Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 75

На них с любопытством начали оглядываться люди.

— Замолчи, идиотка, на нас смотрят, — тихо, но жестко сказал Шорин.

— Не буду молчать, хочешь меня нищей оставить?

— Дура!

Шорин повернулся и пошел в глубь участка. Сейчас он сядет в машину и уедет с этого праздника жизни. И, шагая к воротам, он вдруг понял, что его любовница не так уж не права. Ведь рассчитались не с кем-то абстрактным, а именно с теми, кто, по его просьбе, засадил Ельцова.

И Шорину стало не по себе.

…А Вовчик пришел в спортзал к Ельцову к концу тренировки и поведал ему о скандале Лены с Шориным, причем весьма подробно.

— Подожди, Вовчик. — Юрий закурил.

Они сидели на скамеечке у входа в спортзал. Уже начинало темнеть, дни в конце сентября короткие.

— То, что ты рассказал, меня не удивляет. Когда мы с ней жили, это была щедрая веселая девка. Она же выросла в семье, где никогда не было проблем с деньгами. И вдруг такая стремительная перемена. Я думаю, это влияние Шорина. Что он за человек?

— Дерьмо. Полууголовник.

— Почему «полу»?

— Он же чалился.

— Смотри, как интересно, — Ельцов ловко бросил сигарету в урну, — значится, наш брат, бывший зек. А что же он из себя министра строит?

— Туфта, Юра, полная туфта. Она сказала, что твой дядька с его корешами за тебя посчитался.

— Она имела в виду корешей Шорина?

— Выходит, так.

— Вовчик, ну, подумай сам, какое отношение этот Сашка Шорин может иметь к моим делам?

— Я пока ничего тебе сказать не могу, но постараюсь узнать.

Генерал Михеев ждал Андропова на той же террасе. На столе стояли стаканы с крепким чаем, в сахарнице лежали сушки и печенье. Но Михеев, как и в прошлый раз, стеснялся пить чай без шефа.

Вдоль террасы все время прогуливались два парня из охраны Андропова. Они, конечно, знали, что Михеев свой, но в их деле такого термина не было. Он был объектом, вызванным на встречу с охраняемым.

Михеев смотрел в глубь леса, осень практически обнажила деревья. Последний раз он был на этой террасе в марте.

Кажется, что такое март — октябрь, чуть больше шести месяцев прошло, а в стране ничего не изменилось, только подковерная борьба за власть стала еще ожесточенней.

Зато изменился сам Михеев. Узнавая все новые обстоятельства жизни страны, он с ужасом убеждался, что все именуемое могучей империей социализма может рухнуть в любую минуту, и процесс этот станет необратимым и страшным.

Да и шеф, заняв кресло второго лица страны, начал говорить какие-то странные слова о монолитности советского общества, о неразрывном единстве партии и народа. Эти сентенции, произносимые человеком, которого трепетно обожал Михеев, вносили сумятицу в ход его жизни. Он, поражаясь, начал замечать, что Андропов чем-то неуловимо становится похожим на Суслова.

Михеев спустился с террасы и закурил. Немедленно появился охранник с пепельницей.

— Спасибо.

— Да что вы, товарищ генерал.

— Как служится, друг?

— Интересно, товарищ генерал, рядом с таким человеком. Вчера Юрий Владимирович гулял по парку и столько про войну рассказал.

— Значит, тебе повезло.

— Еще бы, детям хвалиться буду, с каким человеком рядом находился.

Михеев погасил сигарету, поблагодарил и пошел на террасу.

Как только он сел в кресло, послышались тяжелые шаги. Спускался Андропов.

Михеев вскочил.

— Сидите, Борис, сидите. Чай, конечно, не пили. Горячего нам!

Появилась дама в белом переднике, заменила стаканы.

— Вам с лимоном? — спросил Андропов.

— Если можно.

— Отчего же.

