Рубин - Скай Кристина. Страница 58

Ее развязавшийся саронг сполз на бедра. Его руки ласкали ее наготу, сводя ее с ума, зажигая пламенем страсти, заставляя умирать и возрождаться каждую секунду.

Он тихо смеялся, шепча негромкие слова похвалы и торжества. Слова, которых она не могла понять. Как и все, что исходило от этого сурового непроницаемого человека. С каждым прикосновением он все больше овладевал ею. Кровь готова была разорвать ее сердце. И, наконец, само сердце готово было вырваться ему навстречу. Баррет не видела ничего вокруг, она не могла оторвать стиснутых пальцев от его шеи.

– П-Пэйджен, остановись! Я...

Но было уже слишком поздно для каких-либо просьб или обвинений. Ночь набрала силу и стерла все, кроме волшебного желания. А потом наслаждение подхватило ее широкой мощной волной и увлекло в мерцающую даль, к серебряной музыке моря.

Баррет все еще качалась на волнах восторга, слившись с волшебной ночью, ветром и водой, когда приглушенный далекий возглас заставил Пэйджена вздрогнуть.

У Баррет закружилась голова, как только раздался резкий вопросительный окрик Пэйджена, а потом он замер, ожидая ответа. Рассудок медленно начал возвращаться, неумолимо воспроизводя все подробности происходившего. Господи, что она наделала? Как он сумел заставить ее потерять голову? С приглушенным рыданием она отпрянула от него, стараясь сохранить спину сухой.

От кромки леса донесся еще один пронзительный возглас. Пэйджен пробормотал что-то себе под нос, потом повернулся и торопливо направился к берегу.

Она мрачно последовала за ним, укоряя себя с каждым шагом. Пэйджен обернулся и погладил ее влажную от слез щеку.

– Не говори ничего. Ни слова. И я... Я не плачу, – сказала она вызывающе. – Я никогда не плачу.

Его пальцы нестерпимо ласково коснулись ее века.

– Я и не думал этого, Angrezi.

Он колебался, как будто хотел сказать что-то еще. Но он только наклонился и поднял свою винтовку.

– Тебе надо одеться. Нигал только что заметил группу охотников, идущих к нам по гребню горы.

Глава 27

Через час Баррет беспокойно ворочалась в постели, не в силах уснуть. Непрошеные гости оказались просто группой недовольных аборигенов из племени ведда, разыскивающих любую добычу в пересохших и бесплодных перед началом муссона джунглях. Пэйджен продал им немного соли и недавно подстреленного кабана в обмен на лечебные травы и весьма крепкую рисовую водку. После дружеской попойки с Пэйдженом, затянувшейся до середины ночи, они навьючили себе на плечи свою ношу и большие луки и снова растворились в джунглях.

Баррет страдала от каждого звука заунывного пения и каждого взрыва хриплого смеха, вышагивая взад и вперед в душной палатке. Час за часом она пыталась уснуть под таинственные шорохи джунглей. Тщетно. Отчасти это было из-за напряженного ожидания, из-за того, что в любую минуту Пэйджен мог откинуть створку палатки и войти внутрь. Она помнила его слова, что они будут спать в одной палатке, даже если ей это не понравится. Но если бы она снова отправилась гулять во сне и ушла бы в джунгли, она знала, что никогда не смогла бы вернуться. Так что когда Пэйджен приказал занести ее кровать и поставить у противоположной стенки, ей пришлось проглотить все возражения и удовлетвориться только пристальным дерзким взглядом.

Теперь, лежа в душной темноте, она могла думать только о сильных пальцах Пэйджена и его мягких губах, о его сводящей с ума способности предугадывать все, что она собиралась сделать. Возможно, это было настоящее колдовство, при помощи которого он добивался, чтобы она стремилась к нему против своей воли. А иначе откуда взялась ее собственная ошеломляющая реакция?

Бормоча проклятия, Баррет повернулась на бок и погасила масляный фонарь, сдерживая слезы.

С противоположной стороны лагеря Пэйджен наблюдал, как фонарь в его палатке замерцал и погас. Он подавил вздох облегчения при мысли о том, что сумел удержаться и не пойти туда до сих пор. Но при виде темной палатки новые искушения охватили его. Как немного требуется времени, чтобы возродить в ней бушующую страсть, которую он чувствовал в лагуне.

