Так начиналась война - Баграмян Иван Христофорович. Страница 5

— Хорош паренек? — спросил генерал.

— Да, симпатичный. Наверное, из него получился бы неплохой командир, не попади он на эту неблагодарную должность.

— Не могу согласиться с вами, — возразил Арушанян. — Имена многих адъютантов наравне с их начальниками золотыми буквами вписаны в историю. Вспомните хотя бы адъютанта Кутузова Андрея Болконского. Князь, аристократ, а не считал свою службу зазорной.

— Ну, сравнили, — не сдержал я улыбки. — Если бы Кутузов давал ему такие поручения…

Поняв мой намек, Баграт Исаакович усмехнулся:

— А что делать?! Не самому же мне бежать за едой. А вестовых ведь у нас нет.

Я не раз после вспоминал об этом разговоре. Частенько мы по соображениям «экономии» сокращали ординарцев, а их обязанности возлагали на офицеров…

На столе гостеприимного хозяина появились вскрытые консервные банки и бутылка коньяку.

— Разве я думал тогда, в академии, что так стремительно продвинусь от капитана до генерала? А вот, видите, судьба сложилась так, что я не только стал генералом, но и… — Арушанян, широко разведя руки, тепло улыбнулся, — заполучил в помощники такого опытного командира, как вы…

— А я доволен, что попал под ваше начальство, — вполне искренне признался я. — Когда хорошо знаешь своего начальника, работается легче. Баграт Исаакович стал рассказывать о людях штаба. Характеристики им он давал короткие, но обстоятельные; чувствовалось, что своих подчиненных успел узнать как следует.

Разговор наш прервал телефонный звонок. Начальника штаба вызывал командующий армией.

— Придется расстаться, — вздохнул генерал и вызвал адъютанта: — Проводите полковника в оперативный отдел.

Через несколько минут я оказался в просторной землянке, сплошь заставленной столами.

Боюсь, что для неискушенного читателя не совсем ясно назначение и место оперативного отдела в штабе армии. Постараюсь в самых общих чертах пояснить это. Оперативный отдел (в крупных штабах — оперативное управление) — центр, где концентрируются и обрабатываются данные о состоянии и положении своих войск, сведения о противнике и вообще об обстановке, в которой развертываются боевые действия. На основе этих данных подготавливаются оперативно-тактические расчеты, необходимые для выработки решения командующего, а когда решение принято, отдел доводит его в виде боевого приказа или частных распоряжений до соединений и организует контроль исполнения.

Вся эта огромная работа осуществляется, конечно, в тесном взаимодействии с другими отделами штаба, а также со штабами и управлениями начальников родов войск и служб. В связи с особо важной ролью оперативного отдела его начальник является заместителем начальника штаба.

Оперативный отдел штаба 12-й армии, который в октябре 1940 года мне было поручено возглавить, состоял из полутора десятка офицеров — помощников и старших помощников начальника отдела. Многие из них были совсем молодыми. С началом второй мировой войны Красная Армия росла столь бурно, что даже крупные штабы приходилось пополнять вчерашними лейтенантами. Сделать из них опытных операторов могло лишь время да упорная учеба.

И сейчас за столами, застеленными огромными полотнищами топографических карт, трудилась молодежь в звании старших лейтенантов и капитанов. Один наносил на карту последние данные обстановки, другой оформлял решение командующего армией, третий писал очередное боевое донесение, четвертый готовил распоряжения — каждый увлеченно занимался своим делом.

Увидев незнакомого полковника, все встали. Сидевший в углу черноволосый порывистый человек лет тридцати быстро подошел ко мне. Его глаза, словно две маслины, поблескивали на смуглом лице, внимательно и изучающе разглядывая меня.

— Капитан Айвазов, — представился он, — временно исполняющий обязанности начальника оперативного отдела.

Крепко жму руку энергичному капитану:

— Полковник Баграмян. Назначен начальником вашего отдела.

— Вот хорошо! — обрадовался он. — А то мы тут совсем запарились. Командующий нам спуску не дает. Чуть что — отчитает, только держись.

