Транспортный вариант - Словин Леонид Семенович. Страница 11
Краем неба снова показалось неяркое солнце. Розоватые круги расплывались над горизонтом, словно по воде масляные пятна, расцвеченные всеми красками спектра.
Полотно станции было чистым. Впереди, в направлении Коломенского рыбокомбината, на фоне лесопосадки и многоэтажных домов виднелись изотермические вагоны рефрижераторного поезда.
Денисов сошел на обочину. Тропинка, которой накануне спускалась от домов Белогорлова, до самой платформы была свободна.
Он перешел путь.
«Что вам дороже? Жизнь или сэкономленные секунды?»— чернела знакомая надпись на транспаранте.
Профилактические службы дорог в течение многих лет пытались каждая по-своему разрешить проблему агитации за безопасность движения. Однажды в командировке Денисов видел изображенную на плакате аморфную фигуру темно-сиреневого человечка под словами: «Зачем я спешил?»
Из сиреневого небытия на траспаранте, как в бутылке нарзана, бежали вверх вокруг человечка белые пузырьки воздуха — приметы той самой жизни, что заставляет порой гнать наперерез поезду, пороть горячку, экономить секунды.
В горловине станции тем временем возникло движение. Рефрижераторный поезд, сверкая серебристой чешуей, отделился от леса и прилегающих к железнодорожному полотну домов, неслышно двинулся к месту происшествия.
Антон, взявший на себя роль составителя поездов, вышел навстречу, остановился, следя внимательно за нумерацией вагонов.
Постукивая на стрелке, ледник за ледником катил мимо.
— Тормози! — Антон махнул огромной, как лопата, рукавицей.
Денисов сверился с записями. Секция 970-1429, отмеченная им накануне, остановилась недалеко от присыпанного песком места.
— Сдай назад, — просигналил Антон.
Скользнули привычные трафареты: «Построен… вес без экипировки 53,50 тонн».
Секция наконец заняла то же место, —что и накануне.
Состав замер.
Сотрудники милиции подошли ближе.
Четыре вагона с камерами для охлаждения скоропортящихся грузов, по два с каждой стороны, и моторный — последней конструкции — посредине: пять окон, дверца, опущенные почти к самым рельсам баки для дизтоплива.
— Станция Березай… — В окне появилось помятое лицо в форменной железнодорожной фуражке. Одна щека механика была намылена, по второй он водил бритвой.
Увидев работников милиции, механик сразу исчез.
— Не будем терять времени, — новый дежурный вынул фотоаппарат из чехла, пролез под вагон, Сабодаш и Денисов протиснулись следом.
На внутренней поверхности колеса виднелось бурое пятно, снизу на раме ворсинки красного цвета. Дежурный осторожно снял их пинцетом, спрятал в конверт.
— С поездом шутки плохи, — он вздохнул.
Денисов вылез на бровку. Стенки вагона-ледника нависали над водостоком.
Работник рефрижератора успел добрить вторую щеку, теперь молча следил из окна.
— Что за груз? — спросил у неге Денисов.
— Рыбы ценных пород. Рыбопродукты.
— Осетр?
— И икра тоже. Паюсная и зернистая. Сто с лишним ящиков.
— Пломбы целы?
Денисов пошел вдоль вагона, осматривая теперь уже не колеса, а сам вагон, проставленные составителями поездов отметки мелом — номера путей, названия парков сортировок. Обращенная к домам стенка вагона сверкала ровным слоем серебристой краски.
Внезапно Денисов поднял голову.
Рядом с дверью, почти на уровне пола, виднелось крохотное отверстие словно от выпавшей из стенки вагона заклепки. Края отверстия блеснули свежим металлическим блеском.
Новый дежурный и Антон тоже подошли. Денисов показал отверстие понятым:
— Надо осмотреть вагон изнутри…
Механик, свежевыбритый, пахнущий одеколоном, открыл дверь:
— Милости прошу к нашему шалашу!
Оперативная группа и понятые поднялись в вагон.
Внутри было тепло и уютно. В купе для отдыха бригады на столике были расставлены шахматы, на полке валялась раскрытая на середине растрепанная книга.
— В шахматы никто не играет? — спросил механик. — А то я здесь совсем в одиночестве…
Денисов его не слушал, шагнул к противоположной стенке, примерился.
