Милая пленница - Скай Кристина. Страница 13

Закрыв глаза, Хоук прижался лицом к золотым кудрям и вдруг понял, что неумело пытается прочесть молитву… такого с ним не случалось с самого детства.

Он слышал, как снаружи шелестит ветер, как кричат чайки, кружащие над «Сильфом». Он вдыхал аромат жасмина, проклиная себя и горькую судьбу, вынудившую его прибегнуть к таким крайним мерам. Он ссутулился, поддерживая жену.

И тут вдруг Хоук заметил, как Изабель едва заметно шевельнулась. Это был лишь легкий трепет, пробежавший по ее плечам. Охваченный надеждой, Хоук резко вскинул голову.

Женщина снова пошевелилась. Он лихорадочно дрожащими руками захватил пригоршню воды и плеснул ей в лицо. Каштановые ресницы затрепетали, послышался слабый стон. Хоук снова плеснул водой ей в лицо и принялся бить жену по щекам.

— Ну же, просыпайся, черт побери! Борись, Изабель. Сопротивляйся мне! — Он еще и еще раз ударил ее по лицу и наконец был вознагражден тем, что слабая рука приподнялась, пытаясь остановить удары. Задохнувшись, герцог прижал ладонь жены к губам, шепча слова благодарности и ощущая, как теплеет ее влажная кожа. Он и сам был насквозь мокрым, и по его щекам стекали капли — но была ли это вода из ванны или слезы, Хоук не смог бы сказать.

Не обращая внимания на хлынувшие на его одежду и на пол потоки воды, Хоук поднял мокрую жену, перенес ее к креслу и усадил к себе на колени. Быстро набросив ей на плечи свою мягкую синюю куртку, он поднес к губам женщины кружку с горячим кофе, с нетерпением ожидая, когда же она откроет глаза.

— Ну-ка, открой рот и выпей кофе, черт побери. Это тебя согреет! — Он влил немного горячей жидкости сквозь ее сжатые губы, и она закашлялась, сделав глоток. — Обещаю, больше никакого лауданума не будет, — мрачно добавил он. когда ее кашель утих, он заставил женщину выпить еще кофе.

Медленно, постепенно краска возвращалась на ее щеки. Он почувствовал, как она обеспокоенно зашевелилась на его коленях, и новый всплеск желания пронзил его.

«Я заставлю погаснуть этот огонь», — поклялся он себе.

А Александра Мэйтланд, сидящая на его коленях, начала медленно возвращаться к реальности жизни. Она просыпалась, и ее чувства понемногу настраивались на окружающую действительность. Сначала она смутно ощутила покачивание шлюпа, острый запах морской воды, резкие крики чаек. Слишком холодно для Мадраса, рассеянно подумала она. И пахнет не так.

А потом девушка заметила кое-что еще. Почувствовала под собой напряженные мужские бедра, крупные руки, держащие ее… пальцы в своих спутанных, наполовину промокших волосах…

Нахмурившись, она попыталась освободиться от его объятий, встряхивала головой, чтобы избавиться от обрывков сна, плавающих в ее мозгу.

— Осторожнее, Изабель. Вряд ли ты сейчас сможешь идти. В низком голосе прозвучало что-то странное, затаенное…

и в то же время повелительное и холодное. Александра вспомнила этот голос, вспомнила и точеное лицо ее преследователя. И тут руки Александры натолкнулись на обнаженное тело, ее собственное тело! Она мгновенно открыла глаза — и увидела маленькую каюту, открытый иллюминатор, разобранную постель… И загорелое, мрачное лицо с задумчивыми серыми глазами.

— Бог мой, что вы сделали?! — вырвался у нее полный отчаяния крик.

На этот раз Хоук не стал удерживать ее, позволив женщине выскользнуть из его объятий. Сидя в кресле, он молча наблюдал, как она неуверенно дошла до стены и прислонилась к ней.

Александра чувствовала, что под его холодностью скрывается буря. И, вглядываясь в его бездонные глаза, молча молилась о том, чтобы он не сказал: случилось то, чего она боялась больше всего…

— Что я сделал? — Хоук мрачно рассмеялся. — Похоже, я спас тебе жизнь. Но вообще-то вопрос в том, — медленно продолжил он, — что сделала ты, Изабель.

Александра схватила что-то мягкое, шерстяное и прижала к себе, тщетно пытаясь соблюсти приличия и не осознавая, что у нее в руках его сюртук.

