Руны судьбы - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 31

Фриц ёжился, пытаясь целиком вместиться в безрукавку, ложился так и этак, и в конце концов забылся нервным и тревожным сном. Ночь казалась бесконечной. Донимали страх и холод. Раз за разом Фридрих просыпался весь в поту — видение окровавленного тела раненого Иоахимом купца преследовало даже его во сне. Такого с ним доселе не случалось никогда. Лишь теперь он в полной мере осознал, что чуть было не стал свидетелем и соучастником убийства. Одна лишь мысль об этом заставляла вздрагивать. Что с ним сделают теперь? Какое наказание определит ему деревенский Голова? А если это будет городской судья? А если Каштелян? Удастся ли тогда утаить от него, кто он и откуда?

Где его мама и сестра наконец?! Что они с ними сделали?!

Все эти мысли привели его в смятенье и растерянность, Фриц не заметил, как стал тихо подвывать в холодной темноте, потом опять уснул.

Так продолжалось до утра.

Фриц пробудился с первым криком петуха и больше уж не мог заснуть. Сна не было ни в одном глазу, ночь вымотала его до предела. Руки-ноги затекли. Фриц заворочался, заёрзал, разминая их и разгоняя кровь. На кухне звякнула посуда, потянуло дымом — хозяйка разжигала печь. Ступени лестницы над головой скрипели и гулко стучали шагами. Двор постоялый постепенно пробуждался. Двое возчиков, встревоженные происшествием, похоже что с утра решили поскорей продолжить путь и теперь сноровисто и быстро запрягали лошадей. Снаружи в щель сочился свет. Осеннее солнце разгоралось медленно, стоял туман. Прошла дворовая девчонка до колодца. Возвернулась. За дверями очень близко застучали ложки — в зале объявились первые посетители. Про мальчика как будто все забыли, Фридрих вознамерился уже напомнить о себе, но в этот миг на дворе возникла какая-то суета, послышался ослиный рёв и звон железа. Любопытство одержало верх, Фриц выглянул наружу через щель в стене и враз похолодел.

В первое мгновение ему показалось, что сбывается его самый страшный кошмар этой ночи.

Потом с ещё большим ужасом Фриц понял, что кошмар этот уже сбылся.

На постоялый двор прибыл отряд из пятерых солдат и двух монахов. Возглавлял отряд беломордый серый ослик, на котором со смиренным видом восседал брат Себастьян. Чуть позади на серой в яблоках кобыле ехал Мартин Киппер — тот самый пучеглазый и усатый десятник городской стражи, у которого мальчишка спёр кинжал. Четыре кнехта и молодой монах шли пешком. Ещё одна навьюченная лошадь замыкала шествие. Впечатление было такое, что отряд всю ночь провёл в пути. Все были грязными и усталыми, даже ослик с лошадью плелись понуро и не глядя пред собой. Копыта глухо топали в подмёрзшей утренней грязи.

Фриц дёрнулся и со всего размаху треснулся затылком об доску над головой. Зашипел от боли. Тотчас же притих и затравленно огляделся — не услышал ли кто? Никто не услышал. Желание выбраться из тёмного чулана вдруг пропало напрочь, и даже в сортир перестало хотеться. Он сжался и забился в самый дальний угол маленькой кладовки, как будто бы его могли заметить через дверь. Оставалось уповать лишь на то, что слуги церкви не будут спрашивать о нём. Хотя как раз на это-то надежды было мало. Для чего ещё они могли забраться в этакую даль, кроме как преследуя его?

Препоручив заботам конюхов осла и лошадей, солдаты прошествовали в корчму, потребовали пива, расплатились и расселись у камина. Монахи где-то задержались (Фридрих их, во всяком случае, не слышал, а видеть через дверь не мог — в отличие от стенок, та была сколочена вполне добротно). Постояльцы в зале малость приутихли, и теперь до мальчишки доносились только ругань и ворчание солдат. Фриц насторожился и прислушался, но все пятеро оказались испанцами, и он не понимал ни слова. Немец, конечно, был из местных, но сейчас он предпочитал молчать. Немудрено, если учесть, что своё прозвище Киппер заработал от привычки то и дело опрокидывать на службе кружечку-другую в близлежащем кабаке…

Протопали шаги. За стойкой что-то звякнуло. Фриц различил негромкий шорох, будто разворачивали какой-то свёрток, потом раздался голос брата Себастьяна.

