Профессия – смертник - Симонова Мария. Страница 10

Раньше ему и в голову не пришло бы подойти к ней, чтобы не нарушать иллюзию, именуемую «прекрасный мираж», существующий где-то рядом и все же за гранью его досягаемости. Но что такое иллюзии для человека, уже ступившего за другую грань – постигшего всю тщету этой пошлой игры, именуемой жизнью? Ясно же, что живая девушка, состоящая из плоти и крови, не может считаться недоступной.

И Степан внезапно решил, что почему бы ему с ней не познакомиться? Он даже двинулся ей навстречу, но остановился, вспомнив про помойное ведро: будь ты хоть сам Казакова или даже неотразимый Джеймс Бонд, но с таким довеском ты вряд ли рискнул бы заводить знакомство с феями.

Степан заколебался, тем временем момент был упущен: Леночка прошла мимо, как мимолетное виденье, как ангел чистой красоты, даже не найдя нужным с ним по-соседски поздороваться, и уже стучала каблучками по ступенькам подъезда. Ну что ж, прошла и прошла, не в первый раз, наверное – эх-эх!.. – и не в последний.

«А не напиться ли мне сегодня?» – с привычной тоскою подумал Степан, провожая Леночку взглядом и замечая, кстати, что вместе с ней, догнав ее в последнюю секунду, в подъезд входят трое неизвестных ему граждан, вышедших только что из припаркованного рядом с подъездом «Лендкрузера».

Машина была незнакомая – вполне вероятно, что подозрительного вида троица приехала к кому-то в гости. Но уж больно долго они стояли, не спеша выходить, словно поджидали кого-то. Возможно – Леночку?.. Вернее – первую же одинокую девушку, входящую в подъезд, чтобы настигнуть ее там… Зачем? – Для совершения насилия, конечно. Наверняка существовали и другие объяснения их действиям, не пришедшие Степану в голову по причине, видимо, полного отсутствия воображения. Да и некогда было размышлять. Он бросил ведро (нет чтобы догадаться сделать это раньше, в целях знакомства) и ринулся к двери, по пути вырывая из кармана магнитный ключ. Второпях он даже не подумал о том, как собирается защищать девушку, будучи один против троих—к его чести, скажем только, что о своей неуязвимости он в это время забыл напрочь.

Парадное их старого дома, куда Степан влетел наподобие порыва ураганного ветра, было пусто и по обыкновению гулко, словно фойе театра, уже покинутого публикой. Леночкина дверь, расположенная справа от лестницы, оказалась закрытой. Степан миновал ее и в замешательстве остановился напротив лифта.

Разумнее всего было предположить, что ничего страшного здесь не произошло – Леночка просто ушла домой, и криминального вида троица, зашедшая вместе с ней, тоже скрылась в какой-то из квартир. А ему следует со спокойной совестью возвращаться на улицу за ведром, потерю которого тетка наверняка отнесет за счет его съехавшей крыши – и окажется недалека от истины.

Но Степана посетила и другая мысль: что, если те трое вынудили Леночку впустить их к себе в квартиру? Страшно представить в таком случае ее теперешнее положение! И как быть ему, терзаемому подобными сомнениями – может, стоит позвонить ей в дверь и удостовериться, что все в порядке?.. Он отдавал себе отчет, что его страхи скорее всего бредовые, тем не менее принял решение поступить именно так, рискуя даже глупо выглядеть в ее глазах – главное, увидеть ее лицо, и пусть она хоть покрутит пальцем у виска. Зато он будет за нее спокоен.

Осуществить задуманный план Степану помешало внезапное происшествие: лифт неожиданно распахнулся – причем сам собой, поскольку стоял все время на первом этаже и по идее должен был пустовать. Но не это якобы произвольное открытие заставило Степана замереть на месте, временно позабыв о Леночке. И даже не то, что вместо ожидаемой привычной кабины там внутри оказалось какое-то новое помещение, явно превосходящее по размерам габариты лифтовой коробки.

