Кентавр в саду - Скляр Моасир. Страница 31

История с Фернандой на том и кончилась. Несколько дней я ждал, что она позвонит и назначит свидание. А если бы позвонила? Не знаю, что бы я делал. Мне с ней было очень хорошо, я был не прочь испытать это еще раз. Но что, если узнают Паулу с Титой? А что, если она, Фернанда, обнаружит – разорвав в порыве страсти мои брюки – лошадиную шкуру?

Она не позвонила. Мы случайно столкнулись в городе и она вполне непринужденным тоном – как дела, Гедали? Как Тита? А близнецы? – поведала, что договорилась с Паулу встретиться в баре, и спросила, не составлю ли я ей компанию. Мы вошли в тонущий в полумраке аристократический бар, она выбрала столик в стороне от других, защищенный от нескромных взглядов. Мы заказали напитки. Довольно долго ни один из нас не проронил ни слова. Она рассеянно оглядывалась кругом, я нервничал; мои копыта и лодыжки, стиснутые сапогами, посылали мне непрерывные сигналы: готовы броситься вскачь, хозяин, готовы броситься вскачь. Время от времени мы встречались с ней взглядом; она улыбалась, постукивая ногтями по бокалу. Я спросил, как она себя чувствует.

– Я? Прекрасно.

– Даже после той ночи?

– Как раз после той ночи я чувствую себя прекрасно.

– Так значит, никаких проблем?

Она рассмеялась (немного напряженным смехом? Возможно; однако рассмеялась).

– Ладно, Гедали! Какие могут быть проблемы? Мы же взрослые люди. Что было, то было. Вышло неплохо. И точка.

– А как же Паулу?

– При чем тут Паулу? С Паулу все в порядке. Паулу! Ты же не хочешь, чтобы я ему все рассказала? Хотя – честно говоря – могла бы и рассказать. Мы с Паулу выше этого. У меня были и другие похождения, он узнал, и ничего, обошлось без крови. Мы цивилизованные люди, Гедали. С ножом друг на друга кидаться не будем. И о ребенке, кроме всего прочего, надо заботиться.

Она осушила стакан: а твоя жена как? Не заподозрила чего-нибудь? Нет, ответил я, она ничего не заподозрила. Фернанда наклонилась ко мне через стол: извини, Гедали, не обижайся, но эта твоя Тита все-таки порядочная деревенщина, тебе не кажется? Думаю, она не способна оценить собственного мужа… А ведь ты – чудо, Гедали. Как мужчине тебе нет равных. Она-то в этом что-нибудь смыслит? По-моему, смыслит, сказал я, вставая: пока, Фернанда. Увидимся, сказала она. И добавила с улыбкой: заходи, сад все там же, может, как-нибудь, кто знает?…

Я направился к выходу. Но остановился на секунду в дверях ресторана, ослепленный дневным светом. Кто-то схватил меня за локоть: Паулу. Как дела? – спросил он. Отлично, ответил я, Фернанда ждет тебя в баре. Знаю, сказал он.

Мы посмотрели друг другу в глаза – все было в порядке. Появляйтесь у нас, сказал Паулу. О'кей, ответил я, появимся.

В одном Фернанда ошибалась: в том, что сад долго будет все там же. Да и дом тоже. Владелец попросил Паулу освободить помещение, он решил снести дом и построить на его месте многоквартирную башню.

Паулу был огорчен. Мы прожили здесь десять лет, повторял он, я и не думал переезжать, дом мне нравится, отличный дом. Фернанду это мало печалило: брось, Паулу, не все ли равно, где жить, что дом, что квартира – один черт, лишь бы площадь побольше, да магазин, аптека и прочие подобные вещи рядом. Я не согласен, твердил Паулу в отчаянии. Не согласен.

Однако, когда через несколько дней он позвонил мне, голос у него был совсем другой: радостный, даже восторженный. У меня новость, Гедали! – кричал он. – Потрясающая новость! Приходите к нам немедленно! Я уже всю компанию созвал!

Мы только что поужинали, близнецы спали, Тита смотрела телесериал. Паулу зовет нас к себе, сказал я. Иди один, ответила она, не отрывая глаз от экрана, я не хочу, я лучше дома останусь.

(Но что же это значило? Эта апатия? Эти сухие лаконичные ответы? В чем было дело, в конце концов? Иногда я замечал, что она смотрит в одну точку, вздыхает без причины. Я думал, что это ностальгия, что это болезнь – чего я только не думал. Но спросить не решался. Она бы все равно не ответила.)

