«Фирма приключений» - Багряк Павел. Страница 10

Пора обедать. Гард набросил пиджак, вышел из кабинета и лифтом поднялся на тридцать второй этаж, где находился «комиссариат», как называли казенный ресторанчик для чинов высокого полицейского ранга. Иногда, демонстрируя начисто отсутствующий в действительности, однако нужный для подчиненных демократизм, в «комиссариат» спускался сам Рэй Воннел. Между прочим, именно «спускался», «снисходил», ибо кабинет министра Воннела был на самом последнем, тридцать третьем, этаже, в то время как все прочие полицейские чины, даже заместители министра, вынуждены были «подниматься» не только до Воннела, но и до «комиссариата» — этой, по сути дела, казенной столовки с казенным запахом, в которой кормили ничуть не лучше, чем в любом городском бистро, — кстати сказать, и не дешевле.

На сей раз в «комиссариате» царило спокойствие. Воннела не было, все столики были пусты, если не считать одного, за которым сидел комиссар Робертсон, хотя наличие его вовсе не означало, что пустота зала хоть чем-то заполнена. Робертсон встретил Гарда милой улыбкой, вежливым приветствием и жестом пригласил к себе за столик. Гард, поблагодарив коллегу, сел тем не менее у окна, сославшись на необходимость «кое о чем» подумать, на что Робертсон абсолютно не обиделся. Он вообще ни на кого никогда не обижался, и все знали, что к людям, провозглашающим желание «подумать», он относился с таким почтительным восхищением, с каким обычно относятся к цирковым магам и фокусникам, поражаясь их фантастической способности творить чудеса.

Громадные часы на ратуше пробили три раза, когда Гард, покончив с едой, отхлебнул два глотка кофе, поморщился — они научатся когда-нибудь варить приличный кофе? — и вышел из «комиссариата», кивнув на прощанье Робертсону, как будто и не собирающемуся покидать заведение.

В кабинете его уже ждал Таратура, не скрывающий своего смущения.

— Не вышло, — констатировал с порога Гард, едва взглянув на инспектора.

— Мы взяли самый большой, какой только возможно, магнит, но щеколда не сдвинулась ни на миллиметр!

— Что говорят эксперты?

— Мощность недостаточна! Эффекта можно достичь лишь с помощью электромагнита, притом очень сильного. Но такой магнит убийца применить не мог!

— Почему?

— Это целая установка, господин комиссар. Ее надо перевозить автомашиной. А чтобы поднять на второй этаж, одного человека мало, как минимум, необходимы трое! Концертный рояль!

— Час от часу не легче! — сказал Гард и сел наконец в кресло. — Садитесь, инспектор. Давайте думать.

— Получается, — предположил Таратура, — что версия с магнитом не проходит.

— Да, получается.

— Но, с другой стороны, обе щеколды подвергались воздействию магнита, это же факт.

— Да, — сказал Гард, — это факт. В том-то и дело.

— Но как же, в таком случае?..

— Таратура, — перебил Гард, — я полагаю, что преступник применил магнитное устройство, о существовании которого и даже о возможности его существования наши эксперты еще не знают. Это устройство, во-первых, мощное и, во-вторых, компактное, и это говорит о том, что на Гауснера работает талантливый изобретатель.

— На Гауснера? — удивился инспектор.

— Или на Фреза. Я тут кое-что посмотрел, вы потом познакомитесь с моими выкладками. Пока что будем исходить из этой гипотезы — в деле замешан талантливый специалист.

— Ну, шеф, если талантливый, — сказал Таратура, — то тем лучше! Талант легче найти, этих людей не так уж много.

— Пожалуй. Наметим такой план: срочно проверьте по нашим каналам, все ли молодчики Гауснера и Фреза на месте. Их, кажется, на прошлый месяц было около тридцати у каждого.

— Двадцать шесть. У Фреза.

— Это не рядовые?

— Нет, шеф. Это, как бы сказать, комиссары, если считать Фреза министром.

— Сомнительная аналогия.

— Извините, господин комиссар, больше не буду. Но позвольте заметить, что за минувшие три месяца девять из двадцати шести отправились в лучший мир.

— Междоусобица?

