Одержимые бессмертием - Симонова Мария. Страница 48

— Поехали, — сказал я, включая зажигание. — Давай, Михал Иваныч, показывай дорогу.

Урча, словно большой железный кот, наш грузовичок преодолел ворота и выполз за территорию жилища, и я помахал всему Убежищу рукой.

Когда наш грузовичок уверенно взял курс на юг, Хирург тревожно заерзал по сиденью. Я лишь на секунду скосил на него глаза: на всегда непроницаемом лице знаменитого берса читалось смятение. Подивившись столь неожиданной вещи, я вынужден был опять сосредоточиться на дороге. Ровер, к сожалению, не имел автопилота, так что я не мог отвлекаться надолго, тем более что дороги как таковой не было. Но спросить-то я мог:

— Василий, чего не так?

— Мы это что же, Дик, прямиком на Проклятые Поля едем?..

— А я знаю, Вася? Сейчас у нашего проводника спросим. Э… Михал… — Тут машину подбросило на особенно заковыристой кочке, и я чуть не прикусил язык. — Вы нас что, на Проклятые…

Черт! Тут я вспомнил. Видимо, встряска подкинула мысли, переместив наверх нужную. Проклятые Поля. Заколдованное место. Наследие последней гражданской войны. Широкая полоса земель южнее Москвы, выжженная дотла, политая разными химикатами и густо посоленная штаммами вирусов. Лет двести тому назад на этих полях наконец истощились последние запасы оружия массового поражения, распределившись по Среднерусской возвышенности. Говорят, что и синдром Бройля выполз именно отсюда.

За столько лет вирусы выродились и мутировали, химия почти выдохлась, вся эта дрянь поразнесена ветром на многие километры. Но Поля, представляющие выжженную пустыню, были по-прежнему опасны для живой органики, и парии обходили их стороной.

И вот, значит, мы туда едем. Ну где, скажите на милость, еще могла уцелеть такая драгоценная вещь, как пригодный для полета старсшип? Только на Проклятых Полях!

Однако старый ветеран так уверенно говорил о том, что он сам неоднократно бывал на этой базе, а значит, серьезной опасности там уже нет, все это темные суеверия, и на Полях этих небось давно травка растет. А может, он просто шизофреник?..

«Да нет, нормальный дед», — утешил я сам себя. И чтобы окончательно убедиться в этом, я небрежно так спросил:

— А что там, на Полях этих? Я слышал, что там никто не выживает…

— Так и есть, — невозмутимо отозвался старый пердун; — У нас в семье традиция такая — когда кто-то из наших чувствует, что дни его сочтены, он отправляется на базу. И не возвращается обратно. Эта база — наша фамильная усыпальница.

Я вильнул рулем, даже позабыв на секунду о своем бессмертии, а старик продолжал как ни в чем не бывало:

— Предвижу ваш вопрос, уважаемый. А как же глобальный контроль функционирования корабля? Очень правильный вопрос. Для этого мы арендуем флаер и пользуемся скафандром, которых в комплекте корабля ровно шесть штук. Потому я жив до сих пор. Бедная Катина мама умерла в родах, и я вынужден был беречь себя, чтобы было кому передать заветы предков вместе с фамилией и пожизненными льготами…

Я перестал слушать старого параноика. Это ведь до чего надо дойти в своем фанатизме, чтобы посылать престарелых родственников на верную смерть! И тут же меня посетила другая мысль — ведь дед на полном серьезе едет помирать! Ведь скафандра-то при нем нет, а есть только внучка. Значит, и внучка тоже должна склеить ласты.

И самое во всем этом паршивое, что их корабль, может быть, даже воздух испортить не сможет, не то что взлететь.

— Останови здесь! — неожиданно скомандовал старик, и корявый, скрюченный артритом палец ткнулся в оплавленные руины, ничем не отличавшиеся от тех, что мы уже десятки раз миновали.

