Чайка по имени Джонатан Ливингстон - Бах Ричард Дэвис. Страница 8

Такова вкратце легендарная, мистическая часть биографии «Джонатана», в которой проще всего усмотреть рекламный трюк, хотя «рыцари бедные» встречаются же порой на свете, а на Голоса, как известно, ссылалась еще Жанна д'Арк…

Впрочем, вторая – земная, реальная – жизнь «Чайки» не менее удивительна.

Не очень рассчитывая, по-видимому, на «бестселлерность» своего детища, Бах первоначально предложил рукопись в специальный журнал «Флайнг» ["Flying"], который ее отклонил, а потом в «Прайвет пайлот» ["Private pilot"], который ее принял и опубликовал. Впоследствии «Джонатан» был даже перепечатан в заграничных журналах в Австралии, в Бельгии, кажется, даже во Франции, но замечен не был. Автор пытался издать его отдельной книжкой – хотя бы для детей – но ничего не выходило. Пока однажды…

На этот раз роль провидения приняла на себя заведующая одним из отделов издательства «Макмиллан». Она искала что-нибудь интересное на популярную тему полетов и увидела в «Джонатане» нечто большее, нежели сказочку для детей.

Издательство приняло рукопись. Решено было снабдить ее иллюстрациями, и Ричард Бах нашел в полном смысле соавтора в лице своего знакомого фотографа-анималиста Рассела Мансона. История чайки Джонатан Ливингстон была издана в окружении замечательных по красоте фотографий, следующих за всеми перипетиями фантастического сюжета…

Так кончилось прозябание Ричарда Баха и началась третья и, может быть, самая необычайная жизнь «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» – суперзвезды и мессии.

Нет ничего труднее и неблагодарнее, нежели пытаться предсказать успех книги или фильма, и ничего проще, как объяснять его задним числом. И, однако ж, я чувствую себя в некотором недоумении перед воистину феноменальным триумфом «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха, появившейся отдельным изданием на исходе 1970 года. Многие читатели этой истории, даже будучи предупреждены заранее о коммерческом буме, последовавшем за выходом «Чайки» в свет, останутся, вероятно, в том же недоумении. Некоторые воспримут ее просто как мистификацию в духе «королевского жирафа» Гекльберри Финна, когда уже обманутые и «вовлеченные» склонны скорее вовлечь остальных, нежели самим остаться в дураках. Самое дотошное исследование «Джонатана» – суперобложки, полиграфии, текста, – как феномена «массовой культуры» с помощью самых эффективных структурных методов, в лучшем случае говорит о том, почему его читают, но ничего не говорит о том, почему его хотят читать.

Между тем зигзаги удачи довольно причудливы: так, церковные власти в Штатах, например, остались не довольны притчей, усмотрев в ней «грех гордыни».

Так или иначе, но жанр «Чайки» не традиционен для американской литературы, и – при всей тривиальности авторских приемов – не тривиален для литературы массовой.

Притча, философская сказка, вернее всего, поэма в прозе обращена автором к тем, как писали прежде, «немногим избранным», кто готов предпочесть ежедневной драке за рыбьи головы бескорыстное совершенство полета.

Таких оказалось много. очень много, наконец, великое множество. Увы, я не могу уже с должной мерой убежденности перевоплотиться – труд, обязательный для всякого литератора (в том числе критика), – в того молодого потребителя духовных благ, который создал авторитет «Чайке Джонатану». И не хочу, подобрав quantum satis 2 подходящих к случаю цитат, пройти с читателем по кратчайшей прямой от информации к выводам. Такие понятия, как «молодежное движение», «хиппи», очень многое могут объяснить в феномене «Джонатана» – многое, но не все.

Я думаю, вещь эта, столь не похожая, казалось бы, на то, что обычно вызывает интерес широкой публики, соприкасается тем не менее с самыми разными явлениями, по разным поводам попадающим в фокус общественного внимания. Поэтому, заранее извинившись перед любителями информации и поклонниками эрудиции за отсутствие звонких цитат, я рискую предложить вниманию читателя всего лишь гипотезу, основанную на наблюдениях самого общего свойства, притом наблюдениях издалека.

Можно очертить несколько сфер, по касательной к которым успех той или иной вещи, столь не похожей на обычную популярную литературу, станет понятнее.

Первую из этих сфер, как ни странно это может показаться, я обозначила бы термином «истории о животных».

Ныне, с возникновением понятия «экология», человек, выделившийся из природы и еще так недавно исходивший из концепции коренной и немедленной ее переделки, попытался вновь ощутить себя ее частью и приобщиться ее тайн. В этом пункте, как нигде, наука сомкнулась с беллетристикой, и описание поведения животных – этология – почти без перевода со специального языка на популярный стало всеми излюбленным чтением. Романтизация единоборства с природой – еще недавняя, еще вчерашняя – сменилась пафосом единения с ней. На смену охотничьим подвигам явились подвиги естествоиспытателей, занимающихся спасением редких видов животных; взамен ружья появилось фоторужье, и ныне ни один из массовых иллюстрированных журналов не обходится без фоторассказов о представителях фауны разнообразных уголков земли. Я не говорю уже о прекрасных и читаемых наравне с художественной литературой книгах Даррела, Джой Адамсон, Гржимека и прочих.

Все это, разумеется, имеет мало общего с Джонатаном, осваивающем технику высшего пилотажа и достигающим бессмертия. Но когда этология, бионика, психология животных становятся в порядок дня, то кажется естественным, что следом за научными изысканиями Джона Лилли возникает фантастический роман Лео Сцилларда «Голос дельфинов», что авторы «Хроники Хеллстрема» – научно-популярной ленты о жизни насекомых – не довольствуются простой демонстрацией удивительных натурных съемок, но стремятся придать своему фильму черты своеобразной и зловещей «антиутопии», противопоставив неразумию человеческой цивилизации суперрациональную «цивилизацию» муравьев и пчел.

Философская сказка Баха целиком уходит в извечную область аллегорий. Но едва ли не случайно, что издательство и автор отказались от первоначальных рисованных иллюстраций к «Чайке» и признали их слишком «литературными». Едва ли случайно, что для иллюстрации притчи они обратились к «документальному» жанру – фотографии. Подлинность земли, моря и неба, полета чаек не только не пришла в противоречие с притчей, но даже придала истории необыкновенной чайки некую иллюзорную достоверность – сродни Голосу, который будто бы поведал ее Ричарду Баху, – ту странную двойственность впечатления, на границе невозможного и возможного, которая до «психологии животных» едва ли могла и существовать.

Надо сказать, что отношения притчи о Джонатане с привычными современному человеку документализмом этим не исчерпываются и иллюзорная достоверность возникает не только от сопряжения легендарной структуры сюжета с реальной фактурой фотографии. Подобием документальности аранжирована сама история.

Тренировки Джонатана, подробное и квалифицированное описание техники полета и фигур высшего пилотажа сродни репортажности «нового журнализма». И если притча проходит по касательной к области «психологии животных», то уж тем более соприкасается она с обширной областью, хорошо знакомой Баху, по имени которой называется журнал, куда первоначально предназначил он свой труд («Флайнг» – «Полет»).

Едва ли надо напоминать читателю о том пути, который на нашей памяти проделала авиация – от преодоления звукового барьера до выхода в космос, – чтобы объяснить завораживающий и полемический смысл вечного вопроса «зачем?» и бескорыстного стремления к совершенству.

Но книжка издательства «Макмиллан» в голубой глянцевой обложке, где столько же строчек набора, сколько облаков, света, тумана, полета чаек (все это воспроизводится в полном объеме в любом дешевом, карманном издании) заставляет вспомнить совсем другое современное, популярное, модное имя – имя уже достаточно известного нашему читателю «пророка телевизионной эры» Маршалла Маклюэна. Конечно, полиграфическая техника сегодня не располагает возможностью передать еще и ветер, крики чаек, дерущихся за рыбьи головы, свист крыльев и тишину неба, куда возносится Джонатан, как-никак, книга есть книга, а не экран телевизора и «Джонатан» относится, по Маклюэну, к дотелевизионной «гутенберговой галактике»; но насколько возможно было сделать в границах современной полиграфической техники книжку, обращенную не только к разуму читателя, но и ко всей совокупности чувств человека эры телевидения, настолько издательство «Макмиллан» постаралось это сделать. Вот почему о ней уместно писать в телевизионной терминологии: «Джонатаном» не увлекаются, в него «вовлекаются» (involve).