Андропов подождал, пока горничная уйдет, помешал ложечкой чай и сказал:

— Я прочел ваш рапорт. Задали вы мне работу. Мои гипотезы начисто рухнули. Но это даже к лучшему. Будем считать, что борьба со Щелоковым окончена. Я располагаю документами, которые будут вполне убедительны для членов Политбюро. Вы пишете в своем рапорте о неких частностях. Скажем так, о человеческих судьбах. Меня порадовало, что вы так близко к сердцу приняли историю журналиста Ельцова и его дяди. Но поймите, Борис Николаевич, идет классовая борьба. Да-да, не удивляйтесь, мы вновь пришли к тому, с чего начинали. Правда, класс перерожденцев — это даже не класс, не прослойка, а группа. Но эта небольшая часть общества — раковая опухоль. И ее метастазы везде. Юрий Ельцов и его дядя-полковник выполнили свой гражданский долг. А за это не просят наград.

— Но их, возможно, придется защитить.

Андропов задумался, отхлебнул чаю, взял сушку. Михеев ждал решения шефа.

— Помните, Борис Николаевич, в марте мы с вами уже говорили об этом. Очень внимательно следите, как будут развиваться события. Думаю, что на Ельцовых должны выйти люди, интересующие нас. Приглядывайте, но и в обиду не давайте. Немного честным людям осталось потерпеть, совсем немного. А пока готовьте операцию «Торговля». Но помните, работу по Рытову надо продолжать как можно активнее. Вам необходимо встретиться с людьми из Первого главка, они будет помогать вам за кордоном. Рытов — это тайные счета, грязные финансовые аферы в нашей партии.

— Мы начали эту работу, ею непосредственно занимается полковник Баринов.

— Вы писали представление Федорчуку и просили назначить Баринова вашим первым замом?

— Так точно.

— Обрадуйте его. Решение состоится завтра, а в ноябре я поздравлю его с первой генеральской звездой, а вас, Борис, со второй.

— Служу Советскому Союзу! — Михеев вскочил.

— Ну зачем же так официально, Борис Николаевич. По заслугам и честь. Сегодня только чекисты, я имею в виду настоящих чекистов, смогут остановить вал коррупции, надвигающийся на страну. Я доволен вами. Ну, пейте же чай. Мне одному как-то скучно, — засмеялся Андропов.

Зельдин позвонил Ястребу и плачущим голосом попросил немедленно приехать.

— Что у тебя стряслось, опять обнесли? — лениво спросил Ястреб. Ехать ему никуда не хотелось, да и дела эти становились опасными.

Но Зельдин, намекая, что разговор не телефонный, настаивал. Пришлось звонить своим бойцам и срочно вызывать их. Ребята приехали на двух машинах. В полном составе. Они стояли у своих тачек и курили, и Ястреб, выйдя из подъезда, невольно залюбовался ими. Орлы. Бойцы. Все мастера спорта, двое даже заслуженные. Боксеры, борцы, самбисты.

Борька Пахомов подобрал сильную и лихую команду. Одеты все были в дорогие джинсы и отличные кожаные куртки. Не блатные, но любому авторитетному вору сто очков вперед дадут. Парни эти положили на воровские законы с прибором. Если надо, могли заделать любого авторитетного урку. Это была новая поросль уголовников, живущих по своим понятиям.

Ястреб не скупился. Бойцы всегда ходили при деньгах. Многие закупили кооперативные квартиры, у всех машины. Мелкие мужицкие радости, часы «Сейко», перстни. Да и на кабаки им хватало. Это на дело они едут в кожаных куртках. А когда приходят в кабак, поражают знающий народ костюмами, рубашками, галстуками и обувью из «Березки». Им нравилась такая жизнь, давал им ее Ястреб, поэтому они служили ему, как гвардейцы Наполеону.

Однажды на квартиру директора трикотажной фабрики из Валентиновки наехали ребята знаменитого Монгола. О его бойцах в Москве говорили с ужасом. Борька узнал, что бандиты поехали гулять в ресторан «Русь» в Балашихе. Пятерых забили до смерти, а двоих отвезли в гараж в Салтыковке и выбили из них, где спрятаны украденные ценности. Поехали, забрали, вернули рыдающему хозяину. Правда после этого у Ястреба был жесткий разговор с Монголом, но они порешили, что его братки не будут доставать людей, находящихся под охраной Ястреба.

…Ястреб сел в машину к Борьке, и они погнали в Салтыковку к Зельдину.

Подпольный трикотажный король встретил их с таким выражением лица, будто не его грузчики приехали, а бригада из БХСС.

— Ты чего такой? — забеспокоился Ястреб. Хрен его знает, что могло случиться. — Менты достали?