Руны судьбы - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 21

— А эта… этот чего значит? — спросил Фриц, указывая на странный значок — большой треугольник, из которого торчали кверху как бы две руки с растопыренными пальцами, вот таким вот образом.

— О, — Иоахим важно поднял палец. — Это, брат, знак самый, значится, важный. Он означает, что здешний хозяин сразу хватается за оружие, если что не по нему. увидишь где такой, сразу же беги оттудова.

Спал Фридрих плохо. Вчерашнюю бутылку водки опростали окончательно, вдобавок от жирной еды образовалась тяжесть в животе.

Всю ночь Фриц ворочался с боку на бок, утром встал неотдохнувшим и угрюмо поплёлся за Иоахимом, который тоже сегодня малость приутих.

То, что вчера вечером казалось Фрицу невинной шуткой и весельем, в свете утра предстало совершенно другим, каким-то мелочным и подлым.

Посыпал редкий дождь. Похолодало. Всю дорогу развезло. Шнырь мучился с большого бодуна, был раздражителен и временами даже зол, остановиться на привал не захотел и продолжал идти вперёд, оглядывая окрестности и провожая жадным взглядом в большинстве своём пустые встречные телеги. Предчувствие беды ещё усилилось, когда они на перепутье миновали раскидистый дуб с двумя висельниками, для сохранности обмазанными смолой, и вскоре вышли к постоялому двору. Вывески на нём не было, зато и выглядел он необычно — будто бы три дома здесь стояли рядом, стена к стене: большой, чуть поменьше и маленький третий. Издалека всё походило на лесенку. Трактирчик, как узнал Фриц позже, так и звался — «Три Ступеньки» [5].

— Шнырь, — Фриц осторожно подёргал Иоахима за рукав, — а, Шнырь. Может, не надо?

— Ну уж, нет, — угрюмо отозвался тот, оглядывая длинный ряд возов. — Если я сейчас не выпью, я не знаю, что я сделаю.

Постоялый двор, похоже, пользовался успехом в непогоду: всё подворье перегородили разные возы, телеги, пеший «ход» с сосновыми хлыстами и даже — один господский тарантас. Тарантас особенно заинтересовал Шныря. Мальчишка-конюший бросил на пришедших косой взгляд, однако ничего не сказал и молча продолжал орудовать скребницей, мол, мало ли кого не приносило сюда по осени с ветром и дождями. Из окон доносился негромкий шум гулянки. Фриц чувствовал недоброе, но понимал, что смысла нет протестовать: погода портилась. Дождь усилился, кружили тучи. Дым уволакивало ветром то на север, то на юг, а то куда-то между.

— В самый раз, — одобрительно крякнул Шнырь, снимая шляпу и проводя рукой по своим сальным космам. — У них, похоже, на всю ночь загул, авось и нам чего обломится. Значит так. Заходим, чего-нибудь закажем выпить и пожрать, а там видно будет. Понял? Пошли.

Фриц на миг заколебался, возражать однако не посмел, и молча двинулся следом.

Народу в корчме было — не продохнуть. Компания гуртовщиков в углу и впрямь накачивалась шумно и весело, дымила дымом, бражничала брагой и гуляла гулом и гульбой. Стол перед ними ломился от закуски с выпивкой. Пиликала скрипка. Две-три тощие девахи, промышлявшие собою при корчме, визгливо хохотали, сидя у кого-то на коленях. Фриц окинул взглядом помещение. Две другие компании — одна у печки, другая возле входа в кухню — вели себя потише, а высокий, хорошо одетый и благообразный господин за столиком в углу сидел один и ел копчёного угря.

Шнырь подозвал трактирщика, заказал мозгов и водки, и гороху с салом, а на сладкое — лепёшек для мальчишки. Сам к еде почти что не притронулся, лишь хлопал водку стакан за стаканом и мрачно зыркал всякий раз по сторонам. Выглядел он при этом нисколько не страшно, даже отчасти смешно, Фриц малость успокоился и только по-прежнему не мог понять, как же тот собрался выпутаться из такого положения.

Хозяин постоялого двора здесь далеко не выглядел глупцом, при нём вдобавок был помощник (морда — во, — отметил Фридрих про себя, — аршин в плечах и кулаки размером с кружки). Или у Шныря таки водились деньги? Фридрих искоса взглянул на Иоахима и снова убедился — денег у того не было. Мелькнула мысль отдать кинжал, но он тотчас же прогнал её — Шнырь о нём не знал, и отдавать Вервольфа Фрицу не хотелось.

