Секрет государственной важности - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 10

Ямаги просил обдумать предложение. «Главное в этом плане, — вспомнил он вкрадчивый хрипловатый голос, — неожиданность. Большая тайна… Когда японцы будут грузиться на пароходы, надо сделать беспорядок, большой беспорядок… Несколько хунхузских банд… Вы понимаете меня, господин Меркулов: хунхузов тоже надо сделать. О-о, это очень просто: деньги и оружие. Моя фирма может помочь в этом. Но это мое мнение, лично мое. Не забывайте этого, господин Меркулов… Хунхузы будут резать людей, грабить магазины. Хунхузы будут кричать: „Приморье принадлежит китайцам!“ Население очень недовольно, люди скажут: „Японцы, оставайтесь. Без японцев совсем-совсем плохо. Пожалуйста, японцы, оставайтесь!“ Вы пошлете отличную депутацию. Она будет просить японского главнокомандующего… И тогда японцы останутся. — Глаза господина Ямаги сверкали. — Японец не отдаст русскую землю китайцам. Через три дня японский главнокомандующий сделает порядок. Он повесит хунхузов на фонари. А потом японцы сделают настоящее русское правительство. Скоро, очень скоро, через двадцать пять лет. А пока временное правительство будете возглавлять вы, господин Меркулов… Это мое личное мнение. Не забудьте об этом… И еще в правительстве будет господин Семенов, главнокомандующий всех вооруженных сил и походный атаман казаков русского Восточного побережья».

Слушая все это, Меркулов подумал: «Вот как, и главнокомандующих успели подобрать. Вряд ли мы могли бы договориться с атаманом». «Господин Семенов вас будет очень, очень любить, — сказал японец, будто прочитал мысли собеседника. — Надо подумать, господин Меркулов, очень подумать, — обнажив длинные зубы, внушал он. — О-о, мы еще увидимся с вами!»

Прощаясь, вспомнил Спирпдон Денисович, Ямаги сказал: «Надо подготовить статью какого-нибудь ученого о правах китайцев на Приморье. Даже… русского ученого. Это же не будет официальной точкой зрения. Мы напечатаем эту статью в Харбине в китайских и русских газетах накануне хунхузских беспорядков. Да, да, статью известного русского ученого», — подчеркнул японец.

«Ничего не скажешь, ловко задумано. Статья о китайских правах… Ловко… Кому из своих можно довериться в таком деликатном деле?

Брат Николай? Пусть привлечет крупного китаеведа… Впрочем, я и сам такого знаю. Черт возьми, как я мог забыть такую фигуру, как Силантьев! Завтра же вызову, а может быть, и сам к нему съезжу».

— Спиридон, — тронул его руку брат, — где витаешь? Ждем твое мнение насчет железной дороги. Половина членов совета высказалась против продажи, — шептал он, изобразив на лице улыбку. — Ты слышал, как Андросов прошелся по твоей персоне?

Спиридон Денисович махнул рукой. Поправив привычным жестом галстук, он встал и, держа руку на спинке стула, начал речь. Меркулов призывал к единству всех группировок.

— Когда в доме пожар, — сказал он, — не время спорить, как расставить мебель в комнатах, — надо гасить огонь. Ну, а деньги… Деньги лежат всюду, надо только уметь их взять. От того, что дорога будет принадлежать японцам, ничего не изменится: мы, так же как и раньше, сможем ею пользоваться. Больше того, перевозки обойдутся нам дешевле… Временное приамурское правительство находит, — закончил Меркулов, — что японские войска в Приморье принесли краю только пользу, сохранив его от окончательного разорения. Дальнейшее пребывание японских войск во Владивостоке и Приамурье не может встретить ни малейших возражений со стороны нашего правительства. — Спиридон Денисович знал, что японскому командованию будет известно каждое сказанное здесь слово. — Вчера я причастился. Сегодня опять чувствую себя бодрым. Да поможет нам бог, — были последние слова правителя.

В конце концов членам совета пришлось со всем согласиться: они понимали, что другого выхода нет. Надеяться на собственные силы не приходилось. Все молили в душе, чтобы японцы остались. Только в этом «приамурское правительство» видело свое спасение.

Заседание кончилось.

