Милая пленница - Скай Кристина. Страница 54

Что-то защекотало нос Александры, и она отмахнулась, не просыпаясь.

Тепло. Мягко. Так устала…

Что-то снова коснулось ее лица, но она лишь перевернулась на бок, не желая выбираться из уютного кокона сна.

Потом она вдруг сморщила нос. Ее легкие наполнил запах сена, влаги, моря. Кожа и лошади. Она чуть шевельнулась, обеспокоенная… запах мужчины?

Она медленно улыбнулась, охваченная сладкой истомой. И тут ее пальцы наткнулись на широкую грудь, густо поросшую вьющимися волосами. Ее глаза резко распахнулись, и она мгновенно села, и от ее движения разлетелись в разные стороны легкие соломинки. На ее щеках вспыхнули пятна румянца.

— Титания проснулась, — холодно сказал лежавший рядом с ней мужчина. — Я вижу, ты отлично выспалась. Что ж, забавы в сене частенько служат хорошим снотворным. Примите мои поздравления, мисс Мэйтланд. Вы просто великолепны в сексе.

— Вы… вы… — пробормотала Александра. И в то же мгновение на нее нахлынули воспоминания — постыдные воспоминания, заставившие ее задохнуться в ужасе. Воспоминания об изысканной муке, о яростном и свободном наслаждении. Отпрянув от Хоука, она закрыла глаза ладонями, словно пытаясь скрыть от самой себя причиняющие стыд и боль мысли…

Потом она вдруг осознала, что совершенно раздета, и, упав назад, попыталась зарыться в сено. Ее лицо залилось краской.

— Дикарь! — прошипела она. — Грубый, безжалостный дикарь!

Она попыталась отодвинуться от него как можно дальше, но тщетно — он мгновенно перекатился и прижал ее крепким бедром.

— Пусть я дикарь, но я тот самый дикарь, который держит в своих руках репутацию твоего отца. И позволь тебе напомнить, что это ты искала меня, ты сама. Это ты жаждала моей крови, ты желала отомстить и исправить то, что в твоем представлении выглядит как жестокая несправедливость. — В его глазах светилась насмешка. — Но я могу лишь гадать, что ты готова предложить мне в обмен на мою помощь.

— Я готова предложить вам унижение и страдание такие, какие пришлось испытать моему отцу! А если вы сделаете то, о чем я прошу, и очистите имя моего отца от грязи, я смогу предложить вам убраться восвояси вместе с вашей никому не нужной жизнью!

— Но ты уже потеряла этот шанс — когда увидела, что я не намерен унижаться, а у тебя не хватило духу на убийство. Так что же тебе остается? — язвительно спросил Хоук, наклоняясь ней так близко, что их лица почти соприкоснулись.

Александра обожгла его взглядом, сжав кулаки. Ох, если бы сейчас у нее был пистолет, чтобы выстрелить в эти насмешливые глаза!..

— Ты не отвечаешь? — прорычал Хоук, хватая ее за руки и гадая на нее всем телом. — Может быть, вот это? — С холодным вниманием он оглядел кремовую кожу ее шеи и плеч, на которых остались розовые следы его поцелуев.

— Прекратите, презренный змей!

— Прекратить? — Он издевательски приподнял брови. — Но мы еще только начинаем, мисс Мэйтланд! И теперь твоя очередь умолять. Ведь за то, чтобы выполнить твою просьбу, я захочу получить высокую плату. И если это будет не твое тело, то что ты предлагаешь?

Александра беспомощно дернулась. Стиснув зубы, она быстро и прерывисто дышала, проклиная в душе негодяя. Она уже была сыта по горло и его насмешками, и его холодной подлостью… Да, на несколько часов он подчинил ее своей воле, грубо и нагло воспользовавшись тем, что она была парализована страхом перед грозой… но больше этого не повторится! Она поклялась себе в этом, стараясь выгнать из памяти безумные сцены их соединения.

— Вам мало того, что вы исправите несправедливость, допущенную по отношению к невинному человеку? — воскликнула она, отгоняя от себя бесстыдные картины.

— Боюсь, это совершенно неприемлемо. Все свидетельствует о виновности твоего отца.

— Свидетельства были представлены лжецами, людьми, ненавидевшими его, завидовавшими ему! Людьми, которых он наказал за продажность, искавшими возможности отомстить.

