Три девицы под окном... - Тамбовцева Анна. Страница 5

— Понимаешь, я немного представляю, кто такой «учитель». Но сейчас в школах учителей нет. — Олег развел руками. — Родной язык дети впитывают с молоком матери. Учебный материал подсыпают в бутылочку и взбалтывают, он очень хорошо растворяется. К полутора годам малыши не только отлично говорят, но и грамотно пишут, пользуясь клавиатурой компьютера. С изучением литературы проблем больше. Дети глотают книги безо всякого удовольствия. Необходимо вырабатывать вкус к чтению…

— Ну, это несложно!

— Как сказать. Пищевая промышленность бьется над этой проблемой десятки лет, но ведь в книгу не добавишь краситель или ароматизатор, не подсластишь ее, не изменив содержания! А ведь попадаются такие горькие произведения, просто до слез…

— Подожди, подожди. — Иван почувствовал некоторое головокружение, представив, как скопища учеников наперегонки пожирают испещренные буквами страницы. — При чем здесь пищевая промышленность?

— Тоже мне историк, забыл, что на рубеже тысячелетий книги были совсем другими? — засмеялся над Олегом Аркадий. — Вот, смотри, это новинка! — Он протянул Птенчикову довольно крупную таблетку в блестящей упаковке. — Сборник поэзии двадцать второго века.

— Вы хотите сказать, что дети действительно их… глотают?

— И не только дети. Но, разумеется, леденцы гораздо вкуснее, и многие книги остаются невостребованными. Комитет по образованию даже принял решение прививать любовь к литературе в младенчестве. Медики разработали прививку и опробовали ее на отряде добровольцев (разумеется, более сознательного возраста). Эффект проявился, но возникло большое количество осложнений. Кто-то чересчур погрузился в мир фантазий, кто-то впал в книгозависимость, некоторые принялись изъясняться рифмами, а кое-кто — сплошными метафорами. Попробуй-ка разбери, что такой человек имеет в виду!

Птенчиков почесал подбородок:

— А в каком виде вы потребляете математику? Физику? Химию? И, извините, зоологию?

— О, тут разработано надежное программное обеспечение. Компьютер тестирует природные склонности ученика и, запечатлев в его сознании общую картину знаний, разрабатывает индивидуальную программу по выбранной специальности. Директор школы тщательно следит за исправностью компьютеров. Некоторые ученики так и норовят запустить новый вирус и устроить себе каникулы!

— Значит, из живых людей во всей школе остался лишь директор? Даже уборщиц нет — сплошные роботы…

— Почему же? Существует еще команда тренеров. Компьютер в футбол играть не научит, а без спорта в наше время жить нельзя, никакие витамины не спасут.

Птенчиков удрученно покачал головой:

— Тогда мне остается лишь спрятаться в лесу и писать мемуары о своих учениках. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь их… проглотит.

Новая система образования произвела на Ивана впечатление отталкивающее. «Мало знать содержание книги! — размышлял он в раздражении. — Книгу нужно осмыслить, прочувствовать… прожить, наконец! Именно умением чувствовать, переживать и сопереживать человек отличается от компьютера. А еще — наличием фантазии. Странные люди: берегут возможность мечтать, не пуская друг друга в будущее, и тут же убивают в себе саму способность мечтать!»

Птенчиков покинул стены Института истории и направил требовательный взгляд учителя на ставшее ему современным общество будущего. Худшие предположения оправдывались. Воспитанные компьютерами люди отличались прагматизмом. Они мало общались, мало смеялись и вообще редко испытывали сильные эмоции. Исключение составляли, пожалуй, сотрудники ИИИ, постоянно подвергающиеся воздействию иных эпох. На фоне технического прогресса и расцвета точных наук бросалось в глаза увядание искусства. Компьютер заменил художнику кисти и краски, синтезатор мгновенно предлагал композитору десяток вариантов развития музыкальной фразы, театры перестали существовать, а литература старалась развивать всё более удобоваримые жанры, приятные для пищеварения.

— Человечество теряет человечность! — потрясенно воскликнул Птенчиков.

