Мост через вечность - Бах Ричард Дэвис. Страница 19

Она стала одним из основателей телеканала KVST на телестанции ЛосАнжелеса. Этот канал был льготным для беднейших меньшинств города. Она стала его президентом, когда он оказался в неблагоприятном положении. У него было много долгов, и кредиторы не желали больше ждать. Некоторые счета она оплатила своими деньгами, полученными за съемки фильмов с ее участием. В итоге канал выжил и стал процветать. Люди видели это и по всей стране заговорили о благородном начинании. Вслед за успехом пришла борьба с властью. Ее называли богатой расисткой; в нее стреляли. KVST лопнул в тот же день, когда она ушла с него. Он никогда не возродился вновь.

– Даже теперь, – сказала она мне, – я не могу спокойно смотреть на пустой экран телевизора по каналу номер шестьдесят восемь.

Мэри Кинозвезда оплатила путь до Лесли Парриш. Убежденный борец за справедливость и перестройщик миров, Лесли ходила в одиночку на вечерние политические митинги в тех частях города, куда у меня не хватило бы смелости пойти даже средь бела дня. Она участвовала в пикетировании вместе с рабочими, ходила с ними на демонстрации, собирала для них средства. Она – сторонник ненасильственного сопротивления – посвятила себя самым яростным баталиям в современной Америке.

Она отказывалась играть в фильмах эротические сцены.

– Я не буду сидеть в своей гостиной в обнаженном виде вместе со своими друзьями в воскресенье вечером. Почему я должна это делать с группой незнакомцев на съемочной площадке? С моей точки зрения, если бы я согласилась на нечто столь для меня противоестественное, это была бы проституция.

Когда каждая роль в фильмах стала требовать участия в эротических сценах, она отказалась от карьеры актрисы и перешла на телевидение.

Я слушал ее так, будто это был невинный фавн, которого я встретил на поляне и который, тем не менее, вырос на самом дне преисподней.

– Однажды в Торрансе была манифестация, мирная манифестация, – рассказывала она. – Она была запланирована, и мы получили разрешение на ее проведение. За несколько дней мы получили предупреждение от экстремистов из правого крыла, что они убьют одного из наших лидеров, если мы отважимся выйти. Было уже слишком поздно, чтоб отменить:

– Отменить никогда не поздно! – воскликнул я. – Зачем вам это?!

– Слишком много людей уже собралось, и кого можно было оповестить в последний момент? И к тому же, если только несколько человек выйдут на митинг, тогда экстремистам будет легко совершить убийство, не так ли? Поэтому мы позвали репортеров, телевизионщиков. Мы сказали им, чтобы они пришли и посмотрели как нас убивают в Торрансе! Затем манифестация началась; мы окружили со всех сторон человека, которого они собирались убить; мы шли с ним рука об руку. Им пришлось бы перестрелять всех, чтобы добраться до него.

– Ты: они стреляли?

– Нет. Убийство одного из нас перед телекамерой, мне кажется, не входило в их планы. – Она вздохнула, припомнив все это. – Это были плохие "`%,%-, не так ли?

Я не знал, что ей сказать. В этот момент мы стояли в очереди за билетами, и я обнимал своими руками редкого человека в моей жизни – человека, который восхищал меня.

Я, который всегда уходил от столкновений, потерял дар речи, осознавая контраст между нами. Если другие желают воевать, погибать на войне или выступать против войны, считал я, то в этом проявляется их свобода выбора. Для меня имеет значение лишь один мир – субъективный мир человека, который каждый создает для себя сам. Я бы скорее начал по-другому истолковывать историческое прошлое, но не стал бы политиком, не стал бы убеждать людей писать письма, голосовать, выступать или делать то, к чему они сами не чувствуют расположенности.

Она так сильно отличалась от меня. Откуда же это благоговейное уважение по отношению к ней?

– Ты думаешь о чем-то очень важном, – сказала она мне серьезным тоном.

– Да. Ты права. Ты полностью права. – Я так хорошо понял ее в этот момент, она мне так сильно понравилась, что я сказал ей все, что думал. – Я подумал, что именно это различие между нами делает тебя моим лучшим другом.

