Ничего кроме надежды - Слепухин Юрий Григорьевич. Страница 31

– Пью, просто за тобой не угнаться. Людвигсхафен былтогда оккупирован французами?

– Естественно, он же стоит на левом берегу. В Мангейме, на правом, их не было. Итак, меня приняли подсобным рабочим на завод искусственных нитратов; это не в самом Людвигсхафене, а рядом, в пяти километрах ниже по течению Рейна. Такое местечко Оппау – не слыхал? Да, верно, ты же не химик! А для любого химика это все равно что Мекка для мусульманина. Мой профессор в Граце с гордостью говорил, что если бы не процесс Габера-Боша, у нас не было бы возможности вести войну...

– Ну, это я знаю – азот из воздуха вместо природной селитры?

– Совершенно верно. Чили-то вон где, с началом войны поставки селитры оттуда прекратились, но завод в Оппау был построен уже за год до этого, и проблема перестала существовать. Итак, прибыл я в это знаменитое место летом двадцать первого года, проработал два месяца... Ты помнишь, когда у меня день рождения?

– В сентябре вроде бы.

– Кирилл, ты настоящий друг! Сейчас мы прикончим эту бутылку, и я спою в твою честь нашу тирольскую застольную. Ты как относишься к йодлю? – потому что некоторые не ценят.

– Я охотно слушаю йодль, но не забудь, что уже поздно и хозяева давно спят.

– Ну и черт с ними, пускай спят, я потихоньку. Хотя нет, потихоньку не получится, тут нужна сила! Ладно, в другой раз. Погоди, о чем это я...

– Ты спросил, когда у тебя день рождения.

– С какой стати я спрашивал у тебя про мой день – а, да! Вспомнил! Оппау, ну конечно же. Совершенно верно – двадцатого сентября мы, стало быть, слегка отпраздновали; перед этим была получка, так что было на что гулять. На следующий день я проспал – можешь себе представить? И проснулся от совершенно чудовищного грохота; будь это теперь, я подумал бы, что рядом упала шеститонная фугаска, но тогда таких еще не было, и вообще не было никакой войны, поэтому ничего понять было нельзя – грохот, кругом дым, кто-то орет, что-то трещит, рушится – конец света. А оказалось, что именно в то утро – когда я отсыпался после пьянки накануне – знаменитый завод искусственных нитратов компании «БАСФ» [20] попросту взлетел на воздух. Весь без остатка, милый мой, три тысячи жертв! Одних убитых было более пятисот – да и то приблизительно, поди разберись, чьи это там руки-ноги...

– И что вызвало такой взрыв?

Ридель с таинственным видом развел руками.

– Загадка века! До сих пор никто ничего не знает. Нитраты, я должен тебе сказать, вообще коварная штука – есть в них что-то дьявольское, непредсказуемое. Удобрение, которое вдруг становится сильнейшей взрывчаткой, и не поймешь почему. Словом, интерес к азотным соединениям из меня вышибло начисто; когда я увидел, что осталось от этого знаменитого Оппау, я сказал себе: Людвиг, старина, держись подальше от химии, ну ее в задницу...

– Понятно. И после этого, значит, ты поступил на строительный.

– Учиться в двадцать первом году? – ты смеешься. Я записался в Иностранный легион к французам, в Бизерте сбежал, нанялся на Панамский фрейтер и стал плавать. Панамцы, видишь ли, принимали на свои суда любой сброд – без матросских книжек, вообще без документов, можешь себе представить, что это была за банда! А уж потом, поднакопив деньжат, вернулся и стал вести относительно добропорядочный образ жизни. Это уже неинтересно. Так ты завтра с утра во Фрейталь?

– Да, уже завтра с утра. Вообще, мы засиделись...

– Ухожу, ухожу! Кирилл, кроме шуток – будь осторожен на этой работе. Учти, могут подослать провокатора, поэтому не лезь к людям со всякими такими разговорами, в лучшем случае они примут за провокатора тебя самого. И вообще не переоценивай здешних возможностей «что-то делать», это все ерунда. Ну а я завтра к шоколадницам! Йо-хооо!

Наутро, боясь опоздать, Болховитинов приехал на строительную площадку даже слишком рано. Было еще темно, шел снег с дождем, косо мелькая у синих фонарей вдоль ограды. Предъявив охраннику пропуск, он прошел через оплетенные колючей проволокой ворота и направился к сборному щитовому домику, на фасаде которого – черным по ярко-оранжевому – было крупно выведено: «WERNICKE Tief-Hoch-u-Strassenbau». [21] Старик сторож, служивший в фирме с незапамятных времен, был уже на месте и успел разжечь печурку, так что в помещении было тепло.

Бегло просмотрев техническую документацию, Болховитинов спросил у сторожа, в котором часу приводят рабочих и кто они по национальности.

– Не могу знать, господин доктор-инженер, – отрапортовал тот. – У них нашивки на груди, стало быть, иностранцы.

– А какого цвета нашивки – сине-белые или желтые с фиолетовым?

– Никак нет, господин доктор-инженер, желто-фиолетовых не было!

Слава Богу, подумал Болховитинов, а то вдруг и в самом деле оказались бы поляки; ему только сегодня ночью пришла в голову мысль, что шеф вполне мог перепутать поляков с русскими – тогда вся затея оказалась бы бессмысленной.

Рабочая колонна подошла к семи часам. Начальник охраны, приведший ее из лагеря, отдал ведомость – сто семнадцать человек, по наряду полагалось сто двадцать, но трое больны и заменить их не нашлось кем. Болховитинов удивился – и ста семнадцати было более чем достаточно, при сравнительно небольшом фронте работ они и так будут мешать друг другу...

Пока шла выдача инструмента (ею ведал тот же сторож), он пригласил в контору всех пятерых капо. Начальник охраны уже объяснил ему, что русские работают под руководством своих бригадиров, которых здесь называют по-лагерному «капо», хотя никаких полномочий они формально не имеют – просто более опытные рабочие, умеющие к тому же худо-бедно объясняться по-немецки, так что практически все контакты осуществляются через них. Они уж сами смотрят, кого куда поставить, чтобы дело шло.

Пятеро вошли, кучкой стали у дверей – трое пожилых, двое помоложе. Болховитинов хотел было пригласить их садиться, но запоздало сообразил, что в конторе всего три стула.

– Да, – сказал он, выбираясь из-за тесно придвинутого к стене кульмана, – сесть-то, оказывается, негде – этого я не предусмотрел. Ну ничего! Я ведь просто хотел познакомиться – дело в том, что герр Енке получил повестку, его забирают в армию, так что вместо него теперь буду я. Ну-с, зовут меня Кириллом Андреевичем, по фамилии Болховитинов. Как вы, наверное, уже могли догадаться, я русский – родился в России, на Орловщине, но в детстве по не зависевшим от меня обстоятельствам оказался за границей. А ваши имена-отчества я сейчас запишу – иначе просто не запомнить с первого раза... Прошу вас!