Эдинбургская темница - Скотт Вальтер. Страница 77

Староста поспешно проглотил последний кусок жирного окорока, запил его остатками эля из кувшина и поспешно повел Джини по запутанным переходам, ведущим из старой части здания в более современную; наконец они оказались в небольшом красивом зале, или приемной, примыкавшей к библиотеке, с выходом на лужайку через стеклянную дверь.

— Стой здесь, — сказал Стабс, — пока я доложу о тебе его преподобию.

С этими словами он открыл дверь и вошел в библиотеку.

Оставшись в приемной, Джини, совсем того не желая, оказалась невольной слушательницей всего, что происходило в библиотеке: разговор велся очень громко, так как Стабс стоял у самой двери, а его преподобие — на другом конце комнаты, и голоса собеседников доносились до приемной.

— Наконец-то вы привели сюда молодую женщину, Стабс. Я уже давно жду вас. Вы же знаете, я не люблю подвергать людей заточению, не разобравшись предварительно, в чем дело.

— Совершенно верно, ваше преподобие, — ответил староста, — но молодая женщина за весь день не имела во рту и маковой росинки, поэтому Томас подкормил ее немного, да и напиться дал.

— Томас поступил совершенно правильно, мистер Стабс. А что случилось с другой несчастной?

— Я подумал, что вид ее доставляет вам одни неприятности; поэтому я отослал ее назад к матери, которая, как говорят, попала в беду в другом приходе.

— В беду! Это значит, наверно, в тюрьму? — спросил мистер Стонтон.

— И верно так, что-то вроде этого, ваше преподобие.

— Негодная, несчастная, неисправимая женщина! — воскликнул священник. — А что собою представляет молодая женщина, которая пришла с Мэдж?

— Да она вроде совсем приличная, ваше преподобие, — сказал Стабс.

— Мне сдается, в ней нет ничего худого, она даже говорит, что у ней достаточно денег, чтобы убраться из нашего графства.

— Денег? Об этом вы всегда думаете прежде всего, Стабс! А вот достаточно ли у нее разума? В своем ли она рассудке? Может ли она сама о себе позаботиться?

— Вот уж это, ваше преподобие, я не могу сказать. Никак не поручусь, что она не родилась в Уитхэме note 86. Дядюшка Гибс следил за ней во время службы — так он говорит, что она ни в чем толком не разбиралась, словно нехристь какой, хотя Мэдж Мардоксон и помогала ей, а что до того, чтобы позаботиться о себе, так она ведь шотландка, а у них, известно, самый никудышный человек и тот за себя постоять умеет. И потом она совсем прилично одета, не то что то пугало.

— Пошлите ее сюда, а сами подождите внизу, мистер Стабс.

Этот разговор так захватил внимание Джини, что, только когда собеседники замолчали, она заметила, как стеклянная дверь, ведущая на лужайку (мы уже говорили о ней), открылась и в нее вошел, или, вернее, был внесен двумя слугами, молодой человек, бледный и очень болезненный на вид, его приподняли и усадили на ближайшую кушетку, словно для того, чтобы он отдохнул и пришел в себя после какого-то изнурительного усилия. Как раз в это время Стабс вышел из библиотеки и сделал Джини знак войти. Она повиновалась, трепеща от волнения окружающая обстановка была непривычна для девушки, ведущей такой замкнутый образ жизни, как Джини, а кроме того, ей казалось, что успешное завершение ее путешествия зависело от впечатления, которое она произведет на мистера Стонтона.

