Жажда всевластия - Синицын Станислав. Страница 43

Мне казалось, что с тех пор, как я вышел из детства, я всегда безошибочно мог различить таких. Нет, я их не презирал, как можно так относиться почти ко всем своим знакомым? Я твердо решил не быть таким, как они. Нельзя мечтать о недостижимом, но нельзя жить и без мечты. Я умел не хотеть слишком многого. Я выбирал в жизни только достижимые цели, но к ним шел не останавливаясь. И я достиг этого — у меня есть свое маленькое счастье, тихий, отдельный рай. Но одновременно я не хотел быть зашореным обывателем, я хотел знать. Образование дало привычку к вечному скепсису, к расчету вариантов. Уже тогда я достаточно понимал в мировых событиях.

Первый раз я насторожился за год до того собеседования, да, пожалуй, так. Далеко, в Массачусетском технологическом, состоялся симпозиум, семинар или что-то в этом роде по теме искусственного интеллекта и нейробиологии. Далеко не бедные коллективы ученых состязались за получение еще больших денег. На таких сборищах в обычае громко крикнуть о своих достижениях, и если ты крикнешь громче соседа, явно при этом не солгав, то деньги отойдут к тебе. И вот предводитель не самой богатой, но по нашим меркам не бедной лаборатории при ныне всем известном колледже понял, что его второстепенные заготовки мало кому нужны. Его затрут нахрапистые молодые коллеги, и надо показывать козыри. Конечно, он мог бы тут же выйти на трибуну и произвести сенсацию, но законы научного шоу требуют сообщать корреспондентам о научных революциях мирового масштаба без присутствия оппонентов.

По возвращении домой он разразился серией указаний неделю лаборатория готовилась к пресс-конференции, наконец он собрал репортеров и высоким рекламным стилем сообщил им, что теоретически доказана возможность преобразования матрицы сознания человека в компьютерную программу. Да-да, та старая фантастическая возможность, предсказанная философами еще несколько десятилетий назад. Судите сами: ведь мышление — процесс, а процесс можно описать математически, математическое описание легко превращается в программу. Все это кипение страстей, жажду жизни, холодный рассудок и яркое вдохновение можно изложить в цифрах.

Такое было уже не один раз: когда-то звездное небо казалось людям пределом сложности и запутанности, но сейчас человек, посмотри он на ночной небосвод без телескопа, увидит только поименованные, сосчитанные звезды, ход которых расписан на столетия вперед. Как восхищались поэты чудесными парусниками, бороздившими океаны, но потом пришли паровые катера, еще позднее дизели, и сейчас лишь исторические клубы и романтики ловят на море ветер. А что могло сравниться с поэтичностью полета, как воспевались птицы, царящие в воздухе? Но уже больше ста лет военные самолеты рассекают голубизну небес. Сейчас очередь дошла и до человеческих душ. Познание неумолимо.

Я все сидел за столом в моем кабинете и вспоминал репортаж годичной давности. Стефан Клиометриччо, этот боров благообразной внешности, со значительным видом разглагольствовал на фоне обычной лабораторной неразберихи, театральным жестом показывая на загорающуюся огнями установку. И хоть умом я уже тогда понимал, что в этом слишком много шоу, что рукой он машет в сторону какого-то вторичного агрегата и все это оборудование передвигали десятки раз в поисках выигрышной композиции, — действие меня захватывало.

— Повторяю, мы еще не можем осуществить этого, и никто не сможет в ближайшие годы. Мы доказали только теоретическую возможность, причем в самой общей форме. Но в принципе это реально... — Он говорил что-то еще, слегка жмурился от щелчков фотовспышек и улыбался.

— Профессор Клиометриччо, как скоро вы планируете начать эксперименты?

— Экспериментальная база находится в стадии подготовки, но опыты на простейших могут пройти уже до конца года.

Толпа журналистов заволновалась, как море, покрытое барашками камер и микрофонов.

Несколько недель заняли проверки, дублирующие расчеты и эксперименты, не слишком успешные попытки объявить все это уткой и саморекламой. Какие-то горячие головы, представляющие государственные интересы Штатов, обладатели стального взгляда, больших звезд и внешне безукоризненной репутации, даже попытались замять дело, прикрывшись фиговым листком секретности. Чистый атавизм, если трезво подумать: информация разошлась широко, так что с самим Клиометриччо, героем сенсации, почти ничего нельзя было сделать.

Это было начало Гонки, которая идет и сейчас, это был пистолетный выстрел, по сигналу которого неспешные ранее приготовления превращаются в ежедневную работу сотен людей. Мир разделяется на тех, кто принимает в ней участие, и остающихся на обочине истории. Скромные пожертвования и скудные ассигнования становятся полноводной финансовой рекой, а общество, которое до этого не интересовалось проблемой, жадно поглощает любую информацию о ней.

