Сапфировая скрижаль - Синуэ Жильбер. Страница 48

— Я знаю лишь, что пятьсот солдат под предводительством бывшего раба, вольноотпущенника Тарека ибн Малика, пересекли пролив. Но какое отношение ко всему этому имеет эта Флоринда?

— Незадолго перед этим в Танжер к Мусе ибн Носиру, начальнику Тарека, приехал посланец от графа Хулиана и растолковал ему, насколько легко завоевать Испанию военачальнику, чья армия находится так близко от Полуострова. Он пообещал Мусе, что если тот пожелает пересечь море и прийти на землю Испании, то получит в лице правителя Сеуты и его войска надежных проводников. Тарек захватил Карфаген, потом проследовал дальше, настиг Родерика с его войском на берегах реки и разбил. Честь прекрасной Флоринды была отомщена! — Напялив сандалии, он подытожил, криво улыбнувшись: — Теперь вы видите, причиной — хотя и косвенной, признаю, — каких несчастий могут оказаться те самые женщины, которых вы столь рьяно защищаете?

Сарраг задумчиво покачал головой.

— Теперь я понимаю, что имела в виду сеньора Виверо… — Монах удивленно дернулся. — Должно быть, вы повстречались с одной из потомков этой самой Флоринды. И она за отсутствием возможности спровоцировать завоевание Испании завоевала каждый город вашего тела и каждую реку вашей души… Это большое счастье. Вы меня успокоили. Вы все же человек из плоти и крови.

Вокруг фонтана шумела ярмарка под открытым небом: скотоводы из Месты, земледельцы, поденщики, торговцы шерстью, шелком-сырцом и перчатками, надушенными амброй из Сьюдад-Реаль, солью, вином и маслом. Все это пестрило калейдоскопом красок, оглушало звоном голосов.

Варгас с Саррагом обошли весь этот шумный бедлам и устроились в сторонке, примостившись на парапете возле башни, откуда была видна вся площадь.

Некоторое время они молча наблюдали за столпотворением.

— Джабал-эль-Нур, — пробормотал Сарраг. — Гора Света. Эта фраза из третьего Чертога не выходит у меня из головы. За крепостными стенами бежит дорога, ведущая в Джабал-эль-Нур. Я по-прежнему убежден, что Баруэль намекает на какую-то вершину, возвышение.

— Однако вчера вы, как и я, убедились, что никто из опрошенных нами понятия не имеет о горе под названием Свет. Даже хозяин постоялого двора, местный уроженец, заверил нас, что отродясь ни о чем подобном не слыхивал.

— Может быть, расшифровка символа как-то связана с остальным текстом, который базируется, в свою очередь, на суре «Паломничество», восемнадцатый айат: «Ужель не видишь ты, что поклоняется Аллаху все в небесах и на земле: Солнце, луна, небесные светила, твердыни гор, деревья, звери, и множество людей?»

— Скорее всего вы правы. Связь существует. Но как ее обнаружить? Название суры «Паломничество» мне не кажется имеющим скрытый смысл. Поскольку чем еще является наша поездка, как не путешествием по религиозным причинам и во имя поклонения? Но к чему истязать себя гаданием? Если раввина не освободят, совершенно не важно, отыщем мы эту Джабал-эль-Нур или нет. — Он осекся, и лицо его скривилось. — Да куда же запропастилась сеньора Виверо? Только бы и с ней тоже чего не случилось!

Сарраг улыбнулся уголком губ, но от комментариев благоразумно воздержался.

Вокруг них волнами двигалась толпа. Вон там торговец шелком размахивал платком, здесь кожевенник, активно жестикулируя, старался убедить потенциального покупателя в высоком качестве продаваемой им кожи. Народ сталкивался друг с другом, здоровался, между ногами взрослых сновали ребятишки. Внезапно внимание Саррага привлекло одно конкретное место. Стоящий перед лотком мужчина щупал апельсин. Среднего роста, лет примерно тридцати. Его лоб пересекал длинный шрам.

— Странное дело… Вы верите в совпадения? — Он указал пальцем. — Вон тот человек, между двумя крестьянками в национальных басконских юбках. Я его вижу уже второй раз. Первый раз — в Херес-де-лос-Кабальерос, в той харчевне, где играл гитарист.

