Футбол – только ли игра? - Симонян Никита Павлович. Страница 19

Куда хуже, когда футболист сыгрался со всеми, стал частицей единого целого, единого организма, и уходит из-за того, что где-то ему пообещали благ побольше. Такое в команде переживают тяжело, болезненно.

И вообще преданность – свойство отнюдь не лишнее. Если ты вместе с товарищами вкусил от победы, должен разделить со всеми и горечь поражения. Тот, кто с гордостью может сказать: «Я – спартаковец» или «Я – динамовец», – достоин уважения. А летуны, шарахающиеся туда, где, с их точки зрения, лучше, – это люди, не ощущающие ни родства, ни корней, не говоря уже о чувстве благодарности к своим наставникам, своим товарищам. Такому сегодня хорошо в одном клубе, завтра – в другом.

Я не представлял себя ни в одной другой команде, кроме «Спартака», хотя жизнь, случалось, и подбрасывала соблазны.

В 1951 году Нетто, Ильин и я поехали после трудного сезона в Кисловодск на отдых и лечение – у игроков всегда предостаточно травм и разных прочих болячек. Грязевые и нарзанные ванны, прогулки к Большому и Малому седлу, к Храму воздуха, к изумительному Хрустальному пруду… Так прошла первая беззаботная неделя. Почти каждый день ходили в кино, и вдруг во время сеанса слышу: «Симонян! На выход!»

Выхожу и вижу Михаила Степаняна, адъютанта Василия Сталина, командующего ВВС МВО. Мы были знакомы, и я, естественно, воскликнул: «Какими судьбами!»

– Есть разговор, – сказал он. – Но, конечно, не здесь. Сядем в машину.

Вскоре мы были на одной из дач. К моему удивлению, я увидел там и другого сталинского адъютанта – Сергея Капелькина, в прошлом футболиста команды ЦДКА.

– Тебя приглашают в команду ВВС, – сразу же сообщил мне Степанян.

– Но я не собираюсь уходить из «Спартака».

– Представляешь, какой сдвоенный центр составите вы с Севой Бобровым! – сказал Капелькин, сделав вид, что не услышал моих слов.

– Я преклоняюсь перед Бобровым, играть рядом было бы большой честью для меня, но и в «Спартаке» – отличные партнеры, к тому же многие из них – мои друзья.

Капелькин и Степанян переглянулись, помолчали. Чувствуя, что я тверд в своем решении, сменили тактику:

– Слушай, если мы вернемся без тебя, командующий рассердится, сочтет это невыполненным заданием. Представь, что с нами будет. Можешь ты, в конце концов, нас выручить? Ведь он послал за тобой спецсамолет, на нем мы и прилетели. Так вернемся в Москву вместе, ты сам все скажешь Василию Иосифовичу, останешься в своем «Спартаке» и нам сделаешь доброе дело.

В Минеральных Водах нас и впрямь ждал самолет. Укрылись мехами – в воздухе было холодно – и через пять часов приземлились на поле Центрального аэродрома. Нас встретил полковник Соколов, начальник спортклуба ВВС, и мы сразу поехали в особняк на Гоголевском бульваре.

Меня провели в гостиную. Вскоре туда вошел Василий Сталин. Устроившись на диване, пригласил меня присесть рядом:

– Ну, вот что, я поклялся, что ты будешь в моей команде. Сам понимаешь, клятв часто не даю. Так что жду ответа.

В тот момент я ни о чем другом не думал, твердо знал одно: хочу остаться в «Спартаке». Так и сказал.

Все смотрели на меня с испуганным недоумением. Василий Сталин, помолчав, отрезал:

– Ладно, иди.

Я обрадовался, что все обошлось, что разговор был таким коротким. Однако внизу у выхода меня догнал один из адъютантов и попросил вернуться. Вернулся, и хозяин особняка спросил: может, я боюсь препятствий со стороны московских городских властей? Если это так, то он все уладит. Я ответил, что не сомневаюсь в этом, но меня воспитал «Спартак», поэтому вижу только одну возможность играть в футбол – играть за свой клуб, не могу предать тренеров, ребят.

Снова наступила тишина, и я услышал:

– Спасибо, что не стал здесь вилять, сказал, что у тебя на душе. Правда лучше всех неправд… Иди играй за свой «Спартак».

