Перекресток - Слепухин Юрий Григорьевич. Страница 14

— Так вот что, Танечка, — сказал лейтенант, вытаскивая записную книжку, — давайте набросаем план действий. Мне нужно сходить к этой женщине, а вы пока погуляйте здесь с полчасика, а потом встретимся вот хотя бы на этом углу. Есть?

— Ладно, я тогда побегу покупать галстуки. Меня девчонки просили купить, наши пионерки. Знаете, мелкота, лет по тринадцать, глупые все невероятно, просто не верится, что и ты когда-то была такой же. — Таня пожала плечиками. — Ну хорошо, вы тогда идите, а встретимся лучше у Октябрьских ванн — знаете? Это вот прямо, такое низкое здание и четырехугольная башенка с часами, а напротив еще аптека. В пять часов, хорошо? Успеете?

Виген посмотрел на часы:

— Да, успею, я там засиживаться не собираюсь. Ладно, договорились. Не заблудитесь только, я за вас отвечаю…

Магазин «Динамо» был недалеко, за утлом. Войдя, Таня осмотрелась, потрогала обтянутую коричневой клеенной «кобылу». Ей вдруг вспомнилось, что по БГТО осталось сдавать самое трудное — упражнения на снарядах. В отделе пионерского инвентаря полки были уставлены небольшими барабанами и сверкающими шеренгами горнов; поджидая отлучившуюся продавщицу, Таня мечтательно морщила нос, глядя на соблазнительные вещи и представляя себе, как здорово было бы научить Раечку дудеть в горн (сама она довольно хорошо умела выбивать дробь на барабане) и на страх врагам устраивать в доме комсостава ежевечерние концерты. Если бы не мать-командирша, это отлично можно было бы провести в жизнь.

Вернувшаяся продавщица оторвала ее от приятных мыслей. Купив галстуки, Таня вышла на улицу и остановилась. У дверей магазина двое мальчишек деловито — по очереди — надували волейбольную камеру, очевидно только что купленную и еще покрытую серебристой пыльцой талька.

— Эх, дураки, — сказала Таня, понаблюдав с минуту. — Кто же так надувает? Вот я бы надула сразу. Хотите, покажу?

— Не лапай, не купишь! — сипло ответил мальчишка. — Иди, а то как урежу…

Таня презрительно сморщила нос.

— Это ты-то? Меня? — Она подошла на шаг ближе и деловито спросила: — Хочешь драться?

— Ну чего она ле-е-езет! — плаксиво завопил вдруг мальчишка таким противным голосом, что на них оглянулись прохожие. Таня сразу отошла.

— Просто не хочу связываться, — бросила она через плечо, — а то бы я из вас двоих четыре сделала…

Зайдя в гастроном, она купила для Люси полкило ее любимых «тянучек». Потом на пути к Октябрьским ваннам встретился комиссионный, — в этих витринах всегда можно увидеть что-нибудь интересное. Таня сунула в рот тянучку и прижалась носом к стеклу.

Ее внимание сразу привлек крошечный театральный биноклик — перламутровый, с золочеными ободками, на длинной ручке вроде лорнета. Не иначе, еще пушкинских времен. Ох, вот бы побывать там хотя бы на немножко — придумать какую-нибудь «машину времени» и…

Используя витрину как зеркало, Таня наклонила голову чуть набок и сделала томные глаза — как на портрете Натальи Гончаровой. Рядом кто-то остановился, она покраснела и быстро нагнулась, разглядывая старинные бронзовые часы под стеклянным колпаком. Оказалось вдруг, что часы идут и стрелки показывают двадцать минут шестого; она ахнула и помчалась по улице, расталкивая прохожих.

Лейтенант уже похаживал у здания Октябрьских ванн, заложив руки за спину.

— Э, ничего, — сказал он, когда Таня прерывающимся от бега голосом извинилась за опоздание. — С делами мы покончили, куда спешить? Я вот что сейчас подумал — ужин в лагере вы ведь потеряли, а покушать надо. Вы шашлык любите?

— Я никогда не ела, только слышала. Это на палочках, как эскимо? А вкусно?

— Шашлык? Ха-ха! Идемте, — решительно сказал лейтенант, взяв ее за руку, — тут есть одна шашлычная, настоящая. Сейчас увидите, что такое шашлык…

Они пришли в небольшой прохладный подвальчик, где чуть пахло вином и погребной сыростью, а по стенам висели безобразно растопыренные бурдюки, — с первой же минуты Таня старательно избегала их взглядом. Откуда-то доносилась странная восточная музыка.

Маленький багровый толстяк с разбойничьими усами быстро накрыл на стол и поставил перед лейтенантом бутылку вина.

— А этого вам нельзя, — сказал Виген, шутливым жестом убирая бутылку подальше от Тани.

— А этого я и не прошу, — сморщила она нос, наклоняя голову набок.

Виген улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь?

— Просто так. Смотрю на вас и улыбаюсь.

— Нет, пра-а-авда…

— Тсс! — Он приложил палец к губам. — Смотрите, вам уже несут…

Шашлык и в самом деле оказался вкусной штукой. Разбойничий толстяк прибегал с железными прутиками, где кусочки мяса были нанизаны вперемежку с ломтиками помидоров, и ловко состругивал их на тарелки. Таня уплетала за обе щеки, — только сейчас она почувствовала, как проголодалась за это время. Утолив голод, она опять пристала к лейтенанту:

— Нет, Виген, ну скажите серьезно, почему вы тогда улыбнулись?

— Слушайте, Таня! — вместо ответа сказал тот. — Вы уже видели, как на Кавказе кушают, — теперь увидите, как на Кавказе пьют…

Подозвав крючконосого разбойника, он сказал ему несколько гортанных слов. Тот улыбнулся Тане, цокнул языком и убежал. Через минуту он вернулся и подал лейтенанту большой кривой рог. У Тани загорелись глаза.

— Из этого вы будете пить? — недоверчиво спросила она, дотронувшись до рога. — Ох как интере-е-есно…

Сароян взял рог и вылил в него все вино из бутылки. Потом, держа его в обеих руках, встал и поклонился Тане.

— Пью за ваше здоровье, — сказал он негромко и торжественно. — Живите много лет, и пусть с каждым годом ярче сияют звезды ваших глаз…

Таня не сразу поняла смысл последних слов — они дошли до ее сознания минутой позже. Сейчас она с изумлением смотрела, как лейтенант стоя пил из рога, не отрываясь и все выше запрокидывая голову. «Задохнется!» — испуганно подумала она, но в этот момент Виген вскинул пустой рог и перебросил стоявшему поодаль крючконосому. Тот поймал его на лету, что-то восторженно крикнул и зааплодировал, держа рог под мышкой. Только тут Таня поняла смысл сказанного о звездах и почувствовала вдруг, как загорелись ее щеки.