Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 18

— Дельце было, милый Сашенька. — Женька подарила Шорину одну из своих ослепительных улыбок.

— Наслышан, наслышан, — по-доброму прищурился Шорин, присаживаясь к столу, — долг дружбы — самый наиглавнейший.

— А откуда вы знаете? — поинтересовался Игорь.

— Игорек, милый, при моей работе в этом городе для меня нет секретов.

«Кто же сбросил ему информацию?» — подумал Игорь. Он не очень верил в подлинное могущество Шорина.

А за столом, кивая и приветственно махая руками, рассаживалась знакомая компания. Барски уселся помощник первого секретаря МГК КПСС Гришина, на другом конце образовались два мужика, консультанты из самого ЦК КПСС, солидная компания собиралась за столом. Игорь узнал начальника Московской таможни, замминистра внешней торговли.

Ну и, конечно, актеры и Вовчик.

Вот он подбежал к их столу. Веселый, добродушный, кругленький.

— Здравствуйте, Толик, Женечка, Игорек. Вы извините, мне спросить у Александра Михайловича кое-что надо.

— Вовчик, — лениво, не оборачиваясь, сказал Шорин, — сходи, попроси шампанского, коньяка пару бутылок, фрукты, кофе, мороженое. Ну и икорки по Стендалю.

— Это как? — спросила Женька.

— Красную и черную.

Вовчик исчез. Никто не знал, откуда в московских компаниях появился этот человек. Никто не знал, чем он занимается. Иногда у него появлялись деньги, и он накрывал роскошные столы, чаще он просто скидывал свою долю, халявщиком Вовчик не был. Он знал всех, и его знали все. Он снимал квартиру на Таганке и охотно давал друзьям ключи. Добрый, веселый, а главное, услужливый человек. У него не было врагов, казалось, все любят этого стареющего пацана с Крещатика.

— Толечка, — повернулся к певцу Шорин, — вы споете нам?

Он быстро вынул купюру и сунул ее Толику в карман рубашки.

— Конечно, Александр Михайлович, конечно.

— Вот и спасибо, мой дорогой, я после ваших песен словно молодею.

— Значит, лихая молодость у вас была? — поинтересовался Игорь.

— Всякая, мой дорогой, всякая. Я же в номенклатуре не со дня рождения. Почему вы за наш стол не садитесь?

Женька повернулась и поймала из-за цековского плеча ненавидящий взгляд посольской дочки Тани.

— Боюсь локальных конфликтов, — засмеялась Женька.

— Тогда понятно. Ну как вы нашли узника собственной совести?

— В форме, — кратко ответил Игорь.

— Значит, вправила ему зона мозги. А то, как я узнал, он со слов какого-то уголовника написал статью, что ереванский банк якобы ограбили чуть ли не по решению ЦК. Не ожидали мы от него такого. Не ожидали. Но ничего, поедет на сто первый, поработает, судимость снимет. Вернется. Поможем устроиться, да и в партии восстановят. У него вся жизнь впереди.

За столом повисла пауза.

— Ну, не буду мешать, — Шорин встал, — отдыхайте.

Он вальяжно пошел к своему столу.

— Конечно, он башляет оркестр круто, — в спину ему сказал Толик, — только я его терпеть не могу. Номенклатура! Я его в «Сосновом бору» с такой хивой видел, у каждого четвертак срока на ушах.

Он поднялся, пошел к эстраде, легко вспрыгнул к микрофону, дежурно улыбнулся залу.

— По просьбе уважаемого Александра Михайловича начинаем нашу ночную программу. Выступает инструментальный коллектив Бутырской тюрьмы. Знаменитый романс «Мы сидели вдвоем», музыка народная, слова КГБ.

И заиграл оркестр. Началась знаменитая ночная гулянка, именуемая в определенных кругах «Разгуляй».

Хлопоты. Хлопоты. Пустые хлопоты. Да нет, не такие уж они пустые были. Правда, все, что казалось за столом на кухне простым и решаемым стремительно и просто, на деле оказалось значительно сложнее. Председатель Московской федерации бокса уехал на три дня в Софию, а без него кадровик никак не хотел решать вопрос с работой.