Я не отступал. Паулу – наш друг, сказал я, ему нужна поддержка, он звал нас обоих. Не сказав ни слова, она встала, оделась.

Когда мы пришли, все уже были в сборе. Был жаркий январский вечер. Говорили о политике – шел 1964 год. Жулиу считал, что Бризола готовит государственный переворот. Тыча в меня пальцем, он изрек тоном обвинителя: вы, гаушу, хотите командовать страной. Бризола прав, сказала Бела, эту страну надо всю взрыхлить мотыгой. Не возникай, сказал Жулиу, что ты в этом понимаешь? Сам не возникай! – закричала Бела. Успокойтесь, сказал Жоэл, все не так страшно. Так что же, Паулу? Гедали уже здесь. Что у тебя за новость?

Паулу стоял с рулоном ватмана в руке, смотрел на нас и загадочно улыбался. Говори, наконец, в чем дело, сказала Беатрис, а то это начинает напоминать плохой детектив.

Паулу стал рассказывать, как искал жилье.

– Я смотрел квартиры, дома – ничего мне не нравилось: все маленькое, тесное. Улицы шумные, дышать нечем. И вдруг меня как молнией ударило: а почему бы нам не переехать за город?

Он развернул бумагу. Это оказался план города Сан-Паулу и окрестностей. Один участок был отмечен красным. Вот здесь, сказал Паулу, десять гектаров, есть лес и озеро – правда, маленькое, но чистое, как хрусталь. Можно разделить это на двадцать участков, пригласить в долю знакомых и устроить кондоминиум. Ну как?

Все заговорили одновременно: это киббуц, кричала Бела, настоящий киббуц! Дачный поселок, говорила Таня. Жулиу был не согласен с идеей киббуца: ничего общего, в кондоминиумах каждый сам по себе. Паулу, заражая всех энтузиазмом, излагал все в подробностях, говорил о бассейне, о теннисных кортах, о парке аттракционов в миниатюре, о водных велосипедах на озере, о поле для гольфа. Вы только представьте, перебивала его Бела, валяешься себе на травке, глядишь в голубое небо, слушаешь птичек!

Фернанда улыбнулась и подмигнула мне. Тита – ни слова. Паулу уверял, что можно обеспечить полную безопасность, если поставить ограду под током, нанять вооруженных охранников и установить сигнализацию. Беатрис мечтала вслух о детском садике с нянями и психологами.

Таня хотела уточнить цены. Жоэл вдруг заговорил о лошадях: всегда мечтал завести гнедого – до чего хороши! Таня изумилась: а я-то думала, что тебя такие вещи вообще не интересуют, Жоэл. То-то и оно, сказал Жоэл, то-то и оно, Таня. Ты меня совсем не знаешь, Таня. Я обожаю ездить верхом, только вот нет у меня возможности заниматься тем, что нравится. А пустить бы разок коня в галоп – дурного настроения бы как не бывало.

Он замолчал. От удивления все потеряли дар речи. Жоэл продолжал:

– Я груб с детьми, Таня, я их бью, но это только потому, что сам словно в клетке. Целыми днями в четырех стенах: то в конторе, то в магазинах. Весь день в напряжении и даже ночью не могу отключиться от дел. Во сне мне снятся телевизоры, бесконечные вереницы телевизоров. На экранах этих телевизоров я вижу другие телевизоры, а на их экранах – еще телевизоры, все меньшего и меньшего размера: двадцать дюймов, шестнадцать дюймов, восемь дюймов, пять, три. Меня преследуют тучи телевизоров. В такие минуты я бы отдал все за коня, Таня. Скакать во всю прыть на свежем воздухе – что может быть лучше! Я уверен, что ускакал бы от всех проблем, Таня. И вернулся бы домой другим человеком, Таня, приветливым, веселым. Будь уверена, дети стали бы обожать меня. Да и они могли бы научиться скакать верхом. И ты. Брали бы частные уроки верховой езды – я знаю хорошего тренера. Я бы каждому купил по коню – лошадь куда дешевле автомобиля, Таня. Мы бы скакали кавалькадой, Таня, мы с тобой впереди, а дети за нами, или гуськом – какая разница. Главное, всей семьей.

Замечательно, твердила потрясенная Таня, просто замечательно, Жоэл, а ведь мне это никогда не приходило в голову. А теперь настала пора подумать об этом, Таня, сказал Жоэл, ибо я решился. Я с тобой, дорогой мой, сказала Таня, у меня у самой грандиозные планы.