Сумеречная роза - Скотт Аманда. Страница 65

– Не было никакой армии, сэр. Он солгал.

– Может быть, и так, а может, поумнев на примере самого сэра Лайонела, его армия решила перейти на другую сторону и присоединиться к королю. Не важно. Кто их главарь? – спросил он все тем же обманчиво-небрежным тоном.

Но она ждала его вопроса и знала, что просто заявить о своем неведении не получится.

– Я не сказала бы вам, даже если бы знала его, из благодарности за свое спасение.

Он кивнул:

– Я тоже, милая, благодарен вашим спасителям и рад, что их не захватили в плен до того, как они добрались до вас.

Она вздрогнула от мысли, что могло бы произойти с ней. Николас обнял ее крепче, успокаивая. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и прижал к себе, потом повернулся и запер дверь.

– Мне нравится ваше платье, мадам, – похвалил он, глядя вниз на вырез ее корсажа, через шнуровку которого виднелась грудь. – Оно почти не мешает мужским прикосновениям. Вы предпочитаете матрас там, где он есть, или мы положим его обратно на кровать?

Улыбаясь, она положила голову на его плечо и ответила, что ей все равно. Она радовалась его возвращению и наслаждалась его открытым проявлением мужского желания. Отдаваясь своей собственной страсти, она набросилась на его одежду даже с большим рвением, чем он на ее платье.

– Такое распутство очень идет вам, милая, – заметил он смеясь и начал дразнить и ласкать ее обнаженное тело руками, горячим дыханием и проворным языком.

Постанывая от наслаждения, она принимала его ласки, трепеща под ним. Они быстро достигли пика наслаждения, но продолжали заниматься любовью далеко за полдень, никем не тревожимые, пока оба не заснули.

Проснувшись, Элис увидела улыбающегося Николаса, и восторг, который она почувствовала, продолжался до самого вечера, когда они присоединились к остальным за ужином в зале. Она решила, что ее радость заразна, потому что видела, как Гуилим улыбается, а Мэдлин краснеет, и даже Джонет вежливо обращается с Хью, хотя великан весь вечер почти не отрывал от нее глаз, за что раньше она не переставала бы награждать его резкими отповедями.

Для Николаса и Элис приготовили другую спальню, и наступившей ночью он опять доказал, что еще не утолил свою жажду любви к ней. Однако на следующее утро, сидя верхом на коне и готовясь вести свой отряд в Бирмингем, он вдруг снова показался сдержанным и холодным, как будто их близости никогда и не было.

Перемены в его поведении больше не удивляли ее, и она сыграла свою роль перед его солдатами с подобающим достоинством, но Николас вдруг обратился к ней со словами:

– Я вернусь сюда, прежде чем присоединиться к королю, мадам, и мы решим, когда вы поедете в столицу. Кинжал я пока оставляю у себя. Если мне представится случай встретиться с его владельцем, я верну его с благодарностью.

Он поднял руку, давая знак своим людям, и двор скоро опустел, осталась лишь стража.

Элис с застывшим лицом смотрела вслед, пока последний всадник не исчез из виду. Поглощенная своей любовью, она совсем забыла о присутствии в замке Ловелла. Но сейчас грусть из-за отъезда Николаса смешалась с сильным беспокойством. Она надеялась сама вернуть кинжал Ловеллу. Ей никогда не приходило в голову, что Николас может забрать его и тем более, разыскав, вернуть владельцу. Несомненно, что он очень скоро узнает, чья эмблема украшает позолоченную рукоятку… Она содрогнулась от этой мысли и долго терзалась ею.

Элис не ощущала ни намека на присутствие Ловелла или его людей и решила, что они ушли. Дни текли быстро, и она в меру сил налаживала жизнь в замке. Но не проходило ни дня, чтобы Элис не думала, узнал Николас правду или нет. Прошло две недели, и когда сэр Николас с отрядом въехал во двор замка, она сразу же поняла, что он все знает.

Едва отдав распоряжения насчет размещения своих солдат, он потащил ее в спальню, где, не теряя времени, выложил ей все.

– Вам очень повезло, – возвестил он зловеще, – что вы не находились рядом, когда я узнал эмблему на кинжале. Она обозначала не волка, а собаку! Где он?

