Тетя Жанна - Сименон Жорж. Страница 7

— Тело так и останется пока наверху?

— Это не является необходимым, поскольку все очевидно. Более чем вероятно, что вскрытия не потребуется. Значит, вы уже сейчас можете вызывать похоронное бюро, и я думаю, — тут он бросил взгляд на еще исходящую паром посуду, которую вытирала Жанна, — что это нужно сделать в первую очередь, принимая во внимание время года.

Доктор невозмутимо держался позади него с видом человека, спокойно взирающего на происходящее.

— Думаю, что я сегодня не нужен вашей невестке, — сказал он. — Если, однако, возникнет необходимость, я буду дома весь день и вы сможете меня вызвать.

Она ответила просто:

— Спасибо.

В половине двенадцатого явился представитель похоронного бюро с двумя помощниками. Для очистки совести Жанна постучалась в дверь невестки, но ответа не получила. Ей в голову не пришло снять передник. Руки ее пахли луком.

— Лучше всего, конечно, выставить тело в голубой комнате, — сказала она, бегло осмотрев комнаты второго этажа.

Шедшая за ней Алиса проворчала раздраженно:

— Это комната Мад.

— А следующая?

— В ней живет Анри.

— Одному из них придется поспать на третьем этаже. Нельзя же оставлять тело наверху.

— Разбирайтесь с ними сами. Что же касается меня, то я не останусь в доме этой ночью.

Жанна не ответила ей, служащие похоронного бюро спустили тело с чердака и заперлись с ним.

Через улицу, с другой стороны моста, натянули широкую ленту; группы людей стояли на тротуаре, и их можно было видеть через открытые окна с удивительной четкостью; терраса «Золотого кольца» была набита битком, вьющиеся волосы Рафаэля мелькнули на мгновение под солнцем. Там проходили соревнования велосипедистов, и вот-вот должны были показаться первые гонщики, о чем возвестили крики, доносящиеся с вершины холма.

— Куда ушла Мадлен? — спросила Жанна.

— Вы думаете, она сообщает мне об этом?

— А когда она ушла?

— Утром, незадолго до того, как проснулся малыш. Было, вероятно, часов шесть.

— Одна?

— Разумеется, нет. За ней приехали на машине. Я слышала автомобильный гудок. Потом она спустилась.

— И кто там был?

— Друзья.

— Какие друзья?

— Во всяком случае, какие-то парни. Можете спросить у нее, когда она вернется. Единственное, что я знаю, так это то, что она ушла в шортах: все ее платья в шкафу.

— Может ли она вернуться сегодня вечером?

— Скорее, завтра рано утром. Готова поспорить, что она поехала купаться в Руайан.

— А ее брат?

— Вы же слышали, что сказала его мать. Анри опять угнал машину. Я не знаю, как он отыскал ключ, отец всегда его прятал.

— Сколько ему лет?

— Анри? Девятнадцать.

— А Мадлен?

— Вы ее тетя и не знаете этого? Видать, и правда, что…

Она прикусила губу, сделав это специально — так, чтобы было заметно.

— Правда — что?

— Ничего. Меня это не касается. Если я правильно понимаю, вы приехали, чтобы жить в этом доме?

Она уставилась на синий передник на ее тетке и, не дожидаясь ответа, настолько очевидным он ей казался, добавила:

— Ну, а мне, если хотите знать, на прошлой неделе исполнилось двадцать лет, со своим мужем я жила ровно пять месяцев. Может быть, вы понимаете, что я хочу сказать?

— Я думаю, что ребенок проснулся.

— Черт возьми! Все время этот ребенок! Раз уж вы с ним управляетесь лучше меня, идите к нему вы.

— Я спущусь вниз и закончу готовить, а ты пока за ним присмотришь.

Поняла?

Жанна никогда не была такой спокойной, и племянница даже рта не раскрыла, чтобы ей возразить, и осмелилась лишь состроить гримасу в спину уходящей Жанне; прежде чем направиться в комнату к проснувшемуся ребенку, она зажгла новую сигарету.

Когда Жанна открыла печь, в кухне словно раздалась музыка; шипенье соуса, которым она поливала жаркое, для дома играло почти ту же роль, что и ночное стрекотанье кузнечиков для деревни. На кастрюлях подпрыгивали крышки, из-под них вырывался пар.