— Весьма волнующе, дорогая, — мягко сказал Хоук, прищурив серебристые глаза. — Но я спрашиваю себя — почему? Почему богатая и для многих желанная молодая женщина посвящает свою жизнь тяжкой задаче, желая отмыть имя отца и отомстить? Почему бы ей не предоставить это родным и близким? Что-то во всем этом есть нездоровое.

— Это любовь! — огрызнулась Александра. — Это преданность! Это то, о чем вы не имеете ни малейшего представления, ваша дерьмовая светлость!

— Любовь? — циничным тоном повторил Хоук. — А еще что?

— И еще честь! Но я забыла… негодяи вроде вас не знают значения этого слова.

— А ты знаешь? — фыркнул он. — Ну нет, ты можешь лгать другим, даже себе, но не мне. Ты что-то скрываешь, мисс Мэйтланд, но я намерен это выяснить, попомни мои слова. Ну а пока я этим занимаюсь, нам следует обо всем договориться. Что ты предложишь в обмен на мою помощь, что дашь мне, если я сумею снять обвинение с твоего отца?

Александра хотела вырваться из его железных рук.

— Ч-черт бы побрал вашу развращенную душу! — прошипела она, с ненавистью глядя в его смеющиеся глаза. Гнев бешено закипел в ней, и она попыталась, быстро повернув голову, впиться зубами в его запястье.

Но Хоук лишь рассмеялся и убрал руку.

— Вижу, вижу — мне придется самому за тебя ответить, — ворчливо произнес он. — Но у тебя есть лишь одна вещь, интересующая меня, — это твое изумительное отзывчивое тело… тело, способное и святого заставить нарушить свои обеты. И лишь так, моя прелестная и преданная Александра, ты можешь расплатиться со мной — своим телом!

— Никогда, ублюдок! Вы не можете заставить меня…

— О, но я и не намерен заставлять. Я требую твоего согласия — твоей страсти, добровольно отдаваемой мне в постели! Ты придешь ко мне сама, или ничего не будет, дорогая. Если ты хочешь, чтобы дело твоего отца было пересмотрено, ты заплатишь мою цену, — закончил он резко.

— Нет, дьявол! Я никогда не соглашусь на такое!

— Так значит, дочь лорда Мэйтланда не так уж и предана своему отцу? Она не хочет преодолеть небольшое препятствие, мешающее восстановлению его репутации? Так значит, все эти рассуждения о дочерней любви — пустая болтовня? — продолжал издеваться Хоук.

Александра яростно напряглась, но так и не сумела вырваться из его рук.

— Нет, я не стану этого слушать! Вы и белое превратите в гнуснейшее черное! — Она попыталась зажать ладонями уши, но Хоук грубо отбросил ее руки.

— Ну да, и еще я негодяй и дворняжка, — безжалостно продолжал он. — Ты просто боишься посмотреть в лицо собственным страстям. Ты ведь знаешь, что такой договор доставит удовольствие тебе не меньше, чем мне, потому что ты обладаешь огненной чувственностью прирожденной куртизанки. Это проявляется во всем — и в том, как ты опускаешь ресницы, и в том, как облизываешь губки… Каждый раз, когда я встречаю твой взгляд, я вижу в нем твою истинную натуру, моя дорогая Александра. И ведь совсем недавно ты бранила меня за недостаток честности. Так почему ты сама боишься честно посмотреть на себя? Или самообман вошел у тебя в привычку?

— Я испытываю к вам одну лишь страсть — страстную ненависть! — злобно выплюнула Александра. — И еще — безмерное желание содрать с вашего лица эту наглую улыбку!

— Лгунья! — проревел он. — Такая же, как все женщины! Я был дураком, когда предполагал, что ты окажешься иной! Но больше ты меня не одурачишь, — добавил он ожесточенно. — Сегодня я получил первый взнос, но ты будешь платить снова и снова за репутацию своего отца!

Александра содрогнулась от жестокой силы этих слов, холодных и неумолимых…

— Запомни как следует — я буду получать плату так долго, как мне вздумается, где вздумается и когда вздумается. Я получу все, что мне захочется получить. А тебе, мисс Мэйтланд, остается молиться о том, чтобы мое желание не угасло до тех пор, пока дело твоего отца не будет закончено.

— М-молить о… — задохнулась от бешеной злобы Александра. — Да что же вы за вонючее насекомое такое? Неужели ваша низость не имеет границ?

— Оставь свои таланты для более снисходительной публики, прибереги их, не растрачивай зря! — язвительно сказал он. — Это ведь ты задумала убийство, не я. И если тебе так хочется рассуждать о низости, с этого и начни.