Смерть Беллы - Сименон Жорж. Страница 26

Пить ему не хотелось. Особенной потребности в спиртном тоже не было. С его стороны это обдуманный волевой акт, акт протеста. Точно так же он недавно на глазах у встревоженной Кристины нарочно осушил два стакана виски.

Не потому ли она так настойчиво просилась с ним в Личфилд — боялась, как бы у него не появилось искушение поступить.., как раз так, как он поступил? Это не вполне справедливо, не надо на нее возводить поклеп.

Она предполагала, что допрос будет мучительный, что на Спенсера он подействует угнетающе, вот и вызвалась ехать с ним, чтобы его поддержать. Но также для того, чтобы помешать ему напиться. Или отколоть какой-нибудь номер еще похлеще! Не так уж она в нем уверена.

Она принадлежит к их миру. Причем является краеугольным камнем этого мира. В принципе она верит в Спенсера. Но разве временами у нее не появляется такой же взгляд на вещи, как у ее братца Уэстона или у того же Райена? Ведь Райен ничуть не верит в его невиновность.

Потому-то он так развеселился к концу. Он уверился, что Эшби начинает тонуть. Теперь это всего лишь вопрос времени и хитрости: в конце концов он, Райен, сумеет его подловить и представить прокурору безупречно оформленное дело.

Легкими хлопьями падал снег. Магазины были закрыты, витрины освещены; в витрине магазина дамского платья в странных позах застыли три голых манекена: они словно делали прохожим реверанс. На углу есть бар, но там Спенсер рискует встретить знакомых, а разговаривать неохота. Может быть, Райен и Фостер Льюис сидят там сейчас и обсуждают его дело! Эшби предпочел дойти до третьего перекрестка и наконец нырнул в тепло и мягкий свет какой-то забегаловки, где ни разу не бывал.

Телевизор был включен. На экране мужчина, сидя за столом, читал последнюю сводку новостей; иногда он поднимал голову и глядел вперед, словно ему были видны зрители. Двое у края стойки говорили о строительстве какого-то дома; один был в спецовке. Эшби облокотился на стойку, оглядел тускло освещенные бутылки и в конце концов ткнул в незнакомый сорт виски.

— Хорошее?

— На любителя.

Никто и не подозревал, что значит для него оказаться в этом баре. Они-то здесь завсегдатаи. Они не знают, что он годами не бывал в баре, да и раньше редко заглядывал в подобные заведения. Его заворожил пузатый застекленный ящик, полный пластинок и блестящих зубчатых колес; вокруг ящика вращались красные, желтые и синие лампочки. Если бы не телевизор. Спенсер бросил бы в автомат монетку, чтобы он включился. Для большинства людей такой автомат — нечто привычное. А он видел такие штуки раз-другой в жизни, и ему чудится в них, Бог знает почему, нечто порочное. То же с виски: здесь оно на вкус иное, чем дома. А вся обстановка, а улыбка бармена, его крахмальная белая куртка, все эти детали запретного мира! Спенсер не задавался вопросом, почему этот мир запретен. Кое-кто из его друзей ходит в бары.

При случае сам Уэстон Вогэн, кузен Кристины, воплощенная безупречность, заглядывает в бар выпить коктейль. И Спенсеру Кристина тоже этого не запрещает. Он сам, по доброй воле, напридумывал себе табу. Не потому ли, что некоторые явления имеют для него не тот смысл, что для других? Взять хотя бы ту среду, в которой он сейчас очутился! Он уже подал бармену знак, чтобы тот ему налил. Но дело даже не в этом. Вот сейчас он в Личфилде, в баре, в каких-нибудь двенадцати милях от дома. Но из-за всей этой обстановки, запаха, лампочек вокруг музыкального автомата он словно перенесся в никуда и обрубил все связи.

Они с Кристиной редко ездили ночью в машине, но все же такое бывало. Однажды они отправились на мыс Код. На шоссе, по два, а то и по три в ряд, в обе стороны мчались автомобили, лучи их фар ввинчивались Спенсеру прямо в мозг, а по обе стороны — черные бездны, и только изредка мелькнет надежный островок заправочной станции, а иногда синие и красные неоновые рекламы баров и ночных клубов. Догадывалась ли Кристина, что все это выводило его из равновесия? Равным образом из душевного равновесия. Ему все казалось, что вот сейчас он налетит на одну из этих машин, которые, чудом избегая столкновения с ним, постоянно и грозно гудят слева от него. Шум был такой оглушительный, что приходилось кричать, чтобы жена услышала.

