Звездные мальчики - Скидневская Ирина Владимировна. Страница 24
— Твоей? Я… Ты что, ополоумел, брат?
Кор разъярился.
— Какой я тебе брат?! Не строй из себя дурочку! Кто теперь тебе предложит что-нибудь подобное, нищей цыганке из табора?
Ана усмехнулась и невидящими глазами посмотрела на огонь.
— Ну, ладно… — вдруг смягчился Кор. — Я не требую у тебя немедленного ответа, но все же поторопись. У короля должна быть королева.
— Ты еще не стал королем!
— Не сегодня-завтра отец умрет.
Ана с гневом посмотрела на Кора и поднялась.
— И ты так спокойно говоришь об этом? Да, ты не Ян…
— Да! — заорал Кор. — Я не Ян! Еще раз сказать? Яна больше нет, а я — вот он, и я скоро стану королем!
— Может быть, даже скорее, чем ты думаешь… — раздался из темноты зала глухой голос.
Тяжело опираясь на палку, к ним шел король. Вид у него был очень больной.
Ана бросилась к нему и помогла сесть.
— О чем это вы тут разговариваете, дети?
— О чистоте королевской крови, — процедил Кор. — О том, какие неожиданные повороты делает судьба. — Он глянул на Ану, которая, выпрямившись, неподвижно стояла у огня.
— Чистота крови… знатность… — задумчиво проговорил король. — Сейчас люди придают этому слишком большое значение. Раньше, когда все были равны, то выбирали себе в предводители самого сильного и умного. Он и становился королем. А потом… придумали передавать власть по наследству. Но власть обязывает, Кор. Это тяжкое бремя — быть ответственным за своих подданных… Ян понимал это…
— Из Яна получился бы хороший правитель, — неприятно улыбнувшись, сказал Кор.
— Да, хороший… Но Ян не собирался править.
— Как?
— Он намеревался отдать трон тебе, и мы с ним много раз обсуждали это.
— Это самая невероятная новость за всю мою жизнь, — растерянно произнес Кор.
— Я тоже об этом знала… давно… — отозвалась Ана.
— Мне… очень жаль, что погиб Ян… — как-то не к месту, но искренне сказал Кор.
Ана быстро взглянула на него и отвела глаза. В молчании прошло несколько минут.
— Так о чем вы с Яном договорились, отец? — спросил Кор.
— Тебе будет неприятно услышать это… Я считал, что ты еще не готов править, сын. Ты не так любишь людей, как любил Ян. Иногда мне кажется, что ты вообще никого не любишь. Наверное, в этом есть и моя вина: дети не должны расти, как сорняки в поле, тем более, королевские дети…
— Надеюсь, мы с Яном твои родные дети, а не подкидыши, — холодно перебил его Кор, — и в один прекрасный день никто не придет и не скажет, что у меня нет прав на трон.
Ана, вспыхнув, стремительно выбежала из зала. Король, от гнева задрожав лицом, с трудом встал.
— Поостерегись, сын, я еще жив, и могу оказаться тем, кто это скажет!
И, припадая на палку, вышел вслед за дочерью.
В эту же ночь приснился королю необычный сон. Будто идет он по пустынному замку и в каждом зале видит длинные накрытые столы. Тускло поблескивают в молчаливом полумраке золотые и серебряные кубки и чаши, искрится в них густое красное вино; золотистый виноград свисает прозрачными нежными гроздьями с низких ваз, грудами лежат на столах яркие спелые яблоки, абрикосы, дыни, кроваво рдеют на изломе сочные гранаты.
Король, недоумевая, смотрит на горы фруктов и ягод, разложенных на дубовых столах, на все это сладкое изобилие осени, приготовленное непонятно для кого, ведь вокруг никого нет, и в замке полная тишина… Он хочет взять прохладный бархатистый персик, но пальцы его хватают пустоту.
В тронном зале король, застыв, смотрит, как гора спелых темно-красных вишен, которыми засыпан весь трон, приходит в движение, ягоды начинают расползаться, медленно и бесшумно падать с трона на мозаичный пол. Вишни катятся в разные стороны и, как капли крови, расцвечивают весь пол пугающими красными пятнами.
Оглянувшись, в зыбком мерцании свечей король видит Яна, живого и невредимого. Ян сидит за столом и, ласково улыбаясь, произносит:
— Здесь лучше, отец… Садись рядом. — И похлопывает рукой по соседнему стулу.