— Я? Я не сделала ничего, зато вы преследуете меня с того самого момента, как проклятая судьба столкнула нас. А теперь вы… — Ее голос надломился, Александра почувствовала, что не может больше выговорить ни слова. Ей казалось, что, если она выскажет свои опасения, они мгновенно станут реальностью.

— Я всего лишь стремлюсь доказать, что ты постоянно лжешь, дорогая. Должен признать, в ту минуту, когда ты была на волосок от смерти, меня охватило искушение позволить тебе умереть, но, к сожалению, я не смог преодолеть все то, что привито воспитанием. — Высокий человек, развалившийся в кресле, холодно и демонстративно оглядел ее ноги, не закрытые его сюртуком. — Наверное, меня удержала мысль о том, что, когда я отправлюсь в ад, ты уже будешь поджидать меня там, чтобы мучить весь остаток вечности.

— Так вы не…

Он перебил ее ледяным тоном:

— Что — «не»? Не переспал с тобой? Ну, дорогая, подобная сдержанность в высказываниях совсем не в твоем стиле. Ты выглядишь гораздо более правдоподобно, когда ведешь себя попроще.

— Так вы по-прежнему настаиваете на том, что я — ваша жена? Да вы сумасшедшее, тупое существо, вот кто вы!

Лицо герцога напряглось при этих словах, но он продолжал говорить, будто слова, произнесенные женщиной, его не касались:

— Мой ответ — «нет», я не спал с тобой, хотя я совершенно не понимаю, какая тебе разница. Одним мужиком больше, одним меньше — не все ли равно?

Мысли Александры путались, девушка была близка к истерике. Внезапно она почувствовала неудержимое желание расхохотаться. А и вправду, что значит его насилие после всего, что уже случилось с ней? Она и без того погибла окончательно и бесповоротно, горько и зло думала Александра.

Тем не менее ей стало легче, и надменный человек, сидевший перед ней, понял это и лениво, понимающе улыбнулся.

— Нет, дорогая, сегодня в главной роли была ты, и твоя игра была потрясающей. То, как ты изобразила страсть, превзошло самые мои дерзкие ожидания. — Он замолчал и прищуренными глазами всмотрелся в девушку, словно надеясь увидеть какой-то отклик.

Брови Александры удивленно поднялись, и она снова с трудом сдержала желание рассмеяться. Похоже, у этого ненормального нет вообще никаких признаков здравого смысла! Если он не изнасиловал ее, то о чем вообще он говорит?

Мужчина холодно, отстраненно улыбнулся.

— Я все спрашиваю себя, кто ты — нимфа или сирена-искусительница? Распутница от природы или несчастное, измученное существо, такое же, каким ты сделала меня? Но, в конце концов, это не имеет значения. — Его голос упал до шепота. — Потому что я обнаружил — ты до сих пор живешь в моем сердце, как паразит, что зарывается все глубже и глубже. — На мгновение он умолк, словно не в силах говорить. Ему очень хотелось коснуться женщины, но он не сделал этого. Он лишь напряженно выпрямился в кресле, сверля ее пылающими серыми глазами. — Хочешь, чтобы я объяснил поточнее? Изволь. Я, видишь ли, провел небольшое испытание, чтобы выяснить, была ли твоя вечная холодность лишь притворством, предназначенным для того, чтобы терзать меня. И твой ответ превзошел все мои ожидания. О да, дорогая, такие крики страсти не могут быть фальшивыми, тем более что ты молила меня закончить то, что я едва начал. И я уверен, теперь мы можем забыть о твоих выдумках… как это ты говорила? Да, ты утверждала, что я отталкивающе неуклюж и больше похож на огромное грубое животное, чем на настоящего мужчину.

Александра начала наконец смутно понимать, что он имел в виду. Он трогал ее, пока она спала, одурманенная наркотиком… Боже, и не просто трогал, видимо… А она… она, должно быть… Немыслимо!

Александра стояла перед ним, чуть покачиваясь от слабости, и вдруг из глубины ее памяти всплыли эротические скульптуры, украшавшие храмы Индии. Перед глазами возникли интимно переплетенные тела богов и богинь…

Мэм-сахибы, англичанки, при виде этих сцен отводили глаза, поджимали губы и осуждающе бормотали:

— Отвратительно! Деградация!

Александра как-то раз спросила, что значат эти странные скульптуры. Темнокожая женщина улыбнулась и рассказала Александре историю о том, как начинался мир, как он возник из страсти Шивы и его супруги.