицы насмешливо разглядывают его.

— У вас не работает здесь некая мадемуазель Лагранж?

— Вы по личному вопросу?

— Да. Так сказать…

— У нас работает Лажони, Берта Лажони, но она в отпуске.

В третьем по счету магазине хорошенькая девушка быстро подняла голову и сказала, сразу насторожившись:

— Это я. Что вам угодно?

Она не походила на отца, скорее на своего брата Алена, но у нее было совсем другое выражение лица, и, сам не зная почему, Мегрэ мысленно пожалел того, кто в нее влюбится. На первый взгляд она действительно казалась миловидной, в особенности, когда демонстрировала свою профессиональную улыбку, но за этой приветливостью угадывалась жесткость и необычное самообладание.

— Вы видели в последние дни вашего брата?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

Она бросила взгляд в глубину магазина, где в примерочной хозяйка разговаривала с клиенткой. Не желая лишних разговоров, он сразу показал ей свой значок.

— Он сделал что-то плохое? — спросила она, понизив голос.

— Вы спрашиваете об Алене?

— А кто вам сказал, что я работаю здесь?

— Ваш отец.

Она не раздумывала долго.

— Если вам действительно надо поговорить со мной, подождите меня где-нибудь полчаса.

— Я буду ждать вас на террасе кафе «Ле франсе».

Нахмурив брови, она смотрела ему вслед.

Мегрэ ровно тридцать пять минут наблюдал за потоком людей и подбирал под себя ноги каждый раз, когда приближался официант или новый посетитель.

Она вошла с решительным видом. На ней был светлый костюм. Мегрэ знал, что она придет, — она из тех девушек, которые не заставляют ждать зря, а когда приходят, держатся уверенно.

Она села на стул, который он для нее занял.

— Что будете пить?

— Портвейн.

Девушка поправила волосы, выбившиеся из-под белой соломенной шляпки, и скрестила своя красивые ноги.

— Вы знаете, что ваш отец болен?

— Он всегда был болен.

В ее голосе не было ни малейшей жалости или тревоги.

— Он лежит в постели.

— Возможно.

— Ваш брат исчез.

Мегрэ заметил, как она вздрогнула. Эта новость поразила ее, но ей не хотелось в этом признаться.

— Вы не удивляетесь?

— Меня больше ничто не удивляет.

— Почему?

— Потому, что я слишком много видела. Что вам в конце концов нужно от меня?

Было трудно ответить сразу на столь прямо поставленный вопрос, а она, вынув из портсигара сигарету, совершенно спокойно произнесла:

— У вас есть зажигалка?

Он протянул ей зажженную спичку.

— Я жду, — сказала она.

— Сколько вам лет?

— Я полагаю, что вы потрудились приехать сюда не для того, чтобы узнать мой возраст. Судя по значку, вы не просто инспектор, а персона поважнее, может быть, комиссар?

И более внимательно рассмотрев его, она спросила:

— А не вы ли знаменитый Мегрэ?

— Да. Я комиссар Мегрэ.

— Ален убил кого-нибудь?

— Почему вам это пришло в голову?

— Потому что, раз вы занялись этим делом, оно должно быть серьезным.

— Но ваш брат мог оказаться жертвой.

— Его действительно убили?

По-прежнему полное спокойствие. Правда, она, кажется, в это не поверила.

— Он бродит неизвестно где по Парижу с заряженным револьвером в кармане.

— По-видимому, не один Ален находится в таком положении.

— Он украл этот револьвер вчера утром.

— Где?

— У меня.

— Он был у вас дома?

— Да.

— Когда никого не было в квартире? Вы хотите сказать, что он взломал дверь?

Это предположение, очевидно, ее забавляло, она иронически улыбнулась.

— Вы не питаете нежных чувств ни к Алену, ни к отцу?

— Я ни к кому не питаю нежных чувств, даже к себе самой.

— Сколько вам лет?

— Двадцать один год и семь месяцев.

— Значит, вот уже семь месяцев, как вы покинули дом отца?

— Вы там были? И называете это домом?

— Вы считаете, что ваш брат способен на убийство?

Может быть, чтобы произвести впечатление, она ответила вызывающе:

— А почему нет? Все люди на это способны. Не так ли?

Если бы они сидели не в кафе, где уже начали прислушиваться к их разговору, он бы попросту отчитал ее, настолько она его раздражала.

— Вы помните свою мать, мадемуазель?

— Смутно, мне было три года, когда она умерла, сразу после рождения Алена.

— Кто вас воспитывал?

— Отец.

— Он один воспитывал троих детей?

— Приходилось иногда.

— Когда?

— Когда у него не хватало денег, чтобы платить няне. Иногда у нас было целых две, но недолго. Иногда за нами смотрела приходящая прислуга или соседка. Вы, кажется, недостаточно знаете нашу семью?

— Вы всегда жили на улице Попинкур?

— Мы жили во многих местах, даже около Булонского леса. Мы то поднимались по общественной лестнице, то спускались, снова поднимались на несколько ступенек и наконец окончательно скатились вниз. Теперь, если у вас нет более серьезных вопросов, я должна бежать, меня ждет подруга.

— Где вы живете?

— В двух шагах отсюда. Улица Берри.

— В гостинице?

— Нет, мы снимаем две комнаты в частном доме. Предполагаю, что вы хотите знать номер этого дома? И она его дала.

— Все-таки мне было интересно с вами познакомится. Ведь мы все любим представлять себе, как выглядят знаменитости.