Вудсток, или Кавалер - Скотт Вальтер. Страница 43

— Тут не только воображение, — возразил Эверард, — я сам убедился, что в замке действуют какие-то заговорщики, которые хотят выжить оттуда комиссаров. Я уверен, что дядя не замешан в этих глупых проделках, но мне нужно вывести все это на чистую воду до того, как они с кузиной возвратятся в замок; раз существует тайный заговор, кто бы в нем ни участвовал, дядю с кузиной тоже могут причислить к заговорщикам.

— Я бы тут скорее заподозрил самого прародителя пуритан — Эверард, ты ведь лучше знаком с этим господином, еще раз прошу прощения. А если так, то Люцифер и близко не подойдет сюда из уважения к бороде честного старика баронета; он не выдержит невинного взгляда голубых глаз его дочки.

Ручаюсь за их безопасность, как за золото в сундуке у скряги.

— Откуда у тебя такая уверенность? Ты что-нибудь видел?

— Ни перышка из крыла дьявола, — отвечал Уайлдрейк, — просто сатана считает, что старый кавалер, которого рано или поздно все равно повесят или утопят, от него не уйдет; он и не утруждает себя погоней за верной добычей. Но я слыхал россказни слуг о том, что они сами видели и слышали: хоть они и болтали изрядную чепуху, надо полагать, в ней была и доля правды. Думаю, что нечистый вмешался в эту игру… Послушай, кто-то идет!.. Стой, приятель…

Ты кто такой?

— Ничтожный поденщик в великом труде Англии по имени Джозеф Томкинс, секретарь одного из благочестивых и храбрых вождей нашей бедной христианской армии английской, генерала Гаррисона.

— Что случилось, мистер Томкинс? — спросил Эверард. — Почему вы бродите здесь в такую позднюю пору?

— Кажется, я имею честь говорить с уважаемым полковником Эверардом? — отвечал Томкинс. — Искренне рад встретить вашу милость. Одному богу известно, как мне нужна ваша помощь… Ох, достойнейший мистер Эверард! Трубы уже протрубили, чаша разбилась и пролилась, и…

— Прошу тебя, скажи кратко, в чем дело… Где твой господин? Да что такое стряслось?

— Господин мой тут поблизости, ходит по лугу там, где старый дуб, который носит имя прежнего короля; поезжайте немного дальше, и вы увидите, как он шагает взад и вперед с обнаженной шпагой в руке.

Стараясь не шуметь, они проехали еще немного вперед и вдруг увидели человека, в котором узнали Гаррисона; он маршировал под Королевским дубом, как часовой на карауле, только вид у него был безумный. Когда конский топот донесся до его ушей, он закричал, как будто отдавал команду своей бригаде:

— Пики наперевес, на кавалерию!

Принц Руперт наступает… Держись крепко, мы отбросим их, как бык отбросит болонку… Опустить пики! К ноге! Первая шеренга, на правое колено! Не бойтесь замарать синие мундиры… Ого! Зоровавель!.. Вот наш пароль!

— Праведный боже, о чем он говорит? — спросил Эверард. — Почему это он марширует со шпагой наголо?

— Вы знаете, сэр, когда мой господин, генерал Гаррисон, чем-нибудь взволнован, на пего находит дурман, вот ему и кажется, что он командует отрядом копьеносцев в армагеддонской битве… А что до его шпаги, то как же, сэр, он может держать шеффилдский клинок в кожаных ножнах, когда надо сражаться с нечистой силой — с дьяволом во плоти и с теми, кто беснуется в преисподней?

— Это невыносимо! — вскричал Эверард. — Хватит Томкинс, ты сейчас не на кафедре, и у меня нет охоты слушать твои проповеди. Я знаю, ты можешь говорить вразумительно, когда захочешь. Помни, я могу наградить тебя или наказать; если ты надеешься на мою помощь или боишься чего-нибудь — отвечай прямо. Что случилось, почему твоего господина принесло в лес в такую пору?

— Поистине, достойный и благородный сэр, я изложу все так понятно, как смогу. Правду говорят: дыхание человека входит и выходит через ноздри…

— Довольно, сэр, — прервал его полковник Эверард, — смотри не городи чепуху, когда разговариваешь со мной. Не знаешь разве, как во время сражения при Данбаре в Шотландии сам главнокомандующий приставил пистолет к голове лейтенанта Хьюкрида и пригрозил, что пустит ему пулю в лоб, если тот не перестанет разглагольствовать и не поведет свой эскадрон в атаку? Смотри же, сэр!

— Как же, — подхватил Томкинс. — Лейтенант еще тогда повел свой эскадрон в атаку таким ровным и сомкнутым строем, что загнал в море тысячу шотландских юбок и беретов. Я тоже беспрекословно подчинюсь приказу вашей милости и безотлагательно все исполню.

— Ну ладно, приятель, ты уже знаешь, что мне от тебя нужно, — сказал Эверард, — говори кратко — мне ведь известно, что ты это умеешь, если захочешь.

Тебя-то, верный Томкинс, знают лучше, чем ты думаешь.

— Достойный сэр, — начал Томкинс уже менее витиевато, — я исполню приказ вашей милости, насколько хватит сил моих. Изволите ли видеть, с тех пор прошло не больше часа, сидит это мой почтенный господин за столом, тут и мистер Выпивун и я, ну и, конечно, почтенный мистер Блетсон и полковник Десборо; вдруг раздается страшный стук в дверь, как была и доля правды. Думаю, что нечистый вмешался в эту игру… Послушай, кто-то идет!.. Стой, приятель… Ты кто такой?

— Ничтожный поденщик в великом труде Англии по имени Джозеф Томкинс, секретарь одного из благочестивых и храбрых вождей нашей бедной христианской армии английской, генерала Гаррисона.

— Что случилось, мистер Томкинс? — спросил Эверард. — Почему вы бродите здесь в такую позднюю пору?

— Кажется, я имею честь говорить с уважаемым полковником Эверардом? — отвечал Томкипс. — Искренне рад встретить вашу милость. Одному богу известно, как мне нужна ваша помощь… Ох, достойнейший мистер Эверард! Трубы уже протрубили, чаша разбилась и пролилась, и…

— Прошу тебя, скажи кратко, в чем дело… Где твой господин? Да что такое стряслось?

— Господин мой тут поблизости, ходит по лугу там, где старый дуб, который носит имя прежнего короля; поезжайте немного дальше, и вы увидите, как он шагает взад и вперед с обнаженной шпагой в руке.

Стараясь не шуметь, они проехали еще немного вперед и вдруг увидели человека, в котором узнали Гаррисона; он маршировал под Королевским дубом, как часовой на карауле, только вид у него был безумный. Когда конский топот донесся до его ушей, он закричал, как будто отдавал команду своей бригаде:

— Пики наперевес, на кавалерию!.. Принц Руперт наступает… Держись крепко, мы отбросим их, как бык отбросит болонку… Опустить пики! К йоге! Первая шеренга, на правое колено! Не бойтесь замарать синие мундиры… Ого Зоровавель!.. Вот наш пароль!

— Праведный боже, о чем он говорит? — спросил Эверард. — Почему это он марширует со шпагой наголо?

— Вы знаете, сэр, когда мой господин, генерал Гаррисон, чем-нибудь взволнован, на него находит дурман, вот ему и кажется, что он командует отрядом копьеносцев в армагеддонской битве… А что до его шпаги, то как же, сэр, он может держать шеффилдский клинок в кожаных ножнах, когда надо сражаться с нечистой силой — с дьяволом во плоти и с теми, кто беснуется в преисподней?

— Это невыносимо! — вскричал Эверард. — Хватит Томкинс, ты сейчас не па кафедре, и у меня нет охоты слушать твои проповеди. Я знаю, ты можешь говорить вразумительно, когда захочешь. Помни, я могу наградить тебя или наказать; если ты надеешься на мою помощь или боишься чего-нибудь — отвечай прямо. Что случилось, почему твоего господина принесло в лес в такую пору?

— Поистине, достойный и благородный сэр, я изложу все так попятно, как смогу. Правду говорят: дыхание человека входит и выходит через ноздри…

— Довольно, сэр, — прервал его полковник Эверард, — смотри не городи чепуху, когда разговариваешь со мной. Не знаешь разве, как во время сражения при Данбаре в Шотландии сам главнокомандующий приставил пистолет к голове лейтенанта Хьюкрида и пригрозил, что пустит ему пулю в лоб, если тот не перестанет разглагольствовать и не поведет свой эскадрон в атаку? Смотри же, сэр!

— Как же, — подхватил Томкинс. — Лейтенант еще тогда повел свой эскадрон в атаку таким ровным и сомкнутым строем, что загнал в море тысячу шотландских юбок и беретов. Я тоже беспрекословно подчинюсь приказу вашей милости и безотлагательно все исполню.