Перепрыгивая через ступеньку, первым сбежал по лестнице репортер газеты «Слово» Серафим Ивашкин. Как он сюда попал и где прятался от членов совета, было непонятно. Заседание управляющих ведомствами секретное. В дверях репортер разминулся с чистеньким румяным старичком в соломенной шляпе канотье и лаковых щегольских сапожках. Швейцар пропустил «соломенную шляпу» без обычных расспросов, раскланявшись, как с хорошим знакомым.

Хлопнули двери. Десятка три пожилых людей появились на верхней площадке лестницы. Среди них несколько генералов и адмиралов, сверкающих золотом, его преосвященство. В предвкушении обильного ужина с изысканными винами — за счет Меркуловых — их лица оживились. Неприятности остались в зале заседания на донышках чайных стаканов. Слышались громкие голоса, шутки, смех.

Братья Меркуловы во фрачных парах и белоснежных манишках. На манжетах сверкают бриллианты. Сегодня они праздновали победу: главнокомандующему генералу Верж-бицкому, их главному врагу, пришлось уйти в отставку. Потому и ужин для всего состава правительства.

Спиридон Меркулов выступал впереди, придерживая за локоть управляющего финансовым ведомством, бледного сутулого человека, и что-то договаривая ему в самое ухо.

Остальные держались чуть поодаль. Старичок в соломенной шляпе остановился на середине лестницы и скромно прижался к стене, уступая дорогу членам совета.

— Степан Ильич! Степа, — заметил его Меркулов. Он выпустил руку министра финансов и остановился возле румяного старичка. — Все ли благополучно?.. Простите, господа, — обернулся он к коллегам, — я задержусь, начинайте без меня. Николай, будь за хозяина.

Вместе с румяным старичком он поднялся наверх, в большой кабинет председателя правительства.

Степан Ильич Сыротестов — товарищ и компаньон Спирндона Меркулова — надежный помощник в тайных делах. Правитель мог с ним не стесняться. Пожалуй, это был единственный человек, с которым он был вполне откровенен.

Меркулов плюхнулся в кресло грузным телом, оттянул пальцем тугой воротничок, покрутил головой.

Сыротестов, словно собачка, долго вертелся на мягком сиденье, устраиваясь поудобнее.

— Ну и туманище, — пропел он тенорком, — протяни руку — ладонь не увидишь!

Он наконец уселся и поставил палку между колен.

— Трамвай на Мальцевской разбился. На Светланке электричество, а чуть выше поднимись — свой дом не найдешь… Ну, что решили, кому передаешь власть?

— Остается по-старому. «Батюшка» Дитерихс пошел на попятный, — ответил Меркулов, раскуривая сигару. — А поначалу, когда приехал, сразу приказ: «Председатель Временного приамурского правительства генерал-лейтенант Дитерихс прибыл сего числа во Владивосток». Ишь ты, шустрый!.. Пришлось побороться.

Для Меркулова и сейчас был непонятен этот ход генерала Дчтерихса. Ведь, по существу, он уничтожил Народное собрание, а оно-то и привело его к жизни. В интервью, напечатанном в газете «Слово», генерал сбивчиво объяснил свое кредо. Народное собрание, сказал он, свергая Меркуловых, встало на мятежный путь. Значит, новое правительство избрано незаконным порядком, а с этим он, Дитерихс, никак примириться не может.

Меркулов вспомнил, как этот генерал явился к нему и с балкона кричал в толпу: «Довольно нам революций!», «Я никогда не встану на революционный путь!» Для него даже это Народное собрание, где не было ни одного социалиста, и то было «революционным».

«Нет, у Дитерихса что-то другое на уме», — решил Меркулов.

А народ у балкона собирался просто. Спиридон Денисович усмехнулся: когда кончались занятия в учреждениях и прекращалась торговля, улицу перед домом № 67 перегораживали морские стрелки. Останавливались трамваи, задерживались пешеходы.

Сыротестов искренне удивлялся, видя, как Меркуловы цепляются за власть, призрачную и очень опасную. Теперь главное, думал он, вовремя исчезнуть.

— Во что веришь? — Опершись подбородком на палку, он не спускал глаз с Меркулова. — Или еще какой карман неполон? Хочешь к большевикам в Чеку угодить? Вместе с братом, с сыновьями и зятем? И мы вместе с вами?.. В такие дни свару развели! Или понравилось тебе «превосходительством» называться? Брось, слава — аки дым преходящий. Деньги! В них сила. Тьфу! — Он помахал короткой ручкой, отгоняя дым. — Задушил.