Правда, никто не имел права без всяких оснований задерживать человека, направляющегося куда-то по своим личным делам и на свой собственный счет. Но насильственное задержание, которому она уже подверглась показывало, что невдалеке отсюда существуют люди, заинтересованные в том, чтобы остановить ее и готовые ради этого на любой наглый и незаконный поступок, поэтому-то Джини и хотелось заручиться чьей-нибудь поддержкой и помощью, хотя бы до тех пор, пока ей не удастся ускользнуть от своих преследователей. В то время как эти мысли мелькали у нее в голове, причем с гораздо большей быстротой, чем нашему перу и чернилам удалось их запечатлеть или читателю — вникнуть в их смысл, Джини оказалась в красивой библиотеке, где ее встретил ректор Уиллингэма. Вместительные полки и шкафы, расположенные вдоль стен уютного и просторного помещения, были заполнены книгами в таком количестве, что их хватило бы, по понятиям Джини, на весь мир: ведь даже книжные сокровища ее отца, умещавшиеся на двух сосновых полках примерно в три фута длины и заключавшие в себе, как он с гордостью отмечал, всю суть современного богословия, казались ей весьма обширным собранием. Модель небосвода, глобус, телескоп и несколько других научных приборов вызвали в Джини чувства удивления и восторга, смешанных с некоторым страхом, ибо в своем неведении она полагала, что все это пригодно скорее для колдовства, нежели для чего-либо другого; несколько чучел животных (ректор любил естественные науки) придавали комнате еще более внушительный вид.

Мистер Стонтон заговорил с ней очень мягко: несмотря на то, что ее необычное появление в церкви в таком странном и, он должен прибавить, даже позорном обществе могло отвлечь прихожан от церковной службы, ему не хотелось принимать никаких диктуемых долгом мер, пока она сама не расскажет ему о себе.

— Я ведь не только священник, — прибавил он, — но и мировой судья.

— Ваша честь (она ни за что не сказала бы «ваше преподобие»), ваша честь очень добры и вежливы, — вот все, что нашлась ответить бедная Джини на первых порах.

— Кто ты такая, женщина? — спросил священник уже более повелительным тоном. — И что ты делаешь в этих краях и в такой компании? Мы не допускаем сюда бездельников и бродяг.

— Я не бездельница и не бродяга, сэр, — ответила Джини, несколько задетая таким предположением, — я честная шотландская девушка и путешествую по моему личному делу и на мои собственные средства. Но на пути мне очень не повезло — я попала в дурную компанию и была задержана на целую ночь. А та несчастная девушка, у которой ум несколько не в порядке, выпустила меня сегодня утром.

— Дурная компания, — повторил священник. — Боюсь, женщина, что ты не слишком старалась от нее избавиться.

— О нет, сэр, — возразила Джини, — мне всегда внушали дома не заводить пагубных знакомств. Но эти негодные люди были ворами и удержали меня насильно.

— Ворами! — воскликнул мистер Стонтон. — Тогда они, наверно, обокрали тебя?

— Нет, сэр, они ничего у меня не взяли. Они не причинили мне никакого зла — вот только подвергли меня заключению.

Священник пожелал узнать о ее приключении более подробно, и Джини рассказала ему обо всем, что с ней произошло.

— Это необыкновенная и не очень правдоподобная история, женщина, — заметил мистер Стонтон. — Если тебе верить, то вопиющее насилие было совершено без всякой видимой цели. Известен ли тебе закон этой страны, что, если ты подашь на них жалобу, тебе придется еще и потратиться на ведение следствия против них?

Джини не поняла его, и он объяснил, что, по английскому закону, ограбленный или чем-либо оскорбленный человек, невзирая на уже перенесенные им неприятности, должен еще сам позаботиться о ведении следствия против своих обидчиков и оплатить связанные с этим расходы.

Джини сказала, что ее дело в Лондоне не терпит отлагательств и что она хочет только одного: чтобы какой-нибудь джентльмен из чувства христианского сострадания проводил бы ее до ближайшего города, где она сможет достать проводника и лошадей. А что касается судебного разбирательства, то отец ее все равно сочтет, что она не вправе выступать в английском суде, так как эта страна не блюдет Священного писания.

Мистер Стонтон посмотрел на Джини с некоторым удивлением и спросил, не квакер ли ее отец.

— Боже упаси, сэр, — сказала Джини, — он не сектант и не схизматик и никогда не признавал их темных учений, это всем известно.

— А как его зовут? — спросил мистер Стонтон.

— Дэвид Динс, сэр, скотовод из Сент-Леонарда, что около Эдинбурга.

Глубокий стон, донесшийся из приемной, помешал ректору ответить. Воскликнув: «Боже мой! Этот несчастный юноша!» — он оставил Джини одну и поспешно вышел в соседнюю комнату.