Оно - Слаповский Алексей Иванович. Страница 25

Заметим, что говорил это Сотин в пору информационного если не вакуума, то кислородного голодания. О фильме «Ночной портье» еще ничего не знали, о прочих извращениях западного искусства (Дали, поп-культура, абстракционизм и т. п.) черпали сведения из книг Кукаркина, спасибо ему: книги были богато иллюстрированы, с цитатами, с пересказами. Сотин, кстати, из цитат, содержавшихся в критических монографиях советских психиатров и философов, на голову разбивавших ницшеанство и всякие фрейдизмы, составил рукописные книги, где тексты Ницше и Фрейда были почти доподлинно восстановлены: голь на выдумки хитра...

Валько очень захотелось познакомить Геру и Юлию. К этому времени Юлия была опять одна: Сотин уехал в Москву учиться в очной аспирантуре. Впрочем, они еще до его отъезда разошлись. Валько почему-то казалось, что Гера и Юлия подходят друг другу. Он предполагал, что у Юлии повышенные требования к мужчинам, а у Геры — к женщинам, поэтому оба одиноки.

Повод был: день рождения.

Валько позвонило Юлии: не забыла еще меня? А я живой, и у меня послезавтра день рождения. Придешь? Приду, сказала Юлия.

Чтобы не выглядело нарочито, Валько пригласило и Салыкина.

— Юлька будет? — спросил он.

— Будет.

— Ясно.

— Что тебе ясно?

— Да не перевариваю я ее, если честно.

— С каких пор?

— С таких. Ладно, я сам с девушкой буду.

— Я ее знаю?

— Я еще сам ее не знаю.

— А.

Валько знало этот способ Салыкина знакомиться, один из многих. Он идет по улице, направляясь в какую-либо компанию, и внимательно смотрит, выбирает. Вот какая-то девушка приглянулась, он подходит:

— Здравствуйте, извините, не можете меня выручить?

Девушка смотрит: молодой человек приличного вида, хоть и с гитарой. Не красавец, но и не урод. Обратился не хамски, но и не робко.

— А в чем дело?

— Дело такое... Только извините, я вынужден откровенно рассказать.

— Валяйте.

— Дело такое: запутался в отношениях с одной девушкой. Бывает, сами знаете. Она меня, как бы вам это сказать... А я нет. Но она надеется. Я ей прямым текстом — а она все равно. Ну, а если я с кем-то приду, она сразу поймет. Вы не бойтесь, неприятностей не будет, она спокойная, нормальная. Просто — не понимает. А компания хорошая, симпатичная, приятно проведете вечер. А потом, если не захотите общаться, настаивать не буду. Соглашайтесь, а?

И многие соглашались — уже по врожденному женскому инстинкту предать соратницу по полу при первой возможности, даже не зная ее. А еще — не приложив никаких усилий, сразу же явиться победительницей, это заманчиво.

Поэтому собрались: Гера, Юлия и Салыкин с девушкой по имени Ева, красивенькой простушкой из какого-то техникума, которую Салыкин, кроме заманчивых слов, улестил добытой где-то бутылкой «Мартини» и двумя пачками сигарет с ментолом — дефицит даже и в Москве, а тут вообще страшнейший.

Стали выпивать, поздравлять Валько, но очень скоро главным человеком оказался Гера: Салыкин начал на него понемногу наскакивать, Юлия явно его изучала, Ева тоже им заинтересовалась, хотя посматривала и на Валько. Но не забывала время от времени уделять знаки внимания Салыкину — все-таки с ним пришла и помнила об уговоре: показывать Юлии, что ей не светит (хотя и Юлия ей понравилась, ей вообще вся компания понравилась — такие все воспитанные, культурные, даже матом не ругаются; кстати, при Юлии, действительно, не ругались матом, да и, если вспомнить, мат вообще был не очень-то в ходу в их компании — только для анекдотов).

— А скажите, товарищ Корчагин... — приступил Салыкин, вдохновившись вторым полустаканом водки.

— Моя фамилия Кочергин, и вы это знаете, — сказал Гера. — А можно по имени: Гера. Но, судя по обращению, вы хотите спросить что-то очень принципиальное. Что-то, имеющее отношение к коренным общественным вопросам?

— В самую точку. Так вот, скажите, товарищ Кочергин, почему библейские заповеди совпадают с моральным кодексом строителя коммунизма?

— Они и с уголовным кодексом совпадают, ну и что? И если бы существовал кодекс строителя капитализма, тоже совпадали бы. Заповеди вообще у всех одинаковые.

— Браво! — сказала Юлия. — Леня, один ноль не в твою пользу.

Ева слегка обиделась за своего кавалера, но Салыкин не смутился.

— И все-таки. Вы вот не верите в Бога?

— Нет.

— Я тоже. Но я не верю — по воспитанию, верней, по отсутствию воспитания. Я бессознательно не верю. Я об этом даже толком не думал, мне некогда. А вы, наверно, принципиально не верите?

— Можно сказать и так.

— И можете доказать, что Бога нет?

— Не могу. И никто не может. Как доказать, что нет, например, планеты или звезды, которую не видно в самые сильные телескопы? И математически ее существование тоже невозможно вычислить. Может, она есть. А может, и нет.

— Даже так?

— Так. Суть в чем: влияние этой самой звезды на Землю настолько ничтожно, что его фактически нет. Есть эта звезда, нет ее — на Земле абсолютно ничего не изменится. Есть Бог, нет Бога — я не вижу никакого влияния ни на мою жизнь, ни на жизнь остальных миллиардов людей.

— Два ноль! — сказала Юлия.

— А мне кажется, все-таки что-то есть, — высказалась вдруг Ева, повторяя самый распространенный бытовой теологический постулат советского времени. Тема ей была не очень интересна, ей просто хотелось соприкоснуться с Герой хотя бы диалогом, словами. — Со мной иногда такие вещи происходят, что прямо даже не знаю. Вдруг в голову такое вопрет, что не понимаю, откуда. То есть я будто не сама подумала, а кто-то за меня подумал, честное слово! Или вот Яшин у нас есть, такой Яшин, придурок вообще-то, нет, нормальный парень, но с заходами иногда, странный иногда такой, Яшин рассказывал: иду домой, все нормально, а как-то нехорошо, ну, какое-то предчувствие, что ли, неизвестно с почему — и точно, у самого дома встретили, настучали по кумполу, сняли джинсы. Откуда он это знал?

— Радость моя, не философствуй, — урезонил Еву Салыкин, которому было за нее неловко, он явно жалел, что ее привел.

— Я не философствую, а про жизнь говорю! — ответила ему Ева довольно неприязненно: почуяв настроение Салыкина, она оскорбилась и считала теперь себя свободной от обязательств разыгрывать его девушку.