Я не мог определить назначение бывших здесь строений, до того они оказались разрушены. Словно гигантский смерч пронесся здесь вслед за паровым катком и термоядерным взрывом. Ну взрыв-то, положим, и впрямь был, и не один, хотя, может, и не термоядерный.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это место все же отличается от остального пейзажа — здесь явно проступали следы недавней деятельности человека: аккуратно расчищенный пятачок, камни и обломки тщательно убраны. Дед извлек из-под рукава пиджачишки браслетку. Пискнул импульсный сигнал, и расчищенная площадка плавно ушла вниз, открывая черный провал с круто уходящими вниз ступенями.

«Опять под землю», — застонал я мысленно, наблюдая, как Михал Иваныч уверенно спускается вниз. Я подошел, посмотрел на ширину проема. Контейнеры должны были пройти тютелька в тютельку.

— Ну что? Давайте разгружать, — скомандовал я своим орлам, нервно озирающимся и дышащим через раз (странное и уморительное зрелище — испуганный Хирург). Я подавал им ящики, потом мы осторожно сносили их вниз по лестнице, оказавшейся на удивление длинной — не менее пяти этажей. Качественно все-таки предки строили. С размахом. Особенно пришлось повозиться с саркофагом, поскольку лестница обладала заметной крутизной, а проклятый гроб (тяжелый, зараза) прошел еле-еле и только после того, как мы поставили его на попа и обвязали тросом.

Хорошо еще не уронили.

База представляла собой череду залов, похожих на складские помещения, совершенно пустые. Словно ураган войны, бушевавший наверху, без следа высосал все, чем эти гигантские объемы были заполнены. Я все поглядывал на старика с внучкой — как там они, не загибаются пока? Пока не загибались.

— А вот здесь, — торжественно провозгласил старик, чувствующий себя как дома, — наша усыпальница.

Он произвел руками замысловатые пассы и отворил тяжелую дверь. Пахнуло застоявшимся воздухом, пылью и немного тлением. Заходить мы не стали, лишь Вася пробормотал какую-то длинную фразу. Отдавал долг мертвым.

Наконец мы вошли в последний зал, где и стоял этот старсшип во всей своей красе. Никаких дополнительных малых катеров, отмеченных в справке, нигде поблизости не наблюдалось, но и без них здесь было на что посмотреть. Ну что ж, довольно похоже на большой пассажирский флаер с закрылками по бокам. Этакая тускло-серая капля. А широкая труба в задней его части, стало быть, и есть тот самый прямоточный плазменный двигатель. Что-то там ЦЛ… ЕПРСТ… Не помню.

Внешних повреждений не видно. Однако эта дура была пристегнута к огромной катапульте, снабженной разгоняющими пироснарядами. Я глянул вверх — ну конечно, там створки, которые должны раскрываться при готовности корабля к старту. И если они протухли или не действует автоматика убирания створок, то нам останется только полюбоваться на древние технологии и, конечно же, провести глобальный контроль функционирования. И все.

В общем-то старсшип оказался гораздо меньше, чем я ожидал. Но мы с нашим прибором в него поместимся, это точно. И еще одни такие же мы, с прибором.

Ну что ж, подвел я предварительный итог. В первой части своей легенды старик не соврал. Корабль действительно есть. Теперь остается убедиться в верности остального — что эта посудина не только способна летать, но и может совершить «скачок». Причем испытания придется проводить на себе, любимых. Не стоит опережать события, сначала войдем внутрь.

С тихим шорохом уползла в сторону дверь, и Михал Иваныч медленно и глубоко поклонился входу. Внучка повторила его движение, видимо процесс передачи практических навыков пошел. Мои хейворки бродили вокруг с потрясенным видом, безуспешно пытаясь напустить на лица безразличие. Оборудование инфинитайзера мы сложили в соседнем складе — торопиться с погрузкой не стоит. Может, еще выносить все назад придется.

— Прошу, — резким от волнения жестом руки ветеран приглашал нас последовать на борт. Ну что же, войдем.

— Молодой человек. Я прошу вас ничего здесь не трогать без моего ведома, — сказал Михал Иваныч, устраиваясь в глубоком кресле, залитом для удобства чем-то вроде пористого каучука. — Располагайтесь и не мешайте мне. Контроль функционирования — ответственнейшая вещь.

— Хорошо, Михал Иваныч. Вот только ответьте мне на один вопрос. Сколько времени прошло с тех пор, как вы навещали в последний раз свою реликвию?