В тот день у меня родилась мечта, она соткалась из неощутимого недовольства монотонностью жизни, она слепилась из понимания, что таким счастливым незаметным семьянином я и умру, она выкристаллизовалась из жажды нового. Я должен добиться бессмертия. Это станет моей судьбой, такой мечте можно посвятить жизнь.

Был ли это страх смерти? Наверное, нет. До тридцати лет люди вообще мало думают о старости и дряхлости. Медицина продляет среднюю продолжительность жизни состоятельных людей прямо-таки с неприличной поспешностью. Я не был настолько богат, но явно не беден — у меня имелись все шансы на длинную старость. Просто было в возможности этого нового могущества что-то, чему я не мог сопротивляться, чего я хотел больше всего остального на свете. Моя давняя, еще детская мечта о собственном рае, о всевластии получила шанс на реализацию.

С самого начала я понял, что это мечта особого рода — с ней почти нельзя рассчитывать на прогресс. Обычно любая электронная финтифлюшка дешевеет со страшной скоростью. То, что сегодня мне недоступно, завтра можно будет купить за четверть цены, послезавтра это подарят на бесплатной рекламной акции. Но такая судьба ждет дешевые, штампованные веши. Когда речь идет о качестве, время тянется медленнее. Компьютер, не особо заботясь о его работе, можно перезагрузить, переукомплектовать, перепаять, на худой конец, — потому он и достается широким массам. А на сколько подешевел самолет со времен своего изобретения? Его ведь не отремонтируешь во время полета — надежность должна быть ежесекундной, постоянной. Стоит постоянная надежность дорого. И всегда будет стоить.

Электронное вместилище души разболтанным, хрупким или подержанным быть не должно. Джинны правильно делают, что не живут в кувшинах, их легко разбить. С медными лампами такую вещь проделать значительно труднее. Однако же количество медных ламп ограничено. Самолеты, за исключением откровенных кукурузников, тоже недоступны обычным инженерам. Компьютер, который примет мое сознание, должен быть надежно защищен как от внешних неприятностей, начиная от перепадов напряжения и заканчивая происками гуманистов, так и от всяческих чисто информационных гадостей — вирусов, спама, банальных сбоев программ и тому подобного. Такой компьютер не установишь дома рядом со своим любимым креслом — эдак можно помереть быстрее, чем в теле из плоти и крови. Вместилище духа должно стать настоящей крепостью, более долговечной, чем черепная коробка.

Нет, все не так безнадежно, качество тоже дешевеет. Медленно, осторожно, хотя и неуклонно. Качеству всегда требуются люди, а человеческий фактор не снижается в стоимости — только растет. Людей, правда, для обеспечения качества нужно все меньше, однако их число по-прежнему велико. Такие вещи всегда остаются достоянием богатых и могущественных.

Стать богатым? Легче сказать, чем сделать. Да я и сам ушел с этого пути, начинать по-новой нет особой охоты. Вернись я в торговлю, мне и за двадцать лет не накопить того количества денег, что принято называть капиталом: все давным-давно поделено, структурировано, выстроено. Сейчас в бизнесе не хватают лакомые куски, эта эпоха кончилась еще в пору моего детства, — там медленно делают карьеру. Многие пытаются выдумать что-то экстравагантное, экстраординарное и верхом на своей идее въехать в финансовую элиту. Как тот рыбак-конструктор, что придумал охотиться на рыбу с помощью телеуправляемого робота-щуки. Корпорации чудовищно неповоротливы, говорят такие карьеристы-самопрыги, вдруг вам удастся создать нечто новое — вы немедленно обогатитесь. Но большой бизнес компенсирует неповоротливость силой патентного права, мощью своих финансов и явным крючкотворством. Талантливый изобретатель, если его бизнес мало-мальски сложен, вынужден продавать его, как только на него упадут первые отблески славы. Иначе — надо продираться сквозь тысячи препятствий. Удается такое единицам, фанатично упорным и преданным своей идее. Что еще хуже — одного упорства мало. Одно-два изобретения в тяжких муках создать может любой человек, но чтобы жить за счет этого, надо выдавать новые идеи постоянно. Подобное возможно или в области развлечений, где я не силен, или в технологии и науке, но здесь даже для начала требуются большие деньги. Получается замкнутый круг, из которого можно не вырваться и до смерти, оставаясь безвестным изобретателем, ожидающим улыбки судьбы, или владельцем маленького, но солидного предприятия. Карьера Билла Гейтса, Кромерперта, Цу Ю и подобных им делается людьми с большими, чем у меня, предпринимательскими талантами. Можно стать могущественным: начать политическую карьеру, основать секту, стать знаменитым художником или писателем, владеющим сердцами людей. Хорошая мысль, только в политике слишком большая и жестокая конкуренция, дурачить народ сказками про ауру и тонкий мир много лет подряд — так и самому свихнуться можно, а самобытных художников и уникальных писателей развелось столько, что их только на фонарях не вешают.