Негромко выругавшись, Пэйджен поднялся на ноги и нырнул в темноту. Крепкая рисовая водка, которую он пил с охотниками, еще горела в его уставшем теле. Он прошел почти двадцать миль за этот день, то возвращаясь, то забегая вперед, проверяя и перепроверяя охрану, чтобы убедиться, что они не попадут в засаду. А после всех проверок он шел в хвосте каравана, держа каждого участника похода в поле зрения.

И, несмотря на все предосторожности, ведда пришли почти незамеченными. Плохо дело, решил он, даже если учесть, что коренные жители острова были известны своей способностью незаметно пробираться в джунглях. Хорошо еще, что не привели с собой наемников Ракели. Еще один повод для беспокойства, которого нельзя упускать из виду, с отвращением подумал Пэйджен.

Шагая через джунгли, Пэйджен не замечал ударов листьев и лиан. Он все еще не мог успокоиться при мысли, что чуть было не сошел с ума, собираясь овладеть этой женщиной прямо посреди сверкающих серебром вод лагуны. Пэйджен был достаточно опытен, чтобы понять, что желание было взаимным. Он вспомнил ее неистовую дрожь. И ее беззвучный плач. Господи, он никогда не видел, чтобы женщина была так прекрасна в порыве страсти.

Лицо плантатора стало суровым. Любой мужчина стоил столько, сколько стоило его слово, а сегодня вечером он оказался слишком слаб и чуть не нарушил своей клятвы. Ее невинная страсть заставила его колебаться. Это не была клятва, данная родным или другу, а слово, данное самому себе, которое он считал самым важным. Клятва, данная в то время, когда огонь и дым Канпура застилали все вокруг. И день, когда он нарушит эту клятву, будет днем его смерти.

Он шел и шел через джунгли, находя дорогу только по запаху. Вслепую он стремился вперед, прокладывая свой путь к далекому горизонту в поисках забвения, которое принесло бы ему спокойствие хоть на один-два часа.

Перед тем как изматывающая усталость заставила его забыть обо всем, Пэйджен улыбнулся при мысли, что англичанка неутомимо пыталась вернуть свои воспоминания, а он был готов заплатить любую цену, лишь бы избавиться от своих.

В горячей темной духоте палатки Пэйджен стащил с себя рубашку и бросился ничком на кровать. Сцепив сильные руки за головой, он прислушивался к звукам ночи, распознавая сотни признаков жизни в ночных джунглях. Жужжание и треск ночных насекомых, сгорающих в пламени фонаря. Пронзительный крик ночного крылатого хищника, высматривающего добычу. Шелест белки-летяги, перескакивающей с одной ветки на другую. Отдаленный треск в сухом подлеске под лапами большого неуклюжего существа – возможно, ленивец пробирается через ломкий кустарник. Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, Пэйджен надеялся отвлечься от присутствия спящей всего в нескольких дюймах от него женщины. Но тщетно.

Но вот еще один звук раздался в душной темноте – тихий стон, сопровождаемый шелестом тонкой ткани. Затаив дыхание, Пэйджен увидел, что Баррет села в кровати. Он не двигался, ожидая, что она будет делать дальше, рассчитывая обнаружить малейшее притворство, допущенное женщиной в эту ночную пору.

Ее руки медленно поднялись. Она, казалось, что-то смахнула с лица. Затем беззвучно поднялась. Ее широко раскрытые глаза были неподвижны, голова немного склонилась набок. Пэйджен ждал, стук сердца отдавался в его ушах. Она двинулась вперед, в темноту, прямо к нему. Ощущение опасности заставило его вспомнить о кинжале, спрятанном в ботинке. Но Пэйджен не достал его: выяснить правду было для него сейчас важнее, чем остаться невредимым. Она встала около его кровати и вытянула вперед руки. Пэйджен почти ожидал увидеть тусклый отблеск лунного света, отраженный от лезвия. Но не было никакого отблеска в горячем неподвижном воздухе, разделявшем их. Были только тени и острый аромат желания. Когда ее рука легко коснулась его влажной от пота груди, Пэйджен с трудом сдержался, чтобы не бросить ее на пол. Он почти чувствовал, как эти тонкие пальцы с удивительной силой сжимаются на его горле.