Рубин - Скай Кристина. Страница 22

Пэйджен взошел на холм. Повсюду результаты одни и те же: всюду гибли растения. Слишком сухо... Он мрачно зашагал к посадкам кофе. Встав на колени, он начал пристально осматривать нижние листья, одно растение за другим. На пятом кустарнике он нашел то, что искал. Всего лишь слабое ржавое пятнышко на тыльной стороне самого большого листа и темные крапинки на верхней стороне. Через две недели, подумал Пэйджен, такие же признаки появятся на соседних листьях, а еще через две недели зараженные листья опадут. Немного погодя все растения погибнут. Пэйджен вздохнул и поднялся на ноги. Нет, эта болезнь кофе не исчезнет, он был уверен, и единственным выходом оставалось выращивание чая.

Продажа коры хинного дерева, используемой для борьбы с малярией, не могла заменить обширную торговлю кофе. А чай мог бы. По крайней мере, Пэйджен надеялся на это.

Пэйджен пристально глядел на бирюзовую гладь океана поверх крытых тростником хижин и навесов для сушки чая, как будто море могло ему помочь. Но единственным ответом был несущий смерть знойный ветер, обжигавший его лицо.

Jo hoga, so hoga. Судьба.

Пэйджен сжал зубы. Он мог бы последовать примеру других английских плантаторов, разводя только кофе, который многим принес изрядное богатство. Но Пэйджен не собирался терять то, ради чего так трудился. Главный сортировщик, обветренный старый знаток из Керала, рассказал ему, как болезнь листьев поразила половину плантаций целого района меньше чем за месяц.

Гибель или предвестник новой и лучшей жизни? – спрашивал себя Пэйджен. Был ли чай верным выходом? Инстинкт подсказывал ему, что это так; ему вспомнились ряды ярких зеленых кустов, блестящих утренней росой в тумане высокогорного рассвета, великолепие пряного запаха зеленых листьев, высушенных на металлических листах.

Разочарованно вздохнув, он провел мозолистой рукой по лицу, стирая капли пота. Пятнадцать месяцев тяжелой работы могут пропасть ни за что в несколько дней! Тогда пришлось бы начинать все сначала.

За это тоже приходится благодарить проклятый рубин. Да, он не должен был возвращаться в Англию из-за этого аукциона. Пэйджен застыл на месте, вспомнив слабый аромат гиацинтов. Внезапно он снова оказался в Лондоне, охваченном темнотой и холодом, и снег кружился под светящимися шарами газовых фонарей. Каким-то образом отдаленный белый изгиб берега исчез, напоминая ему о снежинках и фарфорово-гладкой коже на щеках женщины.

Опять она, черт побери! Что с ним происходит? Он чувствовал ее губы, полные, мягкие и покорные, ощущал прикосновение ее кожи, прохладной от снега, пахнущей гиацинтами. Его восставшая плоть рвалась наружу.

Что случилось с тобой, Angrezi?

Пэйджен посмотрел на свои большие руки. Они огрубели от работы и были покрыты грязью. Широкие ладони в мозолях, как у простого рабочего. Едва ли такие руки могли надолго удержать подобную женщину. Несмотря ни на что, Пэйджен не мог забыть ее. Возможно, причиной была и таинственность лица, закрытого вуалью, которого он так и не смог рассмотреть как следует.

Яростно выругавшись, он перекинул рубашку через плечо и зашагал к бунгало, в котором останавливался во время приезда на побережье. Эта проклятая женщина вполне могла иметь зубы, как у барракуды, и лодыжки, как у старой рабочей лошади, сказал он себе мрачно.

Гнев Пэйджена увеличился при виде умирающих кустов чая. Тамильские рабочие с любопытством посмотрели ему вслед. Английский сагиб вел себя более странно, чем обычно, подумают они. Да, теперь они, вероятно, уже полностью уверены, что их Тигр-сагиб сошел с ума.

Но что-то подсказывало ему, что эта ржавчина – болезнь, поразившая отдельные растения кофе, – распространится по всему району. Он собирался поставить на карту все свое будущее, основываясь лишь на интуиции, и решил, что гибрид китайского и ассамского сортов даст самые лучшие результаты. Но даже если бы выбор саженцев был верным, тысяча других причин могла бы остановить его в любое время. Если скорпионы и кобры не достанут его, могут подкараулить пиявки, цинично подумал плантатор.

