Рубин - Скай Кристина. Страница 38
Разъяренная от мысли, что Пэйджен разыграл ее, она неистово забилась в его объятии. Но он быстро остановил ее, крепче сжав ее талию.
– А ты бы поверила мне, если бы я сказал, что это была только маленькая ручная обезьянка?
– Ты мог бы попробовать по крайней мере! Ты подлый мерзавец!
– Ей-богу, ты гораздо лучше, когда молчишь от испуга, Циннамон. – Губы Пэйджена скользили по мягкой раковине ее уха. – Должен сказать, это случается не очень часто. Неужели я должен был упустить такой момент?
– Я ничуть не удивлена твоими словами!
Она отчаянно извивалась в его руках, но даже две ее руки против его одной ничего не могли сделать.
– Осторожно, Angrezi. Я знаю способы приручения диких существ на этой земле.
– Действительно? Хорошо, но я не обезьяна, которая прибежит, как только ты позовешь, мистер.
Она продолжала яростно вырываться и пыталась побольнее лягнуть его ногой.
– О, я никогда не считал тебя за обезьяну, моя дорогая. Это было бы непростительной ошибкой. Мой Маг гораздо приятнее в общении, чем ты.
Пэйджен забросил винтовку на плечо и притянул женщину к себе, так что ее мягкие ягодицы оказались прижатыми к его бедрам. Одновременно его губы пощекотали изгибы ее уха.
– П-прекрати!
– Ты, кажется, не поддаешься моим чарам, Циннамон, если только вся эта борьба не мистификация.
– О, это вовсе не мистификация! И ты не добьешься ровно ничего, если попытаешься приказывать мне, как своей обезьяне! – Ярость ослепила ее на какое-то время. – Они... они пробовали... – Она задохнулась, не закончив фразы.
– Ты интригуешь меня, моя дорогая. – Пэйджен весь напрягся. – Продолжай. Что они пробовали сделать?
Смутные воспоминания исчезли так же быстро, как и возникли, они пропали, оставив ей одну беспомощную ярость.
– Я жду, Циннамон.
– Я... я не могу вспомнить, черт побери!
Ее голова дико болела. Спина начала пульсировать снова, и внезапно веранда, казалось, покачнулась под ее ногами. Но она знала, что источником настоящей боли была не ее израненная спина – источник был скрыт где-то глубоко в сердце. На какой-то момент перед ней возник уродливый рваный шрам, пересекающий все лицо, и она вздрогнула от ярости и безграничной ненависти, написанной на том лице. И снова все пропало. Как будто опустился плотный непроницаемый занавес. Слезы показались в уголках ее глаз. Господи, ну как ей вспомнить...
– Расскажи мне об этом, Циннамон, – настаивал Пэйджен. – Расскажи мне все. И постарайся говорить правду на этот раз.
– Я... я не могу.
– Ты не хочешь.
– Нет! Это... это ни на что не похоже!
– Тогда опиши мне, что ты чувствуешь. Поговори со мной. Заставь меня понять, в конце концов. – Он повернул ее к себе лицом. – Докажи мне, что ты говоришь правду.
– Я не могу этого сделать, неужели тебе непонятно? Потому что я не знаю, как и почему это случается. Вот я не помню ничего, а в следующий... – Ее губы побелели от напряжения. – А в следующий момент я уже знаю... О, я хорошо понимаю, что ты мне не веришь, но...
Лицо Пэйджена стало суровым.
– Ты права, Angrezi, я не верю тебе. Даже обезьяна могла бы придумать лучшую историю, чем ты.
Женщина свирепо смотрела ему в лицо.
– Я могу только сказать, что чувствую. Как будто я внезапно стала другой, вернее, стала кем-то. Потому что все остальное время я ничто и никто. В моей голове имеется только большая черная дыра там, где должны быть воспоминания о прошлом.
Она умолкла от рыданий, сжавших ее горло. Внезапно деревянный пол веранды опять покачнулся. Ее охватил странный шум, жара и свет. Женщина протянула руки, ища поддержку. Они встретили стену мускулов, твердых мужских мускулов.
– Что случилось?
– Это не... – Ее пальцы беспомощно затрепетали. – Заставь этот проклятый пол остановиться. Иначе мне будет плохо, и я забрызгаю все на три фута вокруг.