Я помчался домой, а через полчаса раздался звонок в дверь. «Неужели опять за мной?» – подумал, открывая. На пороге стоял молоденький солдат:

– Вам билет в Кисловодск и обратно.

Попытался было заикнуться, что мне не надо обратного билета, сам его куплю, – я просил лишь отправить меня в Кисловодск, но солдатик отчеканил: «Не могу знать, приказ командующего», – и удалился.

Через три дня, вернувшись в санаторий, решил разыграть Игоря с Анатолием. Рассказал, где был, и добавил, что перед ними игрок команды ВВС. Они смеялись: «Ладно, не валяй дурака!» – а когда я заставил их поверить, Игорь, помрачнев, изрек: «Спартаковские болельщики тебе этого не простят. Набьют физиономию и правильно сделают!» Пришлось сразу идти на попятную – рассказать все как было. Удивлялись размаху мецената – самолет посылал, порученцев с большими звездами на погонах, – смеялись.

Во многих отношениях футболисты ВВС жили лучше, чем мы. Мгновенно решались их бытовые нужды – кто откажет Василию Сталину? У всех были офицерские звания, стало быть, и денег побольше. В будущем ждала бы меня ранняя и немалая пенсия за выслугу лет, что для футболиста, который не знает, как сложится жизнь, когда закончит играть, тоже немаловажно. Я бы уже давным-давно ее получал, дослужившись до полковника. Так, может, зря я тогда?.. Нет, и сейчас, хоть с возрастом человек делается практичнее, стою на том же – не зря. Не только ребятам бы изменил, нашей дружбе, но невольно и спартаковским принципам, которыми мы дорожили. Новая команда, новое окружение – это, как говорится, другая форма для отливки. И человеком я, наверное, был бы сейчас несколько иным. Не жалею, что остался спартаковцем.

А болельщики мне действительно не простили бы. Может, и обошлось бы без мордобития, но в глазах людей, которые не были мне безразличны, я многое потерял бы.

Поклонников «Спартака» отличает редкое постоянство. Мой друг Алексей Михайлович Холчев, инженер, из шестидесяти прожитых лет пятьдесят болеет за «Спартак». Зная, что работаю над книгой, отложил все свои дела, пришел – беспокоится, что не все расскажу о его любимой команде, упущу что-то важное. Сел на диван:

– Надо обязательно написать, как ты от многого отказывался во имя футбола, как ты многим жертвовал.

Алексей Михайлович – романтик по натуре, и лексика у него романтическая. Наверное, если от чего-то и отказываешься ради любимого дела, то это не воспринимаешь как жертву. А работа, тренировки до ночи… Так ведь все мы в «Спартаке» работали немало. Тот, кто себя щадит, не добьется успехов в футболе.

Многие футбольные навыки обретаются в ранние годы. Я уже говорил, что с детства появились у меня нацеленность на ворота и жажда забивать. И я уже тогда ставил удар: не хотелось мазать. И в «Спартаке» особое внимание уделял удару по воротам. Иногда работал у батута, чаще с партнерами, благо никого из команды не приходилось уговаривать составить компанию – многие оставались после тренировки. Просил накидывать мне мячи слева, справа. Иногда кто-то из игроков имитировал сопротивление, чтобы отработать уход из-под опеки, научиться действовать в обстановке строгого надзора. Но главным оставался удар. Ставил цель затрачивать на него минимум времени, доли секунды – в два такта, в один такт: остановка и тут же удар, или удар в одно касание. Удар с ближней ноги, которому учился у Николая Дементьева, но так и не достиг его совершенства. Обычно, если мяч идет справа, все ждут, что ты пробьешь левой ногой – так удобней. А удар ближней к мячу ногой всегда неожидан для соперника, для вратаря, они не успевают сориентироваться…

Придя на стадион, все увлекались, порой только сумерки, сгустившиеся над Тарасовкой, заставляли покинуть поле.

Конечно, многое у футболиста зависит от интуиции, которая тоже в общем-то развивается в детстве. Впоследствии я смог разобраться в интуитивном действии, выделить основные правила, объяснить их другим. Но не всегда это возможно – разложить по полочкам все движения. Григорий Иванович Федотов, который владел удивительным ударом (корпус клал почти до земли, и мяч шел, прижавшись к газону, никогда не летел выше ворот), не мог объяснить его теоретически. Показывал сколько угодно – пожалуйста, смотрите, учитесь. Но как повторить Федотова?