Он вспомнил о зеленоглазой вдове в Мадрасе. Интересно, огорчится ли прекрасная Джорджина при известии о его гибели? Станет ли хоть кто-нибудь сожалеть о нем? «Хватит сентиментальности, – остановил себя Пэйджен. – Что тебе необходимо – так это хорошая выпивка».

«Тебе необходима женщина», – возразил ему насмешливый голос.

Но вблизи его уединенного владения не было никаких женщин, кроме нескольких туземок, которые работали на полях вместе с мужьями. Этих Пэйджен никогда не коснулся бы, не только по практическим причинам, но из-за оставшихся нравственных соображений.

Уже больше семи недель он не встречался с Джорджиной. Неудивительно, что он стал чертовски раздражительным. Да, неделя или две в кровати изобретательной вдовы – и все будет в порядке.

«Лжешь. Ты мечтаешь вовсе не о ней, а совсем о другой женщине. Незабываемой женщине, чьи губы встретились с твоими в тревожной жажде страсти, податливой и неуступчивой одновременно. Женщине, чье тело ты видел во сне в течение последних месяцев».

Хмурый Пэйджен пнул комок сухой темной земли, разбив его в пыль.

«Забудь об огненной боли в паху. Забудь о таинственной женщине с шелковой кожей. Она находится по другую сторону горизонта. В зеленой стране, где стоят живые изгороди с синими колокольчиками вьюнков и расцветают первые весенние розы».

Внезапно его осенило. Сегодня было 23 апреля 1865 года. Его тридцатый день рождения. И Джеймс Ракели поклялся увидеть его мертвым еще до конца месяца.

Но в одном высокий плантатор был не прав.

Потому что в этот момент побледневшая красавица англичанка с темно-золотыми волосами напряженно стояла у поручней двухмачтовой бригантины, скользящей по голубой глади гавани Коломбо, и свирепо смотрела на капитана судна.

– Я не буду делать этого, слышите? Вы можете убираться к дьяволу вместе со всем экипажем и парусником! Это игра, которую вы и ваш бессердечный босс никогда не выиграете!

Капитан шагнул ближе.

– Ты не права, моя красотка. У меня на «Королеве Востока» найдется способ убедить тебя. Ей-богу, лучше не заставляй меня применить его!

Как будто в подтверждение своих слов моряк повертел в пальцах веревку. Холодно улыбаясь, он собрал веревку в кольца и сделал шаг вперед.

– Убирайся, ублюдок, – прошипела Баррет.

Долгие месяцы заключения в море сделали слабым ее тело, но не поколебали дух, хотя рейс был бесконечным мучением. Они подмешивали наркотик в пищу, надеясь сделать ее послушной, и она была вынуждена глотать то, что ей давали, чтобы не умереть с голоду.

Что это было? Настойка опия или еще хуже? Не важно, результат был один: долгие часы видений, перемешавшихся в голове в состоянии полусна-полубодрствования. Она не сознавала ни времени суток, ни длительности путешествия, не знала даже, как долго она спала. Но два дня назад все изменилось. Она съела заплесневелые корки хлеба, оставшиеся на подносе, и проглотила миску жидкой каши, не почувствовав при этом обычной сонливости. Вскоре после этого качка судна уменьшилась, как будто они были под защитой берега.

В то утро два угрюмых моряка неопределенной национальности принесли ей воду для купания. После того как она вымылась, избавляясь от последних остатков черной краски на волосах, они привели ее к каюте капитана. Баррет впервые за несколько недель вдохнула свежий воздух и увидела солнечный свет.

Она плотно сжала губы, хмуро уставившись на своего похитителя. По крайней мере, она убедилась, что ее тайна была в безопасности. Хотя бы сейчас. Она могла только молиться, чтобы ее дедушка благополучно добрался к старому другу на остров Малл. Ужасные воспоминания, холод и страх были ее единственными спутниками в этом бесконечном путешествии.

Сейчас было важно только одно – они наконец-то подошли к берегу. Если бы она сумела добраться до единственного иллюминатора над головой, она увидела бы другие суда, возможно, всего в нескольких ярдах от нее. Боже, если бы только она могла...