Иван-Царевич и С.Волк - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 139

Он попытался ее разобрать, но значки были довольно мелкими, а бликующая под солнцем вода почти полностью скрывала даже сам факт наличия каких-то знаков, и поэтому, прочитав первые несколько слов – "Радость воды ощути перед" – он встал на бортик коленями, на всякий случай крепко ухватился за край руками и наклонился чуть вперед, желая узнать, перед чем же все-таки надо было ощутить радость воды предполагаемому читателю.

Но пальцы его соскользнули с мокрого камня, он покачнулся, окончательно растеряв остатки равновесия, и неуклюже, боком, полетел в воду.

Мир завертелся у него перед глазами, громадная прозрачная волна накрыла его, и он увидел звезды.

Чьи-то руки подхватили Иванушку, приподняли его и потащили в неизвестном направлении.

Он попытался открыть глаза, но то ли ресницы слиплись от воды, то ли веки свело от отчаянного зажмуривания, но это ему не удалось.

Он хотел остановить своих переносчиков, спросить, кто они, где он и что с ним произошло, но язык не слушался его, а мысли, хоть и подмокшие и отяжелевшие, все же умудрялись разбегаться в разные стороны как ошпаренные тараканы каждый раз, как он пытался собрать их воедино для составления простейшего вопросительного предложения.

Он подумал о том, чтобы постараться высвободиться, но сконфуженный и дезориентированный организм, так до сих пор и не понявший, тонул он только что, летал или был пропущен через соковыжималку, решительно отсоветовал ему это делать, сославшись на головокружение, тошноту, сердцебиение и прочее тотальное ухудшение самочувствия на грани с полным его отсутствием. Одним словом, бедный Иванушка испытывал на себе сейчас явление никому из его современников не знакомое – глубокий шок человека, еще несколько минут назад не подозревавшего, что слово "мир" имеет множественное число.

И тогда он расслабился и стал ждать, когда же его доставят туда, куда его собираются доставить, приведут в чувство, накормят-напоят (при одной мысли о еде желудок его энергично потер стенку о стенку) и начнут расспрашивать. Тогда уж и он своего не упустит...

– Эй, вы, голодранцы, куда это вы его несете?

Надменный, слегка гнусавый голос прервал блаженное Иваново полузабытье.

Несущие его остановились.

– Это наш брат. Он опять напился. Мы его несем домой, к матери – пусть проспится.

Брат?!.. Кто – брат? Какой брат? Голос отвечавшего не был похож на голоса ни Дмитрия, ни Василия. А о существовании других братьев ему до сих пор известно не было...

– А-а... Ну, проваливайте. Не задерживайтесь здесь, среди благородной публики.

– Уже идем... Уже бежим...

Голоса раскланивались и заискивали.

– М-м-м... Ах-х-х...

– В себя приходит... Быстрее давай!.. – тревожно прошептал один из людей (Иван уже понял, что их было двое. Кроме того, он очень надеялся, что они были люди).

Парочка действительно побежала – путешествие стало более тряским и неудобным. Правда, вскоре оно завершилось.

Как куль с мукой, Ивана с размаха бросили на землю, и встретившись с пренеприятно твердым и острым камнем, неизвестно зачем в этом месте находившимся, его голова непроизвольно сказала "Ой".

– Смотрим бегом, может, он за нами увяжется! – опасливо пробормотал тот же голос, и две пары рук нервно зашарили по карманам Иванушки.

– Нет ничего...

– По-хорошему смотри!..

– Сам смотри.

– И верно – нет...

Иван почувствовал, как в голове его туман начинает медленно рассеиваться – наверное, от удара. Нет худа без добра...

– Такого добра на дороге как навоза! – разочарованно протянул второй, и выпустил из пальцев его амулет-переводчик.

– От... от... отстань... те... – с усилием приподняв голову, пробормотал Иванушка.

– Ничего нет... А с виду – приличный человек... Тьфу...

– Да ладно, Охр. Нет, и нет. Снимаем с него сапоги – и дуем отсюда. На бутыль кайшлыка у старого жмота как раз хватит.

– Пожалуй, больше нам ничего не остается... Хе-хе...

– Н-не... н-не...

