Парк Пермского периода - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 13

Две стерляди лежали в лопухах и шевелили жабрами. Рыбалка здесь и впрямь была что надо. Даже ерши, и те на Белой с ладонь величиной, и больше похожи на окуней. Серега уже раздувал костер, а я сидел на берегу, довольно щурился и обсыхал после водных процедур. Прошлым утром на место нашей ночевки приплелось огромное стадо коров, одна из которых сожрала мои плавки, которые сушились на ветке. Теперь за сетью приходилось лазать прямо так, в штанах. Благо на местном солнышке одежда сохла быстро, а богатый улов примирил меня с двухдневной голодовкой.

— Сколько сварим? — подошел с ведром Кабанчик.

— Набирай полное, — уверенно распорядился я.

— С ума сошел? Ведро ухи! Много будет.

— Съешь все разом и попросишь добавки, — пообещал я ему. — Ты, балбес, еще не знаешь, что такое настоящая стерляжья уха. Набирай.

Серега с сомнением покачал головой, но послушно забрался в воду и зачерпнул с середины реки. Белая была здесь удивительно узкой и мелкой. Чуть выше по течению, посередине русла выступал узкий и недлинный островок, усыпанный белесыми окатышами камней и высохшими створками перловиц. На нашей стороне росли ольховник и ивы. Противоположный берег представлял собой высокий каменистый откос — примерно метров сорок, совершенно белый, похожий на вывернутую при переломе из земли большую кость. Наверху кустились какие-то заросли. Красиво было — до оторопи. Кабан тоже впечатлился. Еще вчера он, ободрав ладони и колени, таки залез на самый крутояр, долго восхищенно вертел головой и цокал языком, кричал мне оттуда: «Вот она, красота-то, оказывается, где!» — потом подобрал на островке на память камень покрасивее и сунул его в боковой карман. «Косуха» у него немедленно перекосилась, на все сто теперь оправдывая свое название. Так он и ходил.

С ведра закапало в огонь, зашипело. Начало закипать. День шел на спад, в кустах уже нудело комарье. На обратном пути Серега прихватил две охладившиеся бутылки (все этикетки с них мы предусмотрительно соскребли, чтоб не унесло течением и не демаскировало наш тайник). Пиво растравило аппетит. Мы определили в дело одну из стерлядей, вторую упаковали в мешок с крапивой и спрятали в кустах, заправили варево лаврушкой, солью и душистым перцем, и меньше чем через полчаса получили целое ведро ухи с классическим «янтарным» жиром поверху. Запахи над поляной поплыли умопомрачительные. Мы подсели ближе, вооружились мисками и ложками и тут вдруг услыхали шум автомобильного мотора.

Точнее — двух моторов.

Ехали сюда.

Мы переглянулись. Как ни хотелось нам есть, сперва надо было разобраться, кого там принесло. Серега с головой залез в палатку и зашуршал деньгами, а я переложил поближе удостоверение и подальше — мешок с рыбой. Меньше чем через минуту на дороге показались визитеры: шикарная четырехсотая «БМВ» и вслед за нею — кремового цвета «уазик-„буханка“ (судя по замазанному на дверях кресту, бывшая карета „скорой помощи“). Дорога была раздолбанная, в выбоинах, водитель иномарки вел машину медленно, опасаясь повредить кардан. „Уазик“ держался в кильватере. Наконец они доехали до нас, остановились и хлопнули дверцами.

У меня отвисла челюсть, когда из первой машины полезли «новые башкиры». Это я для себя так их окрестил, ибо на «нового русского» они походили как две капли, за исключением одной детали. Сейчас поймете какой. Экипировку каждого составляли традиционный малиновый пиджак, белая рубашка, галстук, веерные пальцы с массивными золотыми «гайками» и… болотные сапоги, раскатанные вверх по самое «не могу». Было их двое. Один — примерно с Кабанчика ростом, но такой же в ширину, головастый, кудрявый с проседью, с обаятельным круглым лицом под цвет пиджака, держался по-хозяйски уверенно. Другой был полная ему противоположность — с прямыми волосами, худой, высокий, голенастый как цапля. Лицо его, узкое, скуластое и остроносое, почти без подбородка, походило на щучью морду. У одного фамилия оказалась Баев. У другого — Боев.

— Давно сидим? — поздоровался мордатый.

— Не очень, — в тон ему отозвался я, уже смекая, что придется убираться. — А что?

— Так, ничего. Мы примостимся тут? Я удивился.