— Ну вот! Начинает кричать, несносный ребенок! Как только тебя берет твоя мать, ты орешь. Если ты не замолчишь, я тебя отдам тете Жанне…

Жанна в ответ на это не улыбнулась, не нахмурила брови и только уголком передника вытерла покрытый капельками пота лоб.

Вошел представитель похоронного бюро с записной книжкой в руке:

— Не хочу вас беспокоить, я вполне понимаю ситуацию, но нужно поговорить о списке…

Жанна не поняла.

— Нужно будет разослать большое количество писем с извещением о смерти: ведь месье Мартино очень хорошо знали и уважали во всей округе. С клиентами я мог бы разобраться завтра, если мне поможет бухгалтер.

— Я сейчас же поговорю об этом с невесткой.

— Постарайтесь, чтобы она не очень с этим мешкала. Что же касается церковных вопросов…

— Брат строго соблюдал церковные обряды?

— Не думаю. Но он, безусловно, разделял христианские чувства.

Представителем похоронного бюро был совсем молодой человек, изо всех сил старавшийся казаться значительным.

— Я убежден, что мадам Мартино пожелает совершить отпущение грехов.

— Думаю, что это невозможно, поскольку церковь в случае самоубийства не соглашается на…

— Извините, но я в курсе дела. В принципе вы правы. Некоторые аспекты тем не менее стоит рассмотреть, и я знаю, что они будут рассмотрены благожелательно. Вполне вероятно — не так ли? — что человек, покушающийся на собственную жизнь, в тот момент, когда он делает это, не является здоровым душой и телом; к этому церковь относится с пониманием. Но даже и в противоположной ситуации, когда смерть наступает не сразу после предпринятого действия, достаточно всего лишь нескольких секунд — и человек получает возможность целиком и полностью раскаяться. Приношу извинения за такие подробности. Если позволите, я поговорю об этом с кюре, а потом сообщу его точку зрения.

— Благодарю вас.

Она упустила из виду, что этого молодого человека нужно проводить.

Двое его помощников ждали у ворот. Привычка закрывать за уходящими калитку давно забылась, но Жанна, как и в прежние времена, задвинула засов.

Вернувшись в дом, она ощутила тяжесть в пояснице, какую-то общую ломоту в костях и ненадолго застыла посреди кухни, не зная, что предпринять. На полках, прямо под рукой, были расставлены различные пряности, бутылки с приправами. На одной из бутылок золотыми буквами было написано «Мадера», но Жанне удалось вовремя сдержать непроизвольное движение руки к этой бутылке, лишь она подумала о буфетной стойке на вокзале в Пуатье, о светлых волосах Рафаэля. Потом ей вспомнился тощий силуэт Дезире в обеденном зале при тусклом, словно в церковной ризнице, освещении; Жанне показалось, что она снова слышит монотонный голос Дезире, рассказывающей новости: «Я родила троих, но двое умерли… «

Перед глазами снова предстали комната в гостинице, постель, в которой она хотела лежать как можно дольше, вдыхая свой собственный запах — запах старой женщины, шумы отеля, доносившиеся до нее, гудящие снаружи машины, хлопающие двери, спуск воды в уборных и дрожание водопроводных кранов, снующие взад-вперед женщины и дети, которых кто-то ругает.

Боль в спине она почувствовала впервые за долгое время. Ей действительно было непривычно ходить туда-сюда по лестницам. Она провела много часов в поезде. Корабль попал в бурю, и Жанна чувствовала себя совершенно разбитой; в каюте третьего класса их было шесть человек. В Париже она не задержалась. Она была честна сама с собой, не зная точно чего ради, не зная даже, чего она хотела или на что надеялась. У нее было ясное ощущение того, что если она остановится, то сил на то, чтобы отправиться дальше, ей не хватит.

Боже, как она устала! Ноги ее распухли, как и всегда в подобных случаях. Сегодня утром у нее не было возможности заметить, что ноги болят; все это время она проходила в новых туфлях, купленных специально, чтобы приехать сюда.

Ребенок орал. Он словно призывал к порядку. Перегнувшись через перила второго этажа, Алиса крикнула противным голосом: