Эдинбургская темница - Скотт Вальтер. Страница 40

Эти безумные речи лились у нее без умолку, и она быстро шла вперед, таща за собой Рэтклифа, который пытался — или делал вид, что пытается, — заставить ее говорить потише.

На вершине небольшого холма она вдруг остановилась, устремила взгляд вверх и минут пять молчала.

— Что это с ней еще? — спросил Шарпитло. — Нельзя ли поторопить ее?

— С нею надобно терпение, сэр, — сказал Рэтклиф. — Ее не заставишь идти быстрей, если она сама не захочет.

— Черт бы ее побрал! — сказал Шарпитло. — Погоди же ты у меня! Засажу в Бедлам или Брайдуэлл. Экая негодяйка, все ведь назло делает!

Тем временем Мэдж, сперва задумавшаяся, внезапно залилась смехом, тяжело вздохнула, снова захохотала и, глядя на луну, запела:

Скажи мне, луна, золотая луна,
Какая мне участь в любви суждена?
Кого полюблю я? Каков он на вид?
Как ходит, как смотрит и как говорит?

— Но к чему мне спрашивать луну о суженом? Я и так его знаю — хоть он и оказался обманщиком. Но тсс! Никому ни слова! Только вот ребеночка жаль… Что ж, Бог милостив. — Тут Мэдж тяжело вздохнула. — А на небе луна, да еще и звезды! .. — И она опять засмеялась.

— Всю ночь нам, что ли, здесь стоять? — вскричал Шарпитло, теряя терпение. — Гони ее вперед!

— Кабы мы знали, куда ее гнать, сэр, — сказал Рэтклиф. — Пойдем-ка, Мэдж, — обратился он к ней. — Нам бы успеть повидаться с Николом и его женой. А ведь без тебя мы не найдем к ним дороги.

— Идем, идем, Рэт, — сказала она, хватая его за руку и устремляясь вперед удивительно большими для женщины шагами. — А знаешь что, Рэт? Ведь Никол Мусхет очень тебе обрадуется. Он говорит, что другого такого негодяя только в аду сыщешь. Вы с ним пара — оба черту служите. Еще неизвестно, кому из вас он отведет лучшее место в пекле.

Рэтклиф был неприятно поражен и невольно запротестовал против этого сравнения.

— Я крови не проливал, — сказал он.

— Зато ты ее продавал, да еще сколько раз. Можно ведь и языком убить человека, не только рукою… Словом, а не только ножичком…

Красивый малый наш мясник,
Красив его камзол,
Он днем распродал тех овец,
Что утром заколол.

«Вот это самое я сейчас и делаю, — подумал Рэтклиф. — Нет, не продам я молодую жизнь Робертсона!» И он тихо спросил Мэдж, не помнит ли она какие-нибудь старые песни.

— Как не помнить, — сказала Мэдж. — Я охотно тебе спою — с песней идти веселее. — И она запела:

Когда стервятник в облаках -
Не слышен жаворонок звонкий;
Собаки носятся в лесах -
Олени держатся в сторонке.

— Заткни ее проклятую глотку, хотя бы пришлось задушить ее, — прошипел Шарпитло. — Я кого-то вижу. Идемте в обход, ребята, вокруг холма. Ты, Джордж Пойндер, останься с Рэтклифом и этой помешанной сукой; а вы ступайте со мною и держитесь в тени пригорка.

И он бесшумно пополз вперед, словно индейский вождь, собирающийся напасть врасплох на враждебное племя. Рэтклиф видел, как осторожно они держались в тени, избегая выходить в полосы лунного света. «Несдобровать Робертсону, — сказал он себе. — Эх, молодежь! Ну зачем ему Джини Динс или любая другая? Нет, надо было рисковать из-за бабы головой! А эта дура всю дорогу горланила, как петух, трещала громче духового ружья, а сейчас, когда от ее визга может быть польза, она и язык проглотила! Вот так всегда с бабами: раз замолчала — значит быть беде! Надо бы ее опять расшевелить, только бы этот пес не догадался… Мудрено это! Уж так остер, так остер! Как шило Мак-Кихана, что проткнуло шесть подошв да еще вошло на полдюйма в королевскую пятку».

И он принялся чуть слышно напевать первый куплет любимой баллады Мэдж, слова которой имели некоторое отдаленное сходство с положением Робертсона, надеясь, что она подхватит:

Ищейки рыскают в лесу,
Летят во весь опор,
Но громко девушка поет
В Тинвальде среди гор.

Едва услышав эти слова, Мэдж оправдала надежды Рэтклифа и во весь голос запела:

Ты крепко спишь, сэр Джеймс! Вставай!
Теперь не время спать.
Двенадцать дюжих молодцов
Хотят тебя поймать!

Хотя они были еще далеко от места, называемого Мусхетовым кэрном, Рэтклиф, видевший в темноте точно кошка, заметил, что Робертсон услышал сигнал. Джордж Пойндер, менее зоркий или менее внимательный, не увидел его бегства, так же как и Шарпитло со своими подручными; те были значительно ближе к кэрну, но он еще был заслонен от них неровностями местности, за которыми они укрывались. Спустя несколько минут они тоже наконец заметили исчезновение своей добычи и бросились вперед, между тем как Шарпитло кричал скрипучим голосом, похожим на визг пилы:

— Вдогонку, ребята, за ним! Окружайте холм! Вон он, на вершине! — Обернувшись к своему арьергарду, он скомандовал: — Эй, Рэтклиф, сюда! Ты постережешь девчонку! А ты, Джордж, бегом к калитке, что у Герцогской аллеи! Живее, Рэтклиф, но сперва пристукни сумасшедшую суку!

— Беги, Мэдж, — сказал Рэтклиф. — Слышишь, как он осерчал!

Мэдж не настолько была лишена здравого смысла, чтобы не понять этого предостережения. Пока Рэтклиф, выказывая великое усердие, поспешил к Шарпитло, чтобы стеречь пойманную Джини, Мэдж со всех ног пустилась в противоположную сторону. Таким образом, все рассыпались — кто в бега, а кто в погоню. У Мусхетова кэрна остались лишь Рэтклиф и Джини, которую он крепко держал за плащ, хотя она не делала никаких попыток к бегству.

ГЛАВА XVIII

Вы исполнили свою обязанность перед небом и свой долг перед заключенным.

«Мера за меру» note 51

Джини Динс, к которой теперь возвращается наше повествование, прерванное в конце пятнадцатой главы, в страхе ожидала приближения неизвестных, но испугалась еще больше, когда они вдруг бросились в разные стороны, в погоню за ее недавним собеседником, который внушил ей такой ужас, а теперь, непонятно почему, начал внушать участие. Один из пришедших (это был Шарпитло), подойдя к ней, сказал:

— Ты Джини Динс, и я тебя арестую, — и тут же добавил: — Но если ты укажешь, куда он побежал, я тебя отпущу.

— Не знаю, сэр, — только и могла произнести бедная девушка — первое, что отвечают простые люди на суровый начальственный окрик.

— Но ведь ты знаешь, с кем разговаривала наедине, да еще в полночь, — сказал Шарпитло. — Это-то уж ты, наверное, знаешь, голубушка?

— Не знаю, сэр, — повторила Джини, которая от страха и в самом деле не понимала, о чем ее спрашивают так настойчиво.

— А вот погоди, мы тебя приведем в память, моя милая, — сказал Шарпитло и, как мы уже сообщили читателю, крикнул Рэтклифу, чтобы тот постерег пленницу, а сам возглавил погоню за Робертсоном, которого все еще надеялся поймать. Грубо толкнув девушку к подоспевшему Рэтклифу, он устремился к главной своей цели и начал карабкаться по отвесным скалам с проворством, которого трудно было ожидать от особы в таком большом чине и почтенных летах. Скоро все скрылись из виду, и только отдаленная перекличка указывала на присутствие в горах людей. Джини Динс осталась на попечении человека, о котором она ничего не знала, а если бы узнала, то, конечно, испугалась бы еще более.

Когда все звуки смолкли в отдалении, Рэтклиф заговорил с нею тем развязным и насмешливым тоном, который является скорее следствием привычки, чем дурных страстей.

вернуться

Note51

Перевод Т.Щепкиной-Куперник.