— Да, в основном с группой Гауснера. У того тоже потери: двенадцать человек из тридцати двух. А еще двое, господин комиссар, сели под замок, были взяты с поличным. Так что сейчас у Фреза пятнадцать «офицеров», а у Гауснера — восемнадцать. Всего, стало быть…

— Инспектор, откуда вы все это знаете?

— Да я брал этих двоих, вот и пришлось вникнуть. Всего, говорю, тридцать три человека.

— Вот и проверьте, Таратура, все ли они нынче «на посту». Договорились? Дать вам кого в помощь?

— Проверять только людей Гауснера? Или Фреза тоже? И еще смотря сколько времени вы мне отпустите.

— Сутки.

— Тогда, если можно, Мартенса.

— Вопрос исчерпан.

Таратура вышел из кабинета.

Суток ему, конечно, не хватило, но Гард иначе и не предполагал. Обе гангстерские группы были довольно прилично законспирированы, хотя где только у полиции не было своих глаз и ушей? Большинство явок, хранилища оружия, конспиративные квартиры, номера в отелях, номера автомашин, связные, перспективные планы операций и даже планы оперативные — все это так или иначе было на заметке у полиции. И только какие-то высокие мотивы, неведомая Гарду политическая игра на уровне, возможно, министра Воннела и крупных финансовых тузов государства, или даже самого президента Кейсона, мешала в один прекрасный момент одним концентрированным ударом прихлопнуть как мух обе мафии. Впрочем, Гард отдавал себе отчет и в том, что такого рода «прихлоп» сопряжен с целым рядом неимоверных трудностей, поскольку и Фрез и Гауснер, во-первых, прекрасно знали, что знает о них полиция, и, во-вторых, были не хуже ее осведомлены как о перспективных, так и оперативных планах карательных органов. У них тоже были глаза и уши в полицейском управлении, и на каком этаже высотного здания они размещались, надо ли было им «спускаться» или «подниматься», чтобы что-то знать, выяснить Гарду не было дано никогда. Возможно, именно по этой причине он и ходил в полицейских кругах с амплуа «борца за справедливость», понимая, что государственной машине для разнообразия и видимости законности такие, как Гард, чиновники тоже были нужны, — интересно бы знать, в каком количестве? И процентном соотношении с прочими?

На третьи сутки Таратура уже был готов к обстоятельному докладу, который потребовал много сил для подготовки, но занял при изложении ровно минуту. Все люди Фреза и Гауснера в наличии, кроме одного. Его зовут Аль Почино. Итальянец по происхождению. («Интересно, — отметил про себя Гард, — антиквар Мишель Пикколи тоже итальянец!») Аль Почино исчез на следующий день после того, как было совершено преступление на улице Возрождения: дома его нет, жена в панике, на известных полиции тайных квартирах все три дня не появлялся, на явочной сходке главарей мафий, которая состоялась в загородном ресторане «Не убий!», отсутствовал и даже не пришел к любовнице, которая напрасно ждала его целую ночь в своей уютной квартире на Восточном проспекте. С другой стороны, ни один человек с документами или внешностью Аль Почино страну не покидал, в моргах не зарегистрирован и в больницах не находился.

Видимых причин для исчезновения у Аль Почино не было, так как за ним формально никаких «дел» нет, а убийство антиквара осуществлено с таким поистине дьявольским отсутствием улик и следов, что даже превентивный побег был логически исключен.

Но именно это совершеннейшее отсутствие причин и насторожило комиссара Гарда.

4. Ход мыслей

Давно уже заметил комиссар Гард, что в последние годы все чаще и чаще стала посещать его по вечерам эта странная, пустая расслабленность, какая-то душевная вялость, известная ему раньше, в молодые годы, лишь после крутых дружеских попоек. Все валилось из рук, мысли рассыпались, прогулка становилась невыносимо скучной, едва переступал он порог квартиры, а дома тоже все время было как-то не по себе: хотелось лечь, а ляжешь, вроде бы надо вставать. Короче, скверно, очень скверно. Гард пробовал искать объяснение этому состоянию, не находил его и решил в конце концов, что это старость сигналит и нужно просто больше отдыхать. Но сегодня, вновь почувствовав к вечеру эту общую леность тела и духа, он вдруг понял, что старость — отговорка, что причина есть, и причина эта проста: дела идут плохо! И старость тут ни при чем. Нет, при чем, конечно, но начала тут не найти: или неудачи тебя старят, или старость мешает добиться успеха.