– Да?

– У нас очень мало общего – шахматы, хот-фадж, фильм, который мы хотим посмотреть – и в то же время мы так сильно отличаемся во всех других отношениях, что ты не кажешься мне такой опасной, как другие женщины. У них часто есть надежда выйти замуж. Но для меня одного брака уже достаточно. Никогда больше.

Очередь медленно ползла вперед. Мы будем в зале не раньше, чем через двадцать минут.

– Все это относится и ко мне, – сказала она и засмеялась. – Я не хочу показаться тебе опасной, но это еще одна наша общая черта. Я уже давно разведена. Едва ли я вообще встречалась с кем-то до свадьбы, поэтому, когда я получила развод, я начала встречаться, встречаться, встречаться! Но ведь так невозможно узнать человека, как ты думаешь?

Мы можем отчасти узнать его, думал я, но лучше было послушать, что она думает об этом.

– Встречалась с некоторыми из самых выдающихся, самых пресловутых, знаменитых людей этого мира, – сказала она, – но никто из них не сделал меня счастливой. Большинство из них подкатывают к твоей двери в машине, которая больше, чем твой дом. Они одеваются изысканно, они едут с тобой в фешенебельный ресторан, где все собравшиеся – знаменитости. Затем ты получаешь фотографию и видишь, что все выглядит так пышно, весело и изысканно! Я продолжала думать, что лучше мне ходить в хороший, а не в фешенебельный ресторан, носить ту одежду, которая мне нравится, а не ту, которую модельеры считают в этот год последним криком моды. А чаще всего я бы предпочла спокойно побеседовать или прогуляться в лесу. Мне кажется, что это другая система ценностей.

Мы должны иметь дело с той валютой, которая представляет для нас ценность, – продолжила она, – в противном случае любой успех в этом мире не покажется нам удовлетворительным, не принесет счастья. Если кто-то пообещает, что тебе заплатят миллион скрунчей за то, что ты перейдешь через улицу, а скрунчи не представляют для тебя никакой ценности, – ты будешь переходить через улицу? А если тебе пообещают сто миллионов скрунчей, что тогда?

Я чувствовала такое отношение к большей части того, что высоко ценилось в Голливуде, будто я имею дело со скрунчами. У меня было все, чего требовало мое положение, но я чувствовала себя как-бы в пустоте. Казалось, что я не могу уделять много внимания всему, что меня окружало. Зачем это все, если это лишь скрунчи? – спрашивала я себя. А между тем я боялась, что если буду продолжать встречи, то рано или поздно я сорву банк ab.(,.abln в миллион скрунчей.

– Как это могло случиться?

– Если бы я вышла замуж за мистера Выдающегося, я бы до конца жизни носила изысканную одежду, была бы хозяйкой дома для выдающихся людей на аристократических застольях в его кругу. Он бы стал моей гордостью, а я – его завоеванием. Вскоре бы мы стали жаловаться, что наш брак утратил всякий смысл, что мы не так близки друг другу, как нам следовало бы быть – когда о смысле и близости говорить было бы уже слишком поздно.

Я очень ценю две вещи – душевную близость и способность доставлять радость. Кажется, их нет в списке ни одного другого человека. Я чувствовала себя как чужой человек в чужой стране, и решила, что лучше мне не выходить замуж за туземцев.

Я отказалась еще от одной вещи. От встреч. А сейчас: – сказала она, – хочешь узнать секрет?

– Скажи.

– Сейчас я бы предпочла быть со своим другом Ричардом, чем встречаться с кем угодно другим!

– Аууу: – сказал я. Я обнял ее за это, неловко обнял одном рукой.

Лесли была уникумом в моей жизни: красивая сестра. кому я доверял и кем восхищался, с которой я проводил ночь за ночью за шахматной доской, но ни одной минуты в постели.

Я рассказал ей о своей совершенной женщине, как хорошо эта идея работает. Я чувствовал, что она не согласна, но слушает с интересом. Прежде чем она успела ответить, мы уже были в кинотеатре.

В фойе, где уже не было холодно, я перестал обнимать ее и не прикасался к ней больше.