Все дело было в трех фигурах, застывших «на пороге»: в центре, прямо перед Степаном, находился во плоти не кто иной, как персонаж его недавней развернутой галлюцинации – Грабстрихт Семьдесят Пятый, а проще Грабе – космический спасатель, отправивший Степана на Землю в нарушение всех инструкций, даже без процедуры стирания памяти. В руке у Грабса был зажат тот самый несерьезный с виду, но наверняка смертоубийственный прибор, каким он пытался уничтожить Степана в модуле. Однако, несмотря на наличие оружия, вся фигура недавнего коллеги дышала обреченностью, в глазах, обращенных на неубиваемого смертника, отчетливо читался ужас узнавания. Двое спутников придерживали Грабса за локти, будто опасаясь, что он может не устоять на ногах или, того паче, вырваться и улизнуть.

Сопоставив сие аномальное явление, возникшее в лифте, с сюжетной линией предыдущего бреда, Степан моментально предположил, что Грабса в принудительном порядке обязали выполнить инструкцию – то есть ликвидировать бывшего вольнонаемного сотрудника Галактической Службы Спасения Степана Ладынина. Что Грабе сейчас и попытается сделать. Степан, со своей стороны, от всей души готов был пожелать ему удачи, хотя сам в нее, увы, уже не верил. Что его действительно в данной ситуации ужаснуло – так это мысль об окончательном расстройстве собственной психики. В надежде развеять навязчивый морок либо убедиться в его реальности, он не нашел ничего лучшего, как ущипнуть себя за запястье.

Все вышеизложенное произошло очень быстро, буквально на счет раз-два: раз – перед Степаном распахивается дверь лифта, два – глазея внутрь, он щиплет себя за руку. На счет «три» Грабе поднимает бластер. Поскольку щипок, хоть и получился чертовски болезненным, никак не изменил обстановки – «видение» прочно занимало свою позицию в лифте, – то на «четыре», само собой разумеется, должен был последовать выстрел-вспышка, может быть, в сопровождении звука – Степан до сих пор не имел возможности увидеть, как работает инопланетное оружие.

Не пришлось ему узнать этого и теперь. Иначе впечатление было бы чересчур коротким и не таким для него зрелищным: нечто подобное выстрелу действительно произошло, и звук был соответствующий, потому что в этот момент лифт, вроде бы надежно стоявший на первом этаже, внезапно провалился. Буквально – грянулся еще метра на полтора вниз, то есть не полностью, а так, что верхняя часть кабины осталась видна над уровнем пола. Сверху заскользил оборванный трос, свиваясь кольцами на крыше кабины, а спустя секунду, как раз на счет «пять», гулкая тишина парадного взорвалась еще одним мощным ударом – рядом в клети рухнул противовес. Все. На этом отсчет времени, отпущенного неведомым режиссером на данное событие, закончился – всего пять секунд, – и воцарилась уже новая, особая, оглушительная тишина – такая сопровождает только что свершившиеся катастрофы. Как правило, она не затягивается, являясь как бы преддверием следующего этапа – стонов и плача, если под руинами остались живые.

И на сей раз затишье продлилось недолго – не успела улечься пыль, как из недр рухнувшей коробки грянул отборный русский мат.

Степан по-прежнему стоял столбом напротив, оторопело взирая на результаты акции Галактической Службы Спасения по его уничтожению (вот ведь каламбур). Он и не предполагал, что старый надежный лифт способен провалиться на то самое пыльное дно, таящееся в щели под ногами, куда порой бесследно улетает всяческая мелочь – чаще всего, как правило, ключи. «Возможно, – размышлял он, – что виной всему это их перемещение или совмещение пространств – ну с помощью чего они втиснули свое крупногабаритное помещение в нашу маленькую коробочку? Найти ответ на этот вопрос не легче, чем Карлсону понять устройство телевизора, однако ясно, что лифт – достаточно неустойчивый объект для подобного рода экспериментов: какой-нибудь там структуральный сдвиг, мелкая гипертрансляционная флуктуация, пространство подплывает, смещается, и – трах-бабах!..»

Наклонив голову, Степан посмотрел в кабину – там сейчас было темно и ничего толком не видно, но похоже, что инопланетян тоже здорово коротнуло флуктуацией, судя по доносящимся оттуда междометиям. Необычно было то, что они в стрессовой ситуации воспользовались нашим Великим и Могучим.