Вереница - Синклер Элисон. Страница 9

– А пошли вы! – заявил один из юнцов, но вся шайка начала понемногу отступать от Софи в сторону.

– Доктор! – раздался голос санитарки. – Если хотите, пойдемте с нами. Там вы не будете в одиночестве.

Софи схватила нож и миску и, впопыхах проливая воду и роняя сухой корм, сунула их в рюкзак. Ее трясло. Это из-за удара ножом, подумала она. Удара без раздумий и колебаний. Мысли о Рэйчел и о том, что эта дура сделала ради своей собственнической любви, довели ее до бешенства – и как только появился повод излить накопившуюся злость, Софи схватилась за нож. Теперь ей было ужасно плохо.

– А мы как же? – раздался из мрака дрожащий девичий голос.

– Сегодня останетесь здесь, – ответил ей один из подошедших с отчетливым и резким восточноевропейским акцентом. – А завтра видно будет.

– Она его порезала!

Софи, пошатываясь, зашагала вперед, подальше от неудачливых грабителей, и вздрогнула, почувствовав, как кто-то к ней приблизился.

– Все в порядке, – раздался голос санитарки. – Это Адриен ла Флер. Мы с вами уже встречались. Идите за Стивеном, у него глаза, как у пантеры. Сейчас безопаснее держаться вместе – по крайней мере пока все не утрясется.

– Утром, – сказал голос с акцентом.

Во тьме то тут, то там вспыхивали слабые огоньки. Кое-где горели небольшие костры. Тишину прорезали оклики людей, искавших друг друга, резкие вопли или рыдания, тихие разговоры и стоны, которые тут же смолкали, придавленные тьмой и необычностью обстановки. Где-то вдали пьяные голоса распевали походную песню с множеством куплетов. Софи сосредоточилась на ходьбе, стараясь не спотыкаться под бременем рюкзака и сжимая корзинку с ее живым и беспокойным грузом.

Увидев призрачное свечение во тьме, Софи подумала, что это галлюцинация. Но нет, перед ней был импровизированный указательный знак – флюоресцирующие детские наклейки, налепленные на шест и образовавшие что-то вроде тотемного столба.

– Кто это? – спросил голос.

– Не зажигайте лампу, – отозвался Стивен. – Вы мне глаза попортите. Вот, привел еще одну заблудшую овечку.

Остальные задержались возле тотемного столба, а Стивен проводил Софи, лавируя между спящими вповалку телами. Очевидно, подумалось Софи, это остатки толпы, привлеченной смертью; покойник наверняка лежит где-то рядом. Стивен заверил ее, что здесь ей будет хорошо, и оставил устраиваться на ночлег. Мелисанда яростно царапала стенки корзинки. Люди вокруг начали недовольно ворчать. Софи сдалась, подняла дверцу и выпустила Мелисанду.

Позже кошка разбудила Софи, тыкаясь в нее носом и влажными от стенных водопадов лапами, пока хозяйка не повернулась и не легла на спину. Мелисанда привычно устроилась у нее на груди, и Софи вновь уснула, убаюканная нежным урчанием.

7. Морган

Он не помнил, когда закрыл свой блокнот, сбросил его с колен, а пиджак – с плеч и улегся на зеленое покрытие, смежив усталые веки. Большинство членов отряда уже спали – в пещере или около выхода, не считая четырех часовых. Как выразился Акиле Рахо, такой охране могли бы позавидовать монашки в монастыре.

Как ни странно, Моргану приснилась Земля. Он сидел у компьютера в своей лаборатории. Он знал, что это его лаборатория, хотя все помещение скрывалось в белом тумане. На экране змейками извивался, раскручиваясь и скручиваясь в кольца, шестиугольник из ярко-синих линий. Внизу было что-то написано, но ни текст, ни клавиатура не были английскими и вообще не походили ни на один земной язык. Морган пытался нащупать пальцами знакомые клавиши, однако не мог их найти. А синие линии все извивались на экране – и он должен был закрыть эту программу.

“Счастливчик Кекуле! – подумал Морган, проснувшись и вспомнив загадочную картинку на экране. – Приснились змеи – а наутро открыл формулу бензола”.

– Вот черт! – пробормотал он вслух, ощущая знакомую боль в правом глазу.

