Антикварий - Скотт Вальтер. Страница 52

— В таком случае капитан Мак-Интайр просит сообщить вам, что ваши дальнейшие визиты в Монкбарнс и всякое общение с мисс Мак-Интайр должны быть прекращены, как неприятные для него.

— Я, безусловно, буду посещать мистера Олдбока, когда мне вздумается, — сказал Ловел, — и не стану обращать ни малейшего внимания на угрозы и неудовольствие его племянника. И я слишком уважаю имя молодой леди (да и знакомы-то мы очень мало), чтобы вмешивать его в подобный спор.

— Если таково ваше решение, сэр, — ответил Лесли, — капитан Мак-Интайр предлагает мистеру Ловелу, если он не желает, чтобы его объявили весьма сомнительной личностью, удостоить капитана встречи сегодня же, в семь часов вечера, у боярышника, в лощине, близ развалин монастыря святой Руфи.

— Я непременно явлюсь туда. Есть только одно затруднение: мне надо найти друга, который сопровождал бы меня, а где найти такого в столь короткий срок, не имея в Фейрпорте знакомых… Впрочем, я все равно буду на месте, пусть капитан Мак-Интайр в этом не сомневается.

Лесли взял шляпу и уже дошел до двери, но, видимо, тронутый затруднительным положением Ловела, возвратился и снова обратился к нему:

— Мистер Ловел, во всем этом есть что-то странное, и я не могу уйти, не поговорив с вами подробнее. Несомненно, вы сами сейчас понимаете, как неудобно вам сохранять инкогнито, для которого, я уверен, у вас не может быть причин, несовместимых с честью. Все же эта таинственность помешает вам заручиться содействием друга в таком деликатном деле. Я позволю себе добавить, что многие усмотрят даже некоторое донкихотство в поведении Мак-Интайра, соглашающегося на такую встречу с вами, когда ваша личность и общественное положение окутаны мраком.

— Понимаю намек, мистер Лесли, — ответил Ловел, — и, хотя мог бы обидеться на его резкость, я уверен, что он высказан из дружеских побуждений. Но, по моему мнению, человек, который за то время, что он вращался в определенном обществе, не совершил ничего недостойного или предосудительного, имеет право на все привилегии джентльмена. Что же касается друга, то я надеюсь найти кого-нибудь, кто согласится оказать мне эту услугу. И если он окажется менее опытным, чем можно было бы желать, я уверен, что мои интересы от этого не пострадают, раз от лица моего противника выступаете вы.

— Я в этом уверен, — сказал Лесли, — но для меня самого существенно разделить такую тяжкую ответственность со сведущим помощником. Поэтому разрешите мне указать, что на рейд прибыл пушечный бриг лейтенанта Тэфрила, а сам он проживает у старого Кексона, где сейчас и находится. Мне кажется, вы в такой же мере знакомы с ним, как со мной, и если я сам охотно оказал бы вам требуемую услугу, не будь я приглашен другой стороной, то и он, конечно, согласится по первой вашей просьбе.

— Итак, у боярышника, мистер Лесли, в семь часов вечера. Оружие, я полагаю, пистолеты?

— Совершенно верно. Мак-Интайр выбрал час, когда ему легче всего незаметно отлучиться из Монкбарнса. Он был у меня нынче в пять утра, чтобы возвратиться раньше, чем встанет его дядя. Будьте здоровы, мистер Ловел!

И Лесли вышел из комнаты.

Как и большинство мужчин, Ловел был человеком храбрым. Но никто не может ожидать приближения такого грозного события без внутреннего трепета перед неизвестным. Через несколько часов он может перейти в мир иной и там ответить за поступок, который в более спокойном состоянии показался бы ему недопустимым с религиозной точки зрения, или же он останется блуждать в этом мире, как Каин, с кровью брата на руках. И все это можно предотвратить, сказав одно-единственное слово. Но гордость нашептывала ему, что, если он заговорит теперь, это будет приписано побуждениям, которые унизят его гораздо больше, чем самые позорные причины, какими стали бы объяснять его молчание. Все, в том числе и мисс Уордор, думалось ему, должны будут тогда признать его презренным трусом, давшим от страха перед встречей с капитаном Мак-Интайром то объяснение, от которого он отказывался при спокойных и вежливых уговорах Лесли. Наглое поведение Мак-Интайра, самоуверенность, с какой он ухаживал за мисс Уордор, и крайняя несправедливость, высокомерность и неучтивость требований, предъявленных им совершенно незнакомому человеку, казалось, оправдывали его, Ловела, отказ отвечать на грубые расспросы капитана. Короче говоря, он принял решение, какого и можно было ожидать от столь молодого человека, — не внимать доводам холодного рассудка и последовать велению оскорбленной гордости. После этого он отправился к лейтенанту Тэфрилу.