– Я не знаю, – ответила она, радуясь, что говорит правду. – Он собирался во Фландрию. – Когда Николас не ответил сразу, она произнесла тихо: – Вы сказали, что благодарны моему спасителю, сэр. Разве имеет значение, кто он?

– Да, большое значение. Он изменник и вне закона. Я не желаю быть обязанным ему!

– Он не изменник, – решительно возразила она. – Он верен своему королю. Вас должна восхищать его верность. Вы выразили презрение людям сэра Лайонела, когда они сбежали, чтобы присоединиться к королю; перебежчики – назвали вы их. Вы бы восхищались ими больше, если бы знали, что они все еще здесь? Они должны находиться где-то здесь и, очень может быть, были бы даже рады видеть вас, учитывая их обстоятельства, но…

– Господи, мадам, – прорычал он, – вы хотите сказать, что проклятый изменник все еще оставался здесь? Под самым моим носом? И вы защищали его!

Перед его гневом она дрогнула, но тем не менее ответила твердо:

– Да, и сделаю это снова. Я не могла остановить сэра Лайонела. Я пыталась ударить его кочергой, но он просто выхватил ее. И когда он упал у моих ног, я думала, что пришли вы. Не могу передать, какое я испытала облегчение, но когда увидела, что убил его Ловелл, облегчение не исчезло, сэр, только потому, что не вы прикончили его. – Чувствуя, что от воспоминаний ее лицо заливает краска, она поспешно продолжала: – Он спас меня, Николас. Я не могла выдать его для казни! Даже вы должны понять меня!

– Я вас понимаю. Вы мне не верите? – спросил он.

– Если вы действительно понимаете, тогда вы не должны так злиться на меня.

Он глубоко вдохнул:

– Вы бы сказали мне правду, если бы Эверингема здесь не было, если бы Ловелл просто пришел искать убежища после попытки убить короля?

– Он не собирался убивать его, только захватить!

Николас ничего не сказал.

Она пристально посмотрела на него.

– Честно говоря, сэр, я сомневаюсь, что предала бы его даже тогда. Если вы собираетесь наказать меня за поддержку дела, в которое я верю, я ничего не могу сделать, чтобы остановить вас. – Но, несмотря на мужественные слова, она, защищаясь, прикрыла руками зад и настороженно смотрела на него.

Он не пошевелился, но продолжал сверлить ее глазами.

– На рассвете я уезжаю в замок Ноттингем. Хью с отрядом останется здесь до понедельника, чтобы обеспечить эскорт для мистрис Фенлорд и ее служанки, чтобы присоединиться к двору, который сейчас находится во дворце.

– Хорошо, – кивнула она. – Мы будем готовы к отъезду.

– Вы никуда не поедете. – Когда она стала возражать, он резко ответил: – Вы останетесь здесь, пока я не решу, быть вам при дворе или нет. Вы не только кричали о своей поддержке врагов Тюдора всем, кто мог слышать, но вы даже не можете понять, как безрассудно поступили, оказывая помощь и поддержку худшему из них. К тому же вы считаете невозможным сохранять дружеские отношения с королевой и делаете просто неосуществимым ваше пребывание при дворе. Я все решил, мадам, и это не подлежит обсуждению.

Конечно, Элис не сдалась так легко, но как она ни возражала, как ни умоляла если не сопровождать его, то хотя бы не лишаться компании Мэдлин, он стоял на своем. Он и его люди уехали на следующее утро, а двумя днями позже отправились в путь Хью и остальные, и Элис почувствовала себя пленницей в собственном доме с угрюмым Гуилимом в качестве тюремщика.

В Вулвестоне она заметила новое направление в отношениях молчаливого валлийца и Мэдлин. Гуилим начал иногда улыбаться, порой даже высказывал одобрение попыткам Мэдлин привести замок в порядок. И в ответ Мэдлин обрела больше уверенности. Элис подумала, что, если Николас все еще намеревается поженить их, он сделал большую ошибку, увезя Мэдлин из Вулвестона именно тогда, когда дело явно пошло на лад. Оказавшись в Лондоне среди галантных придворных, поднаторевших в искусстве флирта, Мэдлин скорее всего забудет о валлийце, который более склонен критиковать, чем восхвалять ее.