— Что же, мне быть громоотводом? — рассмеялся я.

— Да нет, — смутился капитан. — Но все-таки полковнику легче.

Айвазов поочередно представил мне офицеров. Я сказал, чтобы они продолжали работу, а своего заместителя попросил познакомить с обстановкой и теми задачами, которые решал оперативный отдел. Айвазов, пользуясь лишь картой и не прибегая к записям, с большими подробностями ввел меня в курс дела. Выяснилось, что завтра утром командующий армией должен принять решение о наступлении. Перед этим он заслушает соображения штаба, начальников родов войск и служб. Начальнику оперативного отдела, как это обычно принято, предстояло доложить оценку обстановки и быть в готовности высказать свои предложения по решению.

До глубокой ночи мы просидели за подготовкой материалов. Обстановка учений была для меня привычной, поэтому дело спорилось. Нам даже удалось немного поспать. За час до начала сбора меня разбудил дежурный. Едва я успел побриться, как у входа в отведенную мне землянку раздался жизнерадостный голос моего расторопного заместителя:

— Доброе утро, товарищ полковник! Большая палатка подготовлена к сбору, необходимые для вашего доклада карты и таблицы вывешены. Там уже начали собираться товарищи. Идемте, а то опоздаем.

Палатку уже заполнили офицеры и генералы управления армии. Я прошел вслед за Айвазовым к столу, отведенному для оперативного отдела. Разложив свою рабочую карту и проверив справочные записки, осмотрелся. Справа от меня сидел худощавый узколицый полковник. Ему было лет сорок. Встретив мой взгляд, он дружески улыбнулся, привстал и, протянув руку, назвал себя; начальник разведывательного отдела штаба армии полковник Каминский.

С Александром Ильичом Каминским мне в дальнейшем пришлось работать в самые тяжелые дни начала войны.

Родился он на Нижней Волге в семье ямщика и с детства страстно любил лошадей. Это в какой-то мере тоже способствовало нашему сближению. Мы подолгу могли обсуждать конские стати и чудесный нрав этих милых и умных животных. Каминский был старым солдатом, в Красной Армии служил со дня ее создания, тогда же и в партию вступил. Образованием он похвастаться не мог: церковноприходская школа. Но много учился самостоятельно, заочно закончил два курса Военной академии имени М. В. Фрунзе. Сначала Александр Ильич командовал строевыми подразделениями, дослужился до командира стрелкового батальона, потом после специальных курсов перешел на разведывательную работу, где особенно полно раскрылись его способности. Он обладал острым умом и настойчивым характером.

— А кто это позади нас? — спросил я о молоденьком русоголовом майоре.

— Начальник отдела боевой подготовки майор Коротун Сергей Яковлевич. На редкость способный командир, — сказал Айвазов.

Рядом с Каминским — представительный пожилой полковник. Мужественное лицо его, задумчивое и сосредоточенное, показалось мне знакомым.

— А это кто?

— Наш начальник автобронетанковых войск. Вглядываюсь в полковника. И в памяти, словно вспышкой молнии, озарилось далекое прошлое. Вновь увиделся лихой командир бронедивизиона 2-й отдельной Кавказской кавалерийской бригады… Не он ли это?

— Его фамилия Пискунов? — тихо спросил я капитана.

— Точно, Пискунов Александр Гаврилович… Да, это был мой старый знакомый по Закавказью, участник гражданской войны Саша Пискунов. В двадцатых годах, когда я служил в коннице, мы часто встречались с ним на учениях и армейских маневрах.

Повезло: среди будущих моих сослуживцев кроме Баграта Арушаняна есть еще один старый товарищ. Я поднялся, подошел к Пискунову. Недоумение, появившееся на его лице, мгновенно сменилось широкой улыбкой. Он обеими руками крепко стиснул мою ладонь, растерянно повторяя:

— Ну и ну! Ну и ну!

Все удивленно смотрели на нас.

Поговорить мы не успели. Послышалась громкая команда. Все встали. В палатке появились командарм Парусинов, член Военного совета армии дивизионный комиссар Зеленков и начштаба генерал Арушанян.