Лейтенант принял его как благовоспитанный джентльмен и прямодушный моряк. Не без удивления выслушал он подробности дела, предпосланные Ловелом просьбе о том, чтобы лейтенант удостоил своим присутствием его встречу с капитаном Мак-Интайром. Когда он кончил, Тэфрил встал и раза два прошелся по комнате.

— Очень странное стечение обстоятельств, — сказал он, — и, право же…

— Я понимаю, мистер Тэфрил, как мало у меня оснований беспокоить вас подобной просьбой, но неотложность дела лишает меня возможности выбора.

— Разрешите задать вам один вопрос, — сказал моряк, — есть ли в тех обстоятельствах, о которых вы отказываетесь говорить, что-либо такое, чего бы вы стыдились?

— Клянусь честью — нет! И вообще нет ничего, кроме того, что в ближайшее время я надеюсь сделать известным всем на свете.

— Я полагаю, что ваша тайна не связана с ложным стыдом по поводу низкого положения ваших друзей или, быть может, родственников?

— Нет, даю слово, — ответил Ловел.

— Я мало сочувствую подобным предрассудкам, — сказал Тэфрил. — Да и откуда им быть у меня? Ибо, если говорить о моих родственных связях, то я сам, можно сказать, вышел из простых матросов и собираюсь скоро вступить в союз, который свет сочтет довольно низменным, с очень милой девушкой. Я питаю к ней привязанность с тех пор, как мы были близкими соседями и я еще не помышлял об удаче, возвысившей меня по службе.

— Уверяю вас, мистер Тэфрил, — ответил Ловел, — каково бы ни было общественное положение моих родителей, я никогда не подумал бы скрывать его из мелкого тщеславия. Но в настоящее время обстоятельства таковы, что мне неудобно касаться вопроса о моих семейных делах.

— Этого достаточно, — сказал честный моряк. — Дайте мне руку. Я постараюсь сделать для вас все, что могу, хотя это, конечно, неприятная история. Но что из того? После отечества честь первая предъявляет на нас права. Вы человек мужественный, а что касается Гектора Мак-Интайра, то я считаю его, при всем его чванстве и длинной родословной, просто изрядным нахалом. Его отец был солдат и искатель счастья, а я такой же моряк. И он сам, по-видимому, такой же бедняк, зависящий от милости дяди. А ищет ли человек счастья на суше или на море, разница, мне кажется, небольшая.

— Конечно, разницы никакой нет, — подтвердил Ловел.

— Так вот, — сказал его новый союзник, — давайте пообедаем вместе и обсудим подробности поединка. Надеюсь, вы хорошо владеете пистолетом?

— Не слишком, — признался Ловел.

— Вот это жаль! Мак-Интайр слывет метким стрелком.

— Я тоже жалею, — сказал Ловел. — Это плохо для нас обоих, так как, защищаясь, я должен буду целиться как можно лучше.

— Ну хорошо, — сказал Тэфрил. — Я приведу с собой нашего младшего врача; он неплохой хирург, способный отлично заштопать дырку от пули. И я извещу Лесли, — он для армейского лейтенанта очень порядочный малый, — что врач окажет помощь любой стороне. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен в случае несчастного исхода?

— У меня нет особого повода затруднять вас. Но вот в этом футлярчике — ключ от секретера, где хранится моя маленькая тайна. Там лежит всего лишь одно письмо (Ловел приостановился, так как у него на миг сжалось сердце), и я очень прошу вас доставить его лично.

— Понятно, — сказал моряк. — Не смущайтесь, мой друг! Любовь, хранимая в сердце, может увлажнить на миг глаза, когда корабль уходит в бой, и будьте уверены, что, каковы бы ни были ваши распоряжения, Дэн Тэфрил будет смотреть на них как на завещание умирающего брата. Но все это вздор! Надо заняться нашим снаряжением. А в четыре часа мы с вами и моим молодым хирургом пообедаем в «Гербе Грэма», это здесь же — через дорогу.