— Примощайтесь… То есть э-э-э… моститесь… В общем, присаживайтесь.

И я демонстративно передвинулся, слегка освобождая место у костра, и кивнул на ведро.

— Вот и ладно. — «Щучья морда» Боева обернулась к «уазику». — Степаныч! Разгружай.

То ли мой камуфляж на них так подействовал, то ли стерлядь, которую мы так безнаказанно и нагло изловили и сварили, а только прогонять нас не решились. Или — не захотели. Я воспрянул духом и приготовился смотреть, что будет дальше.

Из «уазика» вылез мужичок — обыкновенный «водила» лет сорока, вылез и стал вытаскивать наружу какие-то сумки, тюки и даже чемоданы. Вынул две большие коробки из-под сахара, наполненные березовым углем. В двух других зазвякали бутылки. Мы с Серегой переглянулись. Напоследок все трое распахнули задние дверцы машины и с натугой, пятясь, вытащили длинный раскладной мангал. Наконец приготовления более или менее закончились. Нувориши сбросили пиджаки, стянули галстуки и подсели к костру. Шофер насыпал в мангал сушняка для затравки, поджег и вынул связку шампуров.

— Ну, будем знакомы. — Толстяк протянул мне широченную ладонь. — Меня зовут Ренат, это Руслан, а это, — он кивнул на шофера «уазика», — Иван Степаныч. А вас?

Я назвался.

— Кабан, — сказал Кабан. — То есть Сергей, — торопливо поправился он, завидев удивленные физиономии собеседников. — Это фамилия у меня такая — Кабанов.

— Ага. Чем занимаетесь?

— Так, — я неопределенно помахал прутиком, — ездим, смотрим… Исследуем.

— Ученые, значит? Студенты небось?

— Вроде того.

Рядом с палаткой лежали весы, линейка, ванночка и скальпель, которые я предусмотрительно туда подбросил, так что легенда эта Баева и Боева вполне устроила.

— Как рыбалка?

— Не очень. — Я кивнул на ведро. — Вот все, что поймали. Если вы сюда на шашлыки, то долго сидеть придется.

— Ничего, у нас с собой. Будете? Мы переглянулись.

— Можно, — как бы делая одолжение, согласился я. — Тогда уж и вы… — Я кивнул на ведро.

— Да уж, не откажемся! — крякнул Ренат. — Полдня ехали. Вот что, давайте-ка за встречу.

Он слазил в коробку, вытащил оттуда бутылку, с хрустом свинтил колпачок и разлил водку по кружкам. Одной не хватило, но Серега достал из кармана складной стаканчик, тряхнул им, и все «устаканилось». Пока поспевали шашлыки, мы угостились ухой, которая оказалась выше всяких похвал. Кабанчик выкушал сто пятьдесят граммов водки, захлебал ухой и окосел. У меня тоже в голове зашумело. Варево в ведерке быстро убывало.

Костер, как известно, сближает. В городе этот Баев или Боев на нас бы даже не взглянул, что называется, «тупеем не кивнул», а здесь — гляди, сидим, беседуем как люди. Дул ветерок, светили звезды, от мангала шел тягучий ровный жар. Что-то неразборчиво тянул про виски-бар Джим Моррисон из «Аэлиты». Даже «БМВ» на заднем плане вроде бы как не мешала.

Выяснилось, что Баев не раз бывал в Перми.

— Хороший город, — признал он, облизывая свои короткие сильные пальцы. — У меня там брат живет. Район у вас там еще такой, с названием чудным, не то «Разболтай», не то «Раздолбай»…

— Разгуляй?

— Точно! У него квартира где-то там. А вы где живете?

— Мы? Мы как бы так… от института… Заспорили про рыбу.

— Вот ты рыбак, — кипятился Баев. — Вот ты скажи мне, на что лучше стерлядь ловить? Что она ест?

— Ракушек ест, — пьяно отбрыкивался я, — которые на дне. По дну елозит, мордой ворошит.

— А я вот слыхал, будто она плавает ночью вверху брюхом и мошек лопает.

— Чепуха! — подпрыгивал я. — Быть того не может! Какие мухи? У нее же рот нижний!

— Нижний не нижний, а научная книга была, между прочим.

— Да ерунда все это! Не бывает такого.

— Что ли, я вру?

— Ты не врешь. Книга врет!

Уха кончилась. Уже будучи на дружеской ноге со всеми, я слазил в кусты и достал мешок со второй рыбиной. Жабры у стерляди все еще шевелились.