… Проснувшись, король долго лежал неподвижно, а потом сказал себе — без сожаления, без страха, но с легкой грустью: «Пора мне в путь…»
Ранним прохладным утром во дворе замка вокруг короля, сидящего в своем парадном облачении на троне, безмолвно толпились приближенные и слуги, всё население замка. Каждый подходил к трону, опускался на колени, чтобы выслушать слова, которые говорил ему король, целовал протянутую руку и, хмуро поднявшись с колен, уступал место следующему.
Король знал по имени каждого из трехсот живущих в замке людей, и для каждого нашлось у него приветливое слово. И не было среди них никого, кто не любил бы старого короля. Много лет король мудро правил ими, заботясь об их благе, а сегодня он сидит на белом траурном троне. Бледное лицо его посвежело и покрылось румянцем, будто вновь воспряли все его силы. Болезнь не сломила его гордой, мужественной осанки, глаза смотрят ясно. Даже и теперь, когда длинные волосы, усы и борода белы, как снег, прекрасен его облик…
Последней к королю подошла королева. Она встала на колени, и король долго смотрел в дорогое лицо. Чувства переполняли его, хотелось сказать о многом, но слова не могли выразить все, что он чувствовал, и, глядя на женщину, которую он так любил, король с бесконечной нежностью произнес только:
— Моя королева…
Королева, вздрагивая всем телом, припала к его руке, изо всех сил стараясь сдержать рыдания.
— Ты — королева… — тихо напомнил ей король, прося чтить обычаи, но, сам нарушая их, склонился и поцеловал нежную руку, в которой дрожал кружевной платок.
Вдыхая свежий хмельной воздух, принесенный ветром со сжатых полей, король на белом коне, сопровождаемый сворой своих любимых охотничьих собак, медленно тронулся в путь. Так же, как и его отец, и дед, и прадед, он ехал в старую дубовую рощу. Все смотрели королю вслед, и еще долго замершим в неподвижности людям был виден его синий плащ, отороченный драгоценным мехом, и высокая соболья шапка.
В полдень, когда прояснились задернутые маревом дали, издалека донесся приглушенный собачий вой, и взоры простоявших на ногах несколько часов людей обратились к королеве. Обмякнув, она зашаталась, и если бы не поддерживающие ее руки, непременно упала бы. Казалось, от горя она плохо понимала, что происходит, и Ана с трудом разжала ее пальцы, сжимающие белую птицу.
С первыми взмахами крыльев голубки у королевы вырвался сдавленный горестный стон — только теперь жестокий обычай разрешал выражать скорбь. И людское горе, долго и с трудом сдерживаемое, загоняемое внутрь, хлынуло наружу. Плакали женщины и дети, мужественные воины и мальчики-оруженосцы, только вступающие в жизнь. Ушел любимый король, а с ним и спокойная, без потрясений и невзгод, жизнь.
… В роще, под могучим дубом, закрыв глаза и держа в левой руке обнаженный меч, полулежал на синем плаще старый король. Лицо его было умиротворенным, спокойным. Он уже не слышал ни воя окруживших его собак, ни криков и стонов приближающихся людей.
Его накрыли белым льняным полотном и похоронили рядом с сыном, в широком поле, в выложенной камнями могиле, над которой насыпали высокий курган. И еще долго, глядя на покрытый огненно-желтыми осенними цветами холм, оплакивали люди своего доброго, мудрого короля Властислава.
Ана шла по двору замка мимо ратников, занимающихся, как обычно, своим оружием, и все приветливо улыбались ей. Для них она по-прежнему принцесса, а не нищая цыганка из табора, как презрительно назвал ее Кор, и девушка чувствовала, что их теплое отношение отогревает ее измученное сердце.
Она вглядывалась в знакомые лица и испытывала ужасную неловкость, потому что собиралась найти среди них оборотня. В том, что он живет в замке, Ана не сомневалась. Ее мучили ночные кошмары, и, стыдясь своего страха, она решила действовать.
Ей нужен помощник, верный, испытанный друг, такой, как Любомир. Вернее, сам Любомир, вдруг поняла она, — самый близкий друг отца, его брат, как иногда говорил король. Много разных историй услышала маленькая Ана от Любомира, сидя у него на коленях. Особенно запомнилось ей одно странное предание, пугающее и притягательное.