Шнырь дожевал мозги, облизал замасленные пальцы, пронаблюдал украдкой, как высокий господин встал и вышел, после чего поднялся и последовал за ним на двор. Хозяин трактира глянул ему вслед и тут же отвернулся, видя, что мешок его остался возле мальчика на лавке. Фриц почувствовал себя неуютно и, поёрзав для приличия, тоже двинулся к двери.

— Эй, малый, — тут трактирщик был уже настороже. — А ты куда?

— До ветру.

— А платить?

— Да я… — Фриц на мгновение замешкался, потом нашёлся. — Да я вернусь сейчас. А брат вернётся и заплатит, вон его мешок лежит.

Трактирщик с некоторым сомнением окинул взглядом блюдо с недоеденным горохом, дедопитую бутылку и мешок, потом кивнул и отвернулся. Фриц на подкашивающихся ногах буквально вывалился на улицу под ветер и холодный дождь, перевёл дыхание и торопливо огляделся.

— Шнырь! — позвал он. — Иоахим! Чья-то ладонь зажала ему рот.

— Заткнись, придурок, — прошипели ему в ухо. — Здеся я. Молчи.

Шнырь убрал ладонь, и Фридрих обернулся. Иоахим весь промок, шляпа его набухла и обвисла словно у поганки; с неё потоками лила вода. В руках у Иоахима был нож.

— Молодец, что выбрался, — осклабился он. — Хозяин ничего такого не подумал?

— Мы что, — непонимающе спросил Фриц, — обратно не вернёмся? А мешок?

— Вернёмся, — ухмыльнулся тот. — Ещё как вернёмся. Видишь вон ту будку? Вот сейчас вон тот мужик пройдётся до сортира, мы его немножечко пощупаем, и враз вернёмся.

— Шнырь, — пролепетал Фриц, холодея, — Шнырь, не надо. Я не хочу. Прошу, не надо…

— Чего не надо? Э, да ты чего дрожишь-то? Ты не трусь. Ха! Думаешь, что я его зарежу? Дудки. Припугну, он сам деньгу отдаст. Думаешь, впервой мне, что ли?

-Я…

— Чш-ш… Тихо, он идёт.

Фриц пригляделся. Идущим был тот самый хорошо одетый мужчина средних лет, сидевший в одиночестве в трактире.

— Здорово, борода, — Шнырь выступил из темноты.

— Что-то не припомню, — на ходу ответил тот, застёгивая штаны и при том не замедляя шага. Тон его был вежлив и спокоен, в первое мгновенье Фрицу показалось, что он даже головы не повернёт в их сторону.

Повернул.

— Пивка мне не поставишь?

— Я в компании не нуждаюсь.

— Так ведь и я не нуждаюсь, — глумливо хмыкнул Шнырь. — Раз так, может, тогда деньжат нам подкинешь, ага?

— Чего бы ради?

— Надо значит, ежели говорю, — угрюмо заявил на это Шнырь.

— Да? Хм. И сколько же вам дать? Патар? Полталера? А может быть, флорин?

— А всё, чё есть, всё и давай. Целее будешь.

— Иоахим… — пискнул Фриц.

— Цыц! — рявкнул тот. — Засохни! Значит так, — он угрожающе придвинулся поближе к незнакомцу. — Деньги на бочку, слышь, ты, дурик толстопузый. Иначе силой отыму. Ты поял, да?

От Иоахима разило уксусом и перегаром, он шатался и, судя по всему, уже едва соображал, что делает. Даже дождь его не отрезвил. Благообразный господин остановился и смерил Иоахима взглядом.

— Ты что же, грабишь меня, что ли? — поинтересовался он.

— А то ж!

Назревала гроза. Шныря и трезвого-то трудно было принимать всерьёз; сейчас же, пьяный, маленький и наглый, он был попросту смешон — стоял и молча ждал, пошатываясь на ветру. Благообразный господин вздохнул, пожал плечами и вдруг что было мочи засветил Шнырю по роже кулаком. Брызнула кровь, Иоахим клацнул челюстями и рухнул навзничь, как стоял. Шляпа с него слетела. Фридрих подскочил от неожиданности и резво отшагнул назад.

Иного трезвого, сложеньем даже и покрепче, чем Иоахим, такой удар отправил бы в беспамятство, но пьяный, как известно, думает не головой. Шнырь подскочил, взревел и бросился в атаку, спотыкаясь и оскальзываясь в грязи. На краткое мгновенье Фриц сумел повиснуть у него на рукаве, но Иоахим отшвырнул мальчишку прочь, вцепился господину в воротник кафтана, увернулся от ответного удара и свалился, увлекая незнакомца за собой. Два тела замесили грязь, и Фридрих с ужасом увидел, как в темноте сверкнуло лезвие ножа.