— Pax vobiscum, сын мой.

Фриц закрыл глаза. Сглотнул. Мягкий кастильонский выговор монаха делал его речь почти что мелодичной, вкрадчивой и очень убедительной. И в то же время где-то в паузах между словами не звучал — угадывался призрак чуждого, чужого языка, острого, как сталь, и звонкого, как часовая бронза. Фриц вздрогнул и оцепенел от страха. Снова захотелось по нужде.

«Почему я раньше их не боялся? Ведь раньше же я их не боялся… Почему?»

— Добрый день и вам, святой отец, — степенно поздоровался трактирщик, не радостно, но и без неприязни. Как ревностных католиков, испанцев здесь не жаловали, однакоже кому хотелось навлечь на себя обвинение в ереси?

Костры имеют свойство разгораться быстро…

— Чего-нибудь закажете?

— Да. Пива и чего-нибудь поесть. Мы проделали долгий путь и устали.

— Хотите здесь остановиться?

— Вполне возможно.

— Ага, — пустая кружка стукнула о стойку. — Ага, — зажурчала струйка. — Так что ж, обед подать сюда или сначала поглядите комнаты?

— О, не сейчас. Потом. Попозже. Да и комнаты тоже подождут. Сейчас у меня к вам будет несколько вопросов.

Вновь зашуршало.

— Вам не случалось видеть этого человека?

Фриц задался вопросом, что они там делают. У него возникло впечатление, что все в трактире смотрят только на монаха и хозяина корчмы. На краткий миг ему даже представились все посетители корчмы, представились так ясно, словно он и в самом деле мог увидеть их сквозь слой двухдюймовых досок. Вот четверо солдат поджаривают пятки у огня, вот Киппер окунает в пиво рыжие усы, а вот монах с мальчишкой стоят у стойки и чего-то вертят у трактирщика под носом. Возчики в углу молчат, и три бродяги-богомольца тоже попритихли, даже девка из прислуги, выскочившая с блюдом жареного мяса, замерла на полпути до занятого кнехтами стола. Кто-то кашлянул, и этот звук как выстрел прозвучал в нависшей тишине.

— Нет, — сказал трактирщик. — Никогда. А кто это?

Все посетители задвигались. Монах вздохнул.

— Взгляните повнимательней, — попросил он. — Этот парень называет себя «Лис» и промышляет знахарством. Да, чуть не забыл — на рисунке это не видно, но волосы у него рыжие.

Фриц вздрогнул и беззвучно ахнул. Они разыскивали травника!

Напряжённая пауза всё длилась и длилась, Фриц, и без того не на шутку перепуганный, замер, словно загнанный мышонок.

Они знают, куда он идёт, они знают, кого им искать, они знают, знают, знают!!!

— Нет, не видал.

Брат Себастьян немного помолчал, прежде чем продолжить.

— У вас, — сказал он вдруг, — я слышал, вечером вчера произошёл довольно неприятный инцидент. Кого-то ранили?

— Обычная драка, — проговорил трактирщик с показным равнодушием. — Какой-то разбойник от безденежья подкараулил постояльца во дворе. Пырнул ножом и сбег поганец.

— Какой разбойник? Как его имя?

— Я его не знаю, у его на роже не написано. Вон мешок его остался, гляньте, ежели хотите.

— Так может быть… — вдруг подал голос парень из прислуги.

Подал и вдруг умолк, осекшись.

— Я его не знаю, — повторил корчмарь с нажимом в голосе, как будто ставя в разговоре жирную точку. — И этого, которого вы ищете — тоже.

Брат Себастьян опять вздохнул.

— Мы очень устали, — сказал он. — Мы ехали всю ночь. Нам необходимо выспаться, ибо дела, нас ждущие, вскорости потребуют от нас много сил. Я попрошу вас оказать нам небольшую услугу. Оставьте покамест этот листок у себя и показывайте всем, кто зайдёт в корчму. Быть может, кто-то опознает этого человека, в таком случае немедленно зовите нас — меня или Мартина.

Десятник невнятно что-то промычал, по-видимому выражая полное своё согласие, и стукнул кружкой. Скрипнул краник. Зажурчало.

— А почему бы нет? — ответствовал трактирщик. — Оставляйте, мне-то что… Только вот солдат-то ваших, думаю, придётся мне за кухней разместить, там флигель у меня. А то ведь комнатов на всех не хватит. Согласятся ли?