– Р-раз-два!..

Иван ощутил, как его ноги взметнулись в воздух и тут же пребольно стукнулись босыми пятками о жесткую землю.

– Ах-х... – снова вырвалось у него мучительно, и от этого усилия вдруг даже приоткрылись глаза.

Замутненному взору его предстали два слоника.

Или зайчика?..

Или он все-таки, наконец, сошел с ума?

– Гляди, глядит.

– Пусть глядит. Если он попытается получить обратно свою обувку у старины Панта, это я бы на него хотел посмотреть.

– Пока, модник! – один из грабителей незлобно пнул его в бок, и оба они не торопясь перешли через дорогу и скрылись за дверями какого-то заведения. На то, что это было именно заведение, и ни что иное, указывали веселые вопли, хохот и громкая музыка, доносившиеся из окон без стекол и рам, завешенных шторами из чего-то, похожего на раскрашенную акварелью мешковину. Впрочем, музыкой вылетавшие из окон звуки Иванушка назвал весьма условно, и только потому, что это сопровождало смех и веселье в заведении с кружкой и бутылкой на вывеске. Для его же измученной головы это звучало так, как будто кто-то долго и мучительно спускался с потемкинской лестнице на копчике, а по окончании спуска ему же надели на голову медный котелок, поверх него – деревянную шайку, и начали затаскивать обратно за ноги.

"Вот это да..." – впервые за сознательный период мысли царевича хоть и неохотно и с оговорками, но начали собираться в привычном месте. "Ничего себе... Сходил погулять, называется... Розовые слоники... Зеленые человечки... Интересно, можно заболеть белой горячкой на трезвую голову?.. Или это осложнения после старой простуды?.."

В это время дверь трактира открылась, и из него вышли те же двое, но с большущей и, судя по виду, тяжелой бутылью в руках.

Иван понял, что они те же, потому, что они приветливо помахали ему и улыбнулись, как старому знакомому.

Он как-то читал, что белым все люди с черной и желтой кожей кажутся на одно лицо, но все как-то не имел возможности в этом лично убедиться.

Зато теперь к этому списку он своею рукою мог бы приписать людей с кожей зеленоватого цвета, с заячьими ушами и носом-хоботом, свисающим до подбородка.

Людей, бесстыже пропивающих чужие сапоги.

Он сделал попытку встать.

Минут через десять эта попытка увенчалась бесспорным успехом, и он, раскачиваясь и балансируя, как моряк, впервые сошедший на берег после трехлетнего кругосветного плавания, галсами пересек узкую улочку и вошел в трактир.

Трактирщик, бросив опытный взгляд на его босые ноги, встретил его холодно.

– Пошел вон, бродяга, – посоветовал он.

– Я не бродяга, – сосредоточенно, стараясь не смотреть на еду, безвозвратно исчезающую в бездонных ртах посетителей за столами, ответил Иван. – Только что... Недавно... сюда приходили двое и приносили вам сапоги.

– Да? – приподнял бровь хозяин.

– Да. Это мои. Отдайте их мне, пожалуйста.

– Кайса, – обратился он к тощей старухе в ужасно-фиолетовом платье, протирающей кружки у противоположного конца стойки. – Нам какие-нибудь двое приносили сегодня какие-нибудь сапоги?

– Не так давно, – подсказал Иванушка.

– Что у нас тут, базар? – неприязненно отозвалась хозяйка, не поворачивая головы. – Нет у нас никаких чужих вещей.

– Ты слышал – нет, – любезно продублировал трактирщик.

– Но я видел, как...

– Слушай, парень, тебе же сказано – нет, – из-за ближайшего стола, угрожающе шевеля ушами, стали подниматься четверо громил. – Давай, или делай заказ, или проваливай отсюда, не приставай к честным предпринимателям.

Пант (судя по всему, это был тот самый пресловутый скупердяй, которого упомянули в разговоре грабители) недоуменно повел хоботком – видимо, до него не сразу дошло, что под "честным предпринимателем" подразумевают именно его.

– Ты слышал, что тебе сказали? – поддержал, наконец, он своих незваных защитников. – Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за обед или выкупить свои шмотки – вали, пока тебя не вышвырнули.