Нащупал в кармане брошенного на рюкзак пиджака бутылочку имитрекса и проглотил одну капсулу, не запивая водой.

– Что с вами, проф? – тихо спросил Эй Джи.

– Мигрень, – коротко откликнулся Морган.

Эй Джи ответил еще более кратким кивком. Перед отлетом, несмотря на то что он по восемнадцать часов в день проводил на совещаниях, Эй Джи нашел время, чтобы поговорить с Морганом о его нечастых, однако сильных мигренях. Морган боялся этого разговора, считая его прелюдией к исключению из списка кандидатов. Что вы будете делать, если у вас кончатся лекарства? “Наверное, вам придется меня пристрелить”, – ответил Морган, и это была шутка лишь наполовину. Эй Джи ее не поддержал и совершенно серьезно посоветовал Моргану взять с собой запас на десять лет. “Не исключено, что мы улетим надолго”, – с бесстрастным видом заявил сержант.

У него, как и у остальных членов отряда, была незаурядная способность все раскладывать по полочкам. Вызвавшиеся добровольцами в самое длительное и странное из всех путешествий в истории человечества, они, казалось, верили в одно из двух: либо они вернутся с победой, либо не вернутся вовсе. Все они были холостые, хотя у некоторых были подруги, а у одного или двоих – дети. Морган как-то случайно услышал, как они строят планы на будущее, на ближайший год и на случай смерти одновременно. Обсуждали, как отметить следующий день рождения ребенка и когда пропавшие без вести признаются умершими по закону. Сам Морган полностью перечеркнул свою жизнь: уволился с работы, продал машину (небольшая потеря; только волшебник или помешанный на машинах юнец мог бы проездить на ней еще зиму) и отдал всю одежду, которую не взял с собой, в благотворительное общество. Книги, записи музыки и диски с компьютерными программами он переслал своей племяннице Хэтэуэй, хотя и не представлял себе, зачем они ей. Единственный предмет, по которому она успевала, было рисование. Сестра Моргана говорила, что учителя поражаются тому, с какой яростью девочка отстаивает свою самобытность и внутренний мир. Впрочем, у племянницы Моргана была еще одна страсть – к космическим исследованиям, и он всячески поощрял ее, “Черт бы побрал эту девчонку! – в приступе жалости к себе подумал Морган. – Надо же было ей забеременеть так некстати! Могла бы отправиться со мной…”

Он на минутку представил себе, блаженно улыбаясь – несмотря на иголочку, покалывавшую глазное яблоко, – как Хэтэуэй снова ставит его в тупик элементарными и вроде бы такими естественными вопросами, которые доводили до белого каления учителей. И которые не раз подсказывали Моргану решение технических проблем, мучивших его до одурения. Но он не имел права желать, чтобы семнадцатилетняя девочка, даже не будь она беременна, отправилась с ним в это путешествие в один конец.

Однако, хотя Морган и предполагал, что не вернется, он не оставил никаких распоряжений на случай смерти. Вот разница между ним и остальными членами команды. Они были совершенно уверены – Морган полагал, что эту уверенность им вдолбили, – что их невозвращение означает смерть. Если они не сумеют вернуться домой – значит они погибли здесь, на вражеской территории.

В пещере бесшумно возник часовой и о чем-то пошептался с Эй Джи – судя по голосу, Эдвард Иллес. Поскольку часы у всех стояли, Иллес, получив указания от Эй Джи, начал будить смену. Люди заворочались, недовольно заворчали, кто-то пнул Иллеса в ребра ногой. Потом кто-то слишком близко прошел мимо Моргана с лампой, и иголка в глазнице раскалилась добела. Он накрыл лицо полой пиджака. Соприкосновение с материалом было болезненным для кожи – побочный эффект лекарства.

Тьма и тишина почти оглушали. Так же тихо было, пожалуй, только в горах, куда Морган ездил в отпуск с коллегами по лаборатории из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Там они подвыпили, и эхо пьяных разговоров еще долго раздавалось у Моргана в ушах вместе с отдаленным колокольным перезвоном. Но даже в горах было слышно поскрипывание бревенчатых полов, ветви деревьев шелестели на ветру, на крышу то и дело со стуком падали сосновые шишки… Здесь тишина была абсолютной.