— Между двумя крестьянками, говорите? Не вижу…

— Ну, как же! — Сарраг поднялся. — Вон там!

И в тот же момент понял, что незнакомец испарился.

— И все же я его видел. — Снова усевшись, он пробурчал: — Я начинаю думать, не следят ли за нами.

— Потому что вы в этом не уверены?

— Что? Вы хотите сказать…

— Господи, шейх, ну как вы можете в этом сомневаться? Неужели пожар в библиотеке не заставил вас задуматься?

— Должно быть, мне не хотелось верить, что это было преднамеренное действие. Но ежели подумать, то так оно и есть. Кто-то идет по нашим следам. И этот тип — тому доказательство. — Он потер шершавую щеку и возопил: — Только этого нам и не хватало! Кому нужно нас уничтожить? И почему? — Он вдруг замолчал, а потом с удивленным восторгом провозгласил: — Эзра! Хвала Аллаху, они выпустили Эзру!

И действительно, на площади появился раввин вместе с Мануэлой. И оба явно искали их двоих.

— Просто диву даюсь! Как ей это удалось?

— Во всяком случае, для человека, испытавшего «итальянскую мечту», наш друг выглядит не очень потрепанным, — куда более спокойно заметил монах.

Немного спустя они снова расположились в харчевне. Перед раввином дымилась миска овощного супа. Он схватил ее и поднес к губам.

— Это не идет ни в какое сравнение с доброй андалусийской асидой, но проведенная в каталажке ночь делает нас куда менее требовательными.

— Итак, — бросил Рафаэль, — они не только выпустили вас, но еще и принесли извинения. Это не очень-то похоже на агентов Инквизиции. — И обратился к Мануэле: — В конечном счете вы не успели вмешаться…

— Когда я пришла в тюрьму, то потребовала встречи с одним из судей. И мне, естественно, отказали. Я настаивала. И была на волосок от того, чтобы меня выдворили силой, когда во дворе появился Эзра в сопровождении двух фамильяров.

— Аллах велик, — произнес Сарраг. И спросил: — Но скажите мне, ребе… Вы утверждаете, что понятия не имеете, почему вас освободили. Но вы хотя бы знаете, почему вас арестовали?

Еврей покачал головой.

— Представления не имею. Впрочем, могу сказать — и вы удивитесь, — что камеры вовсе не такие ужасные, как я думал. Никаких мрачных подземелий или сырых подвалов. Ни цепей, ни вериг, ни железных ошейников. Ничего такого. Я удостоился отдельной камеры с побеленными и чистыми стенами, циновки, метлы и трех горшков с землей. К моему вящему изумлению, вечером меня накормили бараниной с рисом…

— Кошерной, надо полагать, — с иронией заметил араб. Но раввин вызова не принял и продолжил:

— Хотя страху там успеваешь натерпеться, и обстановка царит весьма мрачная. Жуткая. К тому же, когда я шел обратно по коридору между камерами, то заметил двоих детей. Им, должно быть, еще и десяти нет. Наверняка они там оказались вместе с родителями… Но какое это слабое утешение!

Пока раввин излагал свои злоключения, Мануэла вспоминала другое. Нескольким часами раньше она направилась к тюрьме с тайной надеждой, что человек с птичьей головой ее встретит. И он действительно появился на углу одной улочки, но далеко от того дворца, где она вчера прочитала ту странную надпись: «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда». Посланец Торквемады был вне себя. Он вкратце объяснил Мануэле, что раввин стал жертвой доноса. Кто-то сообщил фамильярам, что какой-то еврей изрыгает в церкви проклятия, причем в той самой, куда за Эзрой и пришли. Мендоса пребывал в ярости не столько из-за ареста, сколько из-за того, как это было проделано. Он считал точно так же, как Варгас: Инквизиция никогда не арестовывает подозреваемого, не проведя тщательного предварительного расследования. Поскольку Мануэла высказала удивление, что кого-то могут вот так бросить в тюрьму по одному лишь обвинению в богохульстве, Мендоса объяснил:

— Сеньора, есть эдикт, являющийся в некотором роде перечнем действий и слов, которые можно услышать из своего окна или стоя в дверях, на бойне или на огороде, подглядывая за соседом или заскочив к кому-то на огонек. И доносчику достаточно сообщить об одном из этих запрещенных деяний или произнесенных словах, чтобы тут же запустить следственный механизм.