Жажда всевластия - Синицын Станислав. Страница 38

В Париже он поддержал образ искусствоведа — облазил половину Лувра, был в Тюильри, долго кружился по тесным улочкам, хотя они давно были перестроены, вычищены автоматическими уборщиками и освещены по последней моде. Умудрился получить консультацию у живого историка и ушел от него с гигабайтами скачанных набросков, гравюр и малоизвестных картин того периода. По совету диска, данному ещё за работой, прикупил дополнительный комплект мушкетерского снаряжения — первый почти неизбежно подлежал уничтожению.

Но вот подошло время, Гринтауэр в Люксембурге, и надо платить по счетам. Ах как его преследовал страх провокации собственной службы безопасности! Как тряслись его поджилки перед столь необходимой для заказчиков речью. Если он выступит в защиту оплаченной позиции, это будет необратимый поступок, уже достаточно серьезный компромат, от этого так просто не отвертеться и головомойкой не отделаться. Однако, если подумать, Рубикон уже перейден, необходимо просто следовать в русле событий, иначе заказчик найдет способ сожрать его. Как он рвал на себе волосы, что начал работать с портретом до необходимой расплаты! Не будь этого — можно было бы кричать о грандиозной провокации, а тут сам, сам пригласил свидетелей! Но пусть мосты, которые он сожжет за собой, будут топливом для костра его славы. Ведь заказчик мог и обмануть, и сведения с диска могли испариться в следующую секунду после голосования. Для лучшей жизни чем-то надо жертвовать, как-то надо рисковать.

И вот в одном из новых люксембургских офисов, отстроенном в псевдоклассическом стиле, в числе многих других разбираемых вопросов идет последний этап переговоров. Каждая из сторон уже выдвинула свои аргументы, они известны потенциальным партнерам.

— Господа, я еще раз проанализировал этот вопрос и считаю — мы должны принять бартерную сделку. Возможности получаемой технологии недооценены. Я настаиваю на принятии положительного решения... — После первых слов зубы перестали лязгать, пришла уверенность и легкость слога.

Он говорил еще много, достаточно аргументированно и красноречиво. Содержание его речи никого не убедило, на принятие решения повлияла ее форма: кто-то решил, что он выражает завуалированную позицию дядюшки, другие подумали, что Гринтауэр пытается начать независимую карьеру, и сочли правильным подыграть ему на первом этапе. Бартерная сделка состоялась.

Паоло, почти не расстававшийся с диском, помчался через океан, обратно в «Сиреневый бабуин». Еще неделя бешеной работы дала целиком законченный портрет, который уже можно было демонстрировать публике. Первым полноценным зрителем, как можно догадаться, был его дядюшка, в чей дом и приволок картину беспутный племянничек.

— Хм-м... А знаешь, впечатляет... Одобряю... — Дядюшка получил приятный сюрприз, так порадовавший его среди бесконечных медицинских процедур.

— Дядя Генри, вы не против, если я представлю автопортрет на том приеме, что вы устраиваете через пять дней? — Голос Паоло был одновременно заискивающим и преисполненным сознания собственного успеха.

— Пожалуй, это будет неплохо. — Дядюшке тоже захотелось похвастаться эдаким достижением своего родственника.

Все пошло своим чередом — через месяц раскрученный «Автопортрет молодого человека в костюме мушкетера» ушел за сумму, почти немыслимую для рядового художника. Мундир-кукловод был уничтожен еще раньше — почти сразу после окончания работы.

Гринтауэр не был таким уж глупым и самонадеянным прожигателем жизни. Большую часть полученных средств он бережно вложил в предприятия повышенной надежности. Еще умнее Паоло обошелся с полученными знаниями: рисовал почти каждый день, старался не выходить из формы, изображал поиски новых путей. На диске было еще довольно много набросков к его портретам в виде испанского инквизитора, нищего, пирата, лондонского денди, китайского императора и еще десятка персонажей. Они не были законченными произведениями, Паоло надо было самому угадать выражение их глаз, детали костюмов, расположение предметов на заднем плане. Это превратилось в его основное хобби, приносящее деньги. В мире живописи он становился модной фигурой.

По причине соблюдения конфиденциальности, сохранения тайны диска он тщательно охранял мастерскую, превратив «Сиреневого бабуина» в небольшой бункер. Влияние Гринтауэра в компании падало, снабдившие Паоло искусством живописца силы потребовали еще нескольких выступлений в защиту самых разнообразных сделок, но его слово значило в советах менеджеров уже слишком мало. Последовавшая вскоре смерть дядюшки и изгнание племянника со всех значимых постов почти ничего не изменили в жизни Гринтауэра — он окончательно стал художником. В конце концов он уничтожил исходный диск.

Слава его с годами утверждалась все больше, манера рисовать исключительно автопортреты в костюмах разных исторических эпох получила его имя, малоизвестный живописец прошлого, основавший этот стиль, был почти забыт.

И все шло прекрасно, богемная жизнь удалась. Вот только в архивах и запасниках одного зеленоградского института хранились совместные работы трех бедных, но талантливых студентов Академии художеств. Сами они давно потратили полученные деньги и с чистой совестью забыли этот эпизод своей биографии. А в файле, содержащем все эти сведения, было маленькое примечание: опубликовать все материалы через десять лет.

Люди, затеявшие эту изящную интригу, не хотели разбрасываться культурными ценностями страны.

Глава 12

Мы свое дело сделали

Курортный месяц был в самом разгаре: все добропорядочные обыватели, от самого мелкого, грязного и затурканного дворника, чудом сохранившегося в пыльных переулках большого города, и до лощеных высших чиновников, хотят отдыха, расслабления, выпадения из круговорота привычных забот. Контрапунктом всеобщей неги выступают люди, которые обеспечивают всю эту радость или ею пользуются: швейцары и вагоновожатые, поголовно все жители курортов и воры, обчищающие пустые квартиры. Все могут быть довольны друг другом в этой тотальной гонке за удовольствиями, даже ограбленные ничего не знают, пока не вернутся к разоренным очагам.

Но всегда, в любом августе, есть люди, которые отказывают себе в удовольствии не для того, чтобы зарабатывать на удовольствиях других. Некоторым просто не повезло, и они должны стоять на вахтах, поддерживать жизнь заводов и ежедневные потребности городов. Это вторые замы, младшие помощники и начинающие стажеры. А другие, как мы, так заняты своими делами, что им почти нет дела до всеобщего отдохновения.

Гонка вступила в такой этап, что требовала от своих участников почти всех наличных сил, — она давила на психику, выматывала разум, не давала спать по ночам. Она обещала, звала и манила близким отдыхом, а нам все было мало, мы мчались на всех парах и не собирались останавливаться.

Уже месяц как у нас есть свой ИИ. Происхождение его темно, запутанно, и достоверно известно очень немногим. В один прекрасный день нас созвали на очередную оперативку, и Аристарх, довольно потирая руки и вприпрыжку прохаживаясь между столами, заявил, что мы теперь богаты. Математикам нет нужды добывать себе пропитание, отправляясь в шахты и тем отбирая электричество у горных комбайнов. Официальная версия гласила, что эта программа была арендована у какого-то филиала Чикагской Информационной Академии. Но какая аренда возможна в таких условиях, когда математики уже через несколько дней соорудили модифицированный образец ИИ? Это все равно что взять во временное пользование, эдак на месяц, все оборудование монетного двора. Да и стоить подобная услуга должна была совершенно феерическую сумму, каковой институт не располагал. Возникли самые фантастические предположения. Два самых разумных гласили, что или институт сдал все наработки по другим темам, которые у нас имелись, в обмен на ИИ, или Шпиону удалось как-то легализовать свое очередное воровство. Факт тот, что у нас за это время побывало рекордное количество посетителей, а были ли это в действительности недовольные продавцы или довольные ревизоры из ОРКСО, судить не берусь.