Через несколько минут он уже держал в руках поднятый с пола маленький деформированный кусочек стали, панированный томпаком;
— Пуля!..
3
— …Кто ваши родители?
— Отец — строитель, мать — в больнице, кастелянша. Типичные труженики.
Для них моя судьба — большой удар… Последние годы жизни отец увлекся чеканкой. Вы бы видели, какие шедевры создал. Вот оком я хотел написать.
Между прочим, ни одной не вынес на рынок. То подарит соседям, то товарищам по работе. Несколько штук отдал в школу, где я учился.
— Вы часто виделись?
— Нет. Последние годы они редко бывали у меня.
Чаще мы с женой приезжали. На мотор — и к ним. Особенно, пока отец был жив. Он неловко чувствовал себя в нашей квартире. Мы жили на широкую ногу, а у него была идефикс: «Бедный, но честный!» Кроме того, он никак не мог привыкнуть к невестке.
— Это ваш второй брак?
— Да. Первую жену они знали лучше. Мы с ней сидели на одной парте. С первого класса.
— И разошлись.
— Знаете, как бывает… Больше из-за пустяков: сначала кто-то говорит другому не то, потом, хотя и то, но не тем тоном. Причина забылась.
— Скандал в пивном баре произошел уже после развода?
— После. Такое впечатление, что все передряги начались с развода.
— Зато материально, по-моему, вы стали жить лучше. Я смотрел по описи имущества: импортная мебель, хрусталь. Машина, правда подержанная. На чаевые всего этого не приобретешь, да еще в короткий срок…
— А что кроме? Кожаный пиджак, пара фирменных джинсов. Еще дамские украшения. Колье, золотой обруч… В том-то и дело. На краденые деньги покупаешь то, без чего прекрасно мог обойтись!
Культурник пансионата — спортивного вида, молодой, в шубе, в туфлях на высоченных каблуках — перебивал себя короткими вопросами.
— Как получилось?
Спрашивал он дельно и коротко, а отвечал путано и длинно, как человек, полностью пренебрегающий основными правилами логического мышления.
— Все уже пошли вниз, к автобусу. Директор Гилим Иван Ефимович тоже спустился в вестибюль.
А Леонида Сергеевна говорила по телефону из кабинета… — Культурник не спускал глаз с Денисова и все время улыбался. — Я тоже спешил. Говорю:
«Иван Ефимович, идите в автобус, я закрою кабинет и повешу ключ!» Думал, быстрее будет…
Он сделал паузу, мельком оглядел кабинет. Мрачные своды навели его на какую-то мысль, но культурник сразу же ее потерял.
— Как получилось? Надо идти, а Леонида все у телефона. Я отошел.
Неудобно стоять над душой… Потом мне показалось, что она повесила трубку.
— Белогорлова долго разговаривала? — спросил Денисов.
— Да нет. С минуту. Но когда начальство нервничает… Я снова подошел к кабинету.
— Потом?
— Слышу, она говорит: «Все! Отключаюсь…» Выскакивает из кабинета, но бежит не в вестибюль, а назад, в библиотеку. «Костя, я сейчас!»
Действительно, пока закрывал кабинет, бежит снова. С хрустальной конфетницей. Знаете? Большая, с закругленными краями… Тяжелая.
— В форме ладьи?
— С ней самой. «Чуть не забыла…» — кричит. И мы побежали. Через минуту уже сидели в автобусе!.. — культурник в очередной раз улыбнулся, будто сообщил Денисову чрезвычайно приятную новость.
— Каким тоном было произнесено: «Все! Отключаюсь…» — уточнил Денисов.
— Нормальным.
— И все же! Нежно? Сухо?
Культурник подумал:
— Мне показалось, не очень любезно. Но она всегда говорила немного суховато.
— В непосредственном общении?
— Нет, по телефону.
— А каким тоном велся остальной разговор?
— Нормальным, — снова сказал культурник.
— То есть любезнее, чем в конце?
— Пожалуй.
«Показания на редкость содержательны, — подумал Денисов. — Но у инспектора не бывает выбора. Какие есть…»
— АО чем шел разговор? Вспомните? — спросил он, — Не вспомню, культурник развел руками.