— И что вы предлагаете? — поинтересовалось «человечество» в лице председателя комитета по образованию.

— Школьную реформу, — без промедления выпалил бывший учитель.

— Что ж, мы готовы рассмотреть ваши предложения.

И вот Иван Иванович Птенчиков получил в свое распоряжение экспериментальную группу учащихся старшей ступени одного из колледжей. Такой выбор объяснили тем, что в старшем возрасте психика более устойчива, а возможные последствия эксперимента проще устранить.

Итак, подростков оторвали от компьютеров и в добровольно-принудительном порядке собрали на урок литературы. Ребята предусмотрительно запаслись жвачкой — сбивать оскомину с зубов. Рассевшись по местам в просторной аудитории, они принялись гадать, чем можно заняться на уроке литературы.

— Не понимаю, — возмущалась рыженькая толстушка. — Мы давно проглотили весь учебный материал. Неужели нас собираются пичкать новыми поступлениями? Это произвол!

— А может, нам предложат производить какие-то опыты, как на химии, — задумчиво произнес ее сосед. — Будем смешивать части разных произведений в определенных пропорциях и наблюдать, что из этого выйдет?

Но тут в класс вошел учитель, и дискуссия прервалась. Волнуясь и заикаясь, Птенчиков объявил, что рад приветствовать своих учеников в театральной студии.

Последние дни Иван много раз пытался представить себе начало первого разговора с новыми учениками. Например, так:

— Друзья, знакомы ли вы с творчеством Александра Сергеевича Пушкина? — спросит он.

— Знакомы, — облизнутся ученики и уставятся на него голодными глазами…

К счастью, всё прошло куда прозаичнее. Никто зубами не щелкал и слюну не пускал. Обыкновенные юноши и девушки, оторванные от своих дел непонятно кем непонятно зачем.

С творчеством Пушкина все были немного знакомы, но «Руслана и Людмилу» не глотал никто. Иван долго ломал голову, выбирая произведение для первой постановки. И решил остановиться на этой замечательной сказке для взрослых, полной волшебной романтики и любви. Он намеревался основательно встряхнуть своих подопечных, окунув их в совершенно другую, так отличающуюся от привычной, реальность.

Директор, почтивший присутствием первый урок, набрал код библиотеки, и вскоре автотележка привезла набор «книг».

— Усваиваются в течение двадцати минут, натощак быстрее, — любезно предупредил директор учителя и удалился по своим делам. Птенчиков подождал, пока ребята проглотят произведение.

— Ну что ж, у нас есть время. Давайте поговорим о том, что такое театр.

Идея Птенчикова была проста: ребята, узнавшие содержание книги, но не пропустившие ее через свои чувства и мысли, будут вынуждены прожить ее, играя на сцене. Им придется проникнуть в образы, примерить их на себя. И тогда эти образы оставят в душе неизгладимый след. Чем не начало «реформы»?

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге явилась стройная девушка с длинной черной косой.

— Здравствуйте, — произнесла она с достоинством. — Меня зовут Варвара Сыроежкина. Очень прошу извинить за опоздание, инфузории росли медленнее, чем предполагалось. Я постараюсь впредь не доставлять вам неудобств.

И Варвара Сыроежкина, гордость и краса факультета биологии, прошествовала к свободному месту, скрывая под маской преувеличенной вежливости раздражение от того, что пришлось прервать научный эксперимент ради какого-то непонятного «учителя».

— «А сама-то величава, выступает, будто пава, — пробормотал Птенчиков. И, не удержавшись, добавил: — Сладку речь-то говорит, будто реченька журчит».

Ребята засмеялись.

— В тексте этого нет, — удивился сидящий неподалеку паренек. Вдруг его глаза округлились: — У вас тоже осложнения?

— Какие осложнения? — растерялся Иван.

— От прививки любви. К литературе. Вон у нашего Егора Гвидонова после инъекции случилось обострение — рифмами так и сыпал. Сейчас вроде перестал. — Он кивнул в сторону первой парты. Птенчиков с любопытством взглянул на крепкого светловолосого парня. Его буйные кудри были стянуты в хвост, а серые глаза светились живейшим интересом к «эксперименту».