Начальник паспортного стола отделения, несмотря на грозные резолюции, потребовал справку с места работы. Ельцову-старшему он сказал прямо:

— Указание замминистра для меня, товарищ полковник, закон, но вы же знаете, что есть инструкция. Без справки с места работы никак не могу. Паспорт выдам и сделаю так, что ваш племянник получил его не на основании справки об освобождении, а по замене старого. А вот штамп прописки поставить не могу. Мне до пенсии, Игорь Дмитриевич, всего восемь месяцев.

И опять выручил Леша Парамонов. У него в школе свой бланк был и печать. Плюнул он на все формальности и написал бумагу, что мастер спорта Юрий Петрович Ельцов работает в юношеской боксерской школе «Боевые перчатки» тренером-преподавателем с окладом сто рублей.

Конечно, в такой ситуации начальник паспортного стола просто обязан был дать задание участковому поехать в вышестоящую организацию — Московский городской комитет по физической культуре и спорту — и проверить подлинность документа. Но он этого делать не стал, письмо с резолюцией первого замминистра прикрывало любую справку.

Из отделения Юрий Ельцов вышел с новеньким паспортом, в котором стоял штамп прописки по адресу: «Грузинский Вал, дом 26, квартира 143». И главные слова были оттиснуты на листочке с водяными знаками — прописан постоянно.

С новым паспортом поехал Ельцов в кадры Спорткомитета. Начальник этого департамента оказался чересчур бдительным и позвонил в отделение. Попал сразу на начальника.

— А что вам надо? — удивился подполковник. — Товарищ Ельцов прописан в этот адрес по личному указанию первого замминистра внутренних дел. Надеюсь, вам не надо разъяснять, кто это?

Разъяснения спортивному кадровику не понадобились. Он сразу же понял, что у нового тренера весьма высокие связи, поэтому пригласил Ельцова в кабинет, говорил с ним предельно любезно и издал приказ о назначении его старшим тренером-преподавателем с окладом сто пятнадцать рублей.

На прощание, крепко пожимая руку, сказал:

— Хоть вы со спортом давненько расстались, но мы помним вас. Хорошо помним. Да и ваша журналистская деятельность большую пользу спорту принесла. Мы вас, Юрий Петрович, на звание «Заслуженный тренер РСФСР» представим.

— Спасибо, — Ельцов подивился внезапной перемене в настроении кадровика, — не рано ли?

— Самое время, самое время, Юрий Петрович, эта школа должна стать лицом юношеского бокса, поэтому и тренерский состав должен быть регалиями увенчан.

Конечно, начальник отделения перезвонил Игорю Дмитриевичу и пересказал беседу с кадровиком. Поэтому, когда племянник в полном недоумении поведал о встрече в Спорткомитете, Ельцов-старший хохотал до слез.

За всеми хлопотами Юра забыл о разговоре с Игорем Анохиным на балконе. Тогда им помешал Борька, а потом началась закрутка с работой и пропиской.

Вспомнил об этом только, когда, отработав первую половину дня, шел он по Сретенке в спортивный магазин, чтобы купить там несколько методических пособий для тренера.

Из телефона-автомата он позвонил Анохину в редакцию, где ему сообщили, что Игорь уехал собирать материал; дома его тоже не оказалось. Тогда из глубины памяти Ельцов выскреб телефон Женьки Губановой. Там он и разыскал Анохина.

— Послушай, Игорь, ты помнишь наш разговор на балконе?

— В общих чертах, — рассмеялся в трубку Анохин.

— Помнишь, Борька Лапин пришел…

— Я-то помню, — перебил его Игорь, — думал, что ты забыл.

— Нет, не забыл, хорошо бы эту тему продолжить.

— А ты где?

— На Сретенке, рядом со «Спортивной книгой».

— Молодец, серьезно за дело взялся.

В трубке послышался голос Женьки.

— Что у вас там? — поинтересовался Ельцов.

— Кричит, чтобы ты приезжал к нам обедать. Но мы поступим иначе. Ты «Яму» знаешь?

— А то.

Кто из центровых жителей Москвы не знал знаменитый пивной бар на углу Пушкинской улицы и Столешникова, называемый в просторечии «Ямой»?

— Так вот, тебе от Сретенки пешком минут двадцать. Давай встретимся у входа через полчаса.

Хотя рабочий день в столице еще набирал силу, у «Ямы» стояла длинная очередь. На перилах, огораживающих вход, сидели два парня с испитыми лицами и на виду у всех распивали портвейн. Нравы здесь были просты и незатейливы. Народ из очереди поглядывал на них с явным неодобрением.