— Направо?

— Нет. Следующий поворот.

— Здесь же указа гель.

Она тоже кричала ему в самое ухо.

— Это не тот!

Иногда он плутовал. Разве не странно — плутовать в таком деле, где и правил никаких нет и никто их не устанавливал? Ни с того ни с сего он объявлял, что ему надо в уборную, и благодаря этой уловке погружался ненадолго в плотную атмосферу бара, примечал людей с мутными взглядами, навалившихся локтями на стойку, и парочки в полутьме за отгороженными столиками.

— Шотландское! — бросал он, проходя мимо стойки.

Чтобы не чувствовать себя обманщиком, он все-таки бежал в уборную. Там часто оказывалось грязно. Иногда на стенках виднелись непристойные надписи и рисунки.

Не будь этих баров да заправочных станций — какие ориентиры найдешь ночью на шоссе? Все остальное тонет в темноте. Деревни и небольшие городки почти все дремлют поодаль от дороги.

Иногда возле какого-нибудь бара при виде проезжающей машины из темноты выступала человеческая фигура, поднималась рука, но они притворялись, что не замечают. Иногда это оказывалась женщина: она просила; чтобы ее подвезли, и готова была заплатить ту цену, какую потребуют. Куда ей надо было? И зачем? Какая разница! Их тысячи, этих мужчин и женщин, живущих, так сказать, на обочине. Еще больше волновали Спенсера другие сцены: раздавалась сирена полицейской машины, которая, скрежеща тормозами, внезапно останавливалась перед одной из этих фигур и увозила ее, как манекен.

Таким же образом полиция подбирала погибших в дорожных происшествиях, а в некоторых барах, куда они заглядывали, полицейские орудовали дубинками. Однажды на исходе ночи, перед самым рассветом, проезжая пригородом Бостона, он видел нечто вроде облавы: человек на крыше, один-одинешенек, а на всех прилегающих улицах полно полицейских, брандспойты, лестницы, прожекторы.

Он не рассказал об этом ни Райену, ни Фостеру Льюису. Так оно будет лучше. Тем более что тогда, в Бостоне, он позавидовал человеку на крыше.

Бармен смотрел на него вопросительно, пытаясь понять, не налить ли ему третью порцию: он принял Спенсера за одинокого пьянчугу из тех, что спешат накачаться за несколько минут, а потом уходят неверным шагом. Таких много. Некоторые из них ищут, с кем бы подраться, другие плачут. Но Спенсер и не из тех, и не из этих.

— Сколько с меня?

— Один доллар двадцать центов.

Эшби ушел из бара не потому, что захотелось домой.

Ведь этот вечер, может быть, последний перед тем, как Райену вздумается посадить его под замок. Что будет потом, он не знает. Он начнет защищаться, наймет в Хартфорде адвоката. Спенсер был убежден, что до приговора дело не дойдет. Идя по улице, он подумал о Шейле Кац, потому что навстречу ему попалась маленькая девочка-еврейка на руках у матери. Он обернулся ей вслед: у нее тоже была длинная, тонкая шейка. Он набил трубку и заметил впереди освещенный зал кафетерия. Там все было белое: стены, столы, бар; среди всей этой белизны у стойки ужинала мисс Меллер. Она сидела к Спенсеру спиной. На ней были беличья шапочка и пальто, также отделанное мехом.

Почему бы не войти? Он чувствовал почему-то: сегодня его день, сегодня ему даны все права. Нынешняя вылазка была преднамеренной. Еще целуя жену в лоб, он знал, что этот вечер будет не похож на другие.

— Как дела, мисс Меллер?

Она с удивлением обернулась, в руке у нее был бутерброд с сосиской, густо намазанной горчицей.

— Это вы? — Она не испугалась. Разумеется, удивилась немного, что такой человек, как он, оказался в этом заведении. — Присядете?

Еще бы! Он тоже заказал бутерброд с сосиской и кофе.

Оба видели свои отражения в зеркале. Занятно. Кажется, мисс Меллер находит его забавным, и это ему не так уж неприятно.