Стратег - Смирнов Александр. Страница 108

Он испугался, что она, почувствовав его возбуждение, прервет эти сладостные объятия, но Лана продолжала рыдать. Он осмелел, и его рука достигла ее округлой попки и сжала аппетитную правую ягодицу. Все это время он делал маленькие, незаметные шажки в направлении лежанки, на которую так хотел ее уложить.

– Моя бедная Лана, приляг, тебе станет легче, – и он уложил ее, во всем послушную, так, что ее голова оказалась у него на коленях. – Поплачь, поплачь…

Гнидон стал расстегивать пуговицы на своей рубашке, и теперь Лана прижималась своим лицом к его обнаженному животу. Он чувствовал ее обжигающее дыхание в самом низу живота, он ощутил капли ее слез у себя там, между курчавых волос, вот они уже достигли основания его восставшего естества, вызвав всплеск эмоций, и он, теряя контроль, взяв ее голову обеими руками, начал водить ею по своему животу, обжигая его жаром ее губ. Решившись, он приподнялся, и теперь его член упирался ей прямо в лицо. Он с ужасом ожидал ее реакции.

– Гнидон, что это… Где я? – словно спросонья и, видимо, не до конца понимая, впервые за все это время подала голос Лана.

– Ты в безопасности, я с тобой, – ответил он, в спешке поднимая ее голову, словно нашкодив. – Давай приляг, вот так, – и положил ее на спину.

Комитет Сопротивления собрался в полном сборе для очередного совещания. Все уже знали, что на бездыханное тело Янона отряд рабов наткнулся по пути в загон.

– Что-то Гнидон запаздывает, – нарушил молчание Тунон.

– Не стоит его ждать, он сейчас с Ланой, ее нельзя оставлять одну.

– Да, Тана, ты права, – согласился Катон. – Гнидон преданный друг, начнем без него. Лане он сейчас нужнее. Кто выступит первым?

– Думаю, лучше начать с меня, – продолжил Тунон. – Мое сообщение может изменить наши планы. Подкоп продвигается стремительно. Женщины еле успевают освобождать тоннель от почвы и подносить подпорки. Через неделю все будет готово.

– Укрывшиеся созывают всеобщий Совет и просят прислать представителя, – сообщил Катон. – Теперь мы сможем это сделать. Осталось утвