Война балбесов, хроника - Слаповский Алексей Иванович. Страница 14
Меж тем Аленина Пр-сть оказалась как бы на нейтральной территории. И вот Бледнов решил захватить Аленину Пр-сть, жениться на Алене и драться уже не за просто так, а за семью, за кровное и личное. Об Андрее Ильиче он как-то совсем забыл. Он помнил только, что Алена ему изменила.
19. Двойная осада
Но и Василий Венец понимал, что тот, кто захватит дом Алены, получит форпост. Он собрал войско. Он радовался, что его военная цель совпадает с любовным интересом к Алене: не одного же кровожадия ради люди живут. А об Андрее Ильиче он, как и Бледнов, тоже начисто забыл.
И вот однажды вечером два отряда с двух сторон одновременно подошли к Алениной Пр-сти.
С двух сторон в забор полетели камни, куски деревьев, железки. Стали наводить мосты через ров.
Алена металась по двору, прижав к себе детей, и кричала мужу:
— Чего стоишь?
Она кричала не попусту: кроме одноствольной двустволки у Андрея Ильича были теперь еще малокалиберные винтовки, которые Алена заставила его унести из школы для обороны — и оказалась дальновидной.
— Не могу! — чуть не плача кричал Андрей. — Не могу стрелять в людей! В народ! Мешает!
— Что тебе мешает?
— Русская литература!
— Так тебя растак со всей русской литературой! Пугани хоть поверху!
Он пуганул.
Нападающие сгоряча не поняли.
Он выстрелил еще раз.
Нападающие задумались.
Войдя во вкус, Андрей Ильич выбрал цель: дикую курицу, бродящую за забором средь полыни, и попал в нее. Курица закричала, забила крыльями, ей было больно, хотя она и не умерла. Многие полынцы впервые видели действие огнестрельного оружия на живое существо, хотя топорами курам головы рубил чуть не каждый. Они ужаснулись и разбежались.
Полководцы не горевали. Бледнов оттяжку событий принял как испытание, а Венец именно затяжную войну считал настоящей.
Требовалось теперь мобилизовать людей и копить силы.
И другое.
20. Выбор
Ялов придумал: паспортный контроль. Следовало отделить настоящих заовражных от других. Настоящим считался тот, кто поселился здесь до 38 года, а также их дети и внуки. Все, кто потом, будут постепенно натурализованы или пускай идут в Город, или на все четыре стороны.
Объявлена была тяга к родному наречию. Говорить и писать: тялок, тялега, мятель, дяревня.
Временно открыли мост, в Город потянулись беженцы с Заовражья, в Заовражье перешло несколько репатриантов.
Некоторые семьи оказались смешанные: муж из заовражных, жена городская и наоборот.
Заовражные не захотели таких признать своими. Городские тоже их к себе не пускали. Они столпились на нейтральной территории у Алениной Пр-сти, не зная, как быть.
Тогда Андрей Ильич опустил мост и впустил их. Они стали жить во дворе Андрея Ильича.
Константин Сергеев, коренной заовражный, был лишен доступа к своей газете. Тогда он начал издавать на пишущей машинке газету-листовку «Родныя мяста». Он ощутил наконец полный смысл жизни. Он призывал к стойкости.
А ночью пробрался к Эвелине.
— Переходи ко мне, — сказал он. — Тебя не тронут, как жену настоящего заовражного, я все устрою, Ялов меня ценит. А здесь ты пропадешь. Град сей воздвигнут, чтобы погибнуть. Всякий город страшен. Вот Нью-Йорк. Я видел фотографии и телевизор. Страшно! Небоскребы и машины, машины и небоскребы.
— В небоскребах и машинах люди, — сказала Эвелина. — И есть некоторые: живут в своем уголке, им хорошо...
Она все еще мечтала вернуть себе Андрея Ильича. Но не знала, как это сделать. Она надеялась, что наступающие события разрушат семью Андрея Ильича, и он вернется к ней.
21. Предательство
Настоящей войны не бывает без настоящего предательства. И признаком того, что настоящая война уже началась, явилось настоящее предательство Сепаратора.
Ночью, встав от тощего теплого бока молодой жены, он побежал в Заовражье.
Его поймали, арестовали, велели паспорт показать.
Он сказал, что у него секретные сведения и его нужно отвести к Бледнову. А Бледнов к тому часу стал народным лидером помимо Ялова, который был вроде тоже лидер, но официальный и, значит, ненадежный — за жалованье.
Сепаратора привели к Бледнову. И он сказал ему секретные сведения. Бледнов похвалил его, поцеловал, но велел возвращаться, чтобы еще добывать сведения.
Сепаратор огорчился. Он надеялся, что измена Городу поможет ему избавиться от ненавистной жены, он хотел остаться в Заовражье.
Но Александр, научившийся у него логике, сказал, что избавление не за горами, ведь скоро весь Город будет сметен с лица земли — и заодно его жена Катя и ее родители.
Сепаратор успокоился.
Чтобы содействовать поражению Города изнутри, он пришел к Василию Венцу и предложил ему свои умственные услуги.
22. Вооружение
Но что за секретные сведения сообщил Сепаратор Бледнову?
Они касались вот чего.
Венец пришел к учителю трудового обучения Глопотоцкому и сказал: надо делать оружие. Винтовки, гранаты, пулеметы, для ближнего боя — сабли.
— Вася! Давно ли ты учился у меня? Ты шутишь? — удивился Глопотоцкий.
Венец его ударил. И они сразу же перестали быть учителем и учеником, а стали равными в общении людьми.
— Во-первых, я пацифист! — заявил Глопотоцкий.
Венец его ударил.
— Во-вторых, — сказал Глопотоцкий, — на школьных станках пулеметов и винтовок не сделаешь. Разве только сабли.
Венец отвел его в вагоноремонтные мастерские и указал на станки. Он дал ему двадцать четыре рабочих человека в помощь.
— В-третьих, — сказал Глопотоцкий, — для пулеметов и ружей, кроме пуль, нужен порох, а это дело химическое. И не бей меня больше, Вася, я теперь начальник производства, мне нужен авторитет. Химическое же дело знает Саламандрин.
Тогда Венец пошел к Саламандрину. Саламандрин по случаю летнего отпуска был в непрерывном запое. Венец сидел около него трое суток, отпаивал, все уменьшая дозу, привел в себя и сказал: нужен порох.
— Зачем? — спросил Саламандрин.
— Для винтовок, пулеметов, гранат.
— Зачем? — спросил Саламандрин.
— Идет война.
— Какая?
Вася объяснил.
Саламандрин был потомственный интеллигент. Это безумие, сказал он. Вы сходите с ума.
— Сейчас сам сойдешь, — сказал Василий, ударяя его по похмельному темечку.
— Ладно, — согласился Саламандин. Как оправдание он прочел про себя стихи Пушкина «не дай мне Бог сойти с ума, нет, лучше посох и тюрьма».
— Сегодня на цементном производстве организуем производство пороха, — сказал Венец.
И пошел организовывать.
Саламандрин бросился за советом к Эвелине.
— Оставьте меня! — сказала Эвелина. Она пила портвейн «Арпачай» и читала тоже стихи — но вслух — Марины Цветаевой о любви к белым героям. Ей бы хотелось тоже любить белого героя, но она не видела героев ни с какой стороны.
Меж тем она не знала, что в уме Василия Венца всплыли слова «боевая подруга». Он не раз встречал эти слова в своих книгах. Ему нужна была боевая подруга. Молоденькие дурочки ему не нравились. Ему хотелось умную, циничную, эффектную.
Он пришел к Эвелине.
— Только что учеником был — и на тебе! — поразилась Эвелина, глядя на молодого мужчину.
— Это неважно, — сказал Василий, беря ее рукой за персиковые скулы, доставшиеся ей от татаро-монгольских предков и не увядшие с возрастом. Впрочем, она еще молода была.
Эвелина была сражена. Она выпила еще стакан «Арпачая» и закричала, что помчится по степям на лихой тачанке.
Василий стал у нее жить. Было нормально, только раздражало, что Эвелина заставляла его чистить зубы. А ему некогда, у него дела.