Невнятно выругавшись, Пэйджен подхватил ее на руки и бросился вон с веранды. Распахнув ударом ноги дверь, он пробежал по коридору к своей комнате. Сразу же стало прохладнее. Мита появилась позади них.
– Принеси бренди, Мита, – отрывисто приказал Пэйджен.
– Я не буду, – слабо возразила женщина у него на руках. – Я отказываюсь пить...
Ее желудок скрутило при одной только мысли о спиртном. Она закрыла глаза, и все мысли пропали в темном омуте головокружения и боли.
Комната все еще не перестала вращаться, когда она почувствовала мягкую подушку под спиной. Что-то холодное коснулось ее полуоткрытых губ, и обжигающая жидкость проникла внутрь. Она закашлялась.
– Нет, п-прекрати! Я не буду...
– Тише, женщина. Здесь всего чуть-чуть, только чтобы восстановить твои силы, а не для того, чтобы напоить тебя допьяна.
Ее пальцы лихорадочно уперлись в его грудь.
– Я не буду...
Это было бесполезно. Следующая порция жидкого огня попала ей в открытый рот, как только он поймал ее на середине фразы.
– П-проклятый Пэйджен!
– Проклинай все, что угодно, Циннамон, но ты выпьешь все до капли. – Голос раздавался прямо над ее ухом. – Если ты не хочешь, чтобы я оставил тебя здесь одну, когда уйду завтра к Виндхэвену.
Дрожь охватила ее тело, но она все еще продолжала бороться, почти в бреду.
– Успокойся, Angrezi. На твоем теле слишком много одежды, а в твоей голове слишком мало ума. Я собираюсь решить сразу обе проблемы.
Смутно она ощущала, как с ее шеи и плеч исчезли слои ткани. Хорошо, как хорошо чувствовать прохладный воздух на лихорадочно горящей коже... Внезапно она поняла, что разговаривает вслух.
– Я восхищен, что ты согласилась, – пробормотал Пэйджен, занимаясь крючками, удерживающими переднюю часть корсета, и беспрестанно проклиная англичанку за упрямство. – Теперь повернись, чтобы я смог стащить с тебя это орудие пытки.
Поскольку она проигнорировала его приказ, он нетерпеливо повернул ее на бок и снял корсет, тихо клянясь распорядиться этой вещью по своему усмотрению. Бормоча проклятия, Пэйджен отшвырнул корсет через всю комнату, так что он ударился о стену и упал на пол с тихим звуком. Пышные нижние юбки отправились следом за корсетом. Женщина была слишком слаба, чтобы остановить его, она только беспокойно вертела головой и сжимала побелевшими пальцами мягкие белые простыни.
– Оставь меня одну, – наконец смогла она произнести.
Пэйджен нахмурился, пытаясь оторвать взгляд от изгиба ее стройных бедер. И от увенчанной коралловыми сосками матовой груди. Молния желания снова пронзила его тело. Сжав зубы, он пробовал подавить боль в паху, но опять потерпел неудачу.
– Я хочу, чтобы ты отдохнула, женщина. У меня восемьсот акров зеленого золота, которые нуждаются в заботе точно так же, как грудные дети. И когда я завтра выйду из бунгало, ты, черт побери, должна пойти со мной.
Ее слабые руки дрожали на тонком покрывале.
– Я не хочу, – резко сказала она, с трудом сохраняя остатки сознания. – И я не пойду...
Э-э, да она борец, подумал Пэйджен. Что-то говорило ему, что она слишком много теряла в своей жизни и слишком часто вынуждена была бороться. Глубоко внутри возникало какое-то новое чувство. Это было смутное и совершенно незнакомое ему ощущение, состоящее из нежности и опасного страстного вожделения...
Никогда прежде у англичанина с темно-серыми глазами не было такого чувства. Для него эмоции значили не больше, чем пыльные вихри в горах Гиндукуша или миражи, мерцающие над пропеченными солнцем песками Раджастхана. Не больше, чем влажные туманы, покрывающие зеленые холмы Виндхэвена перед каждым рассветом.
Она наконец уснула, а он все еще сидел у ее постели с непроницаемым лицом. Было неимоверно трудно сидеть так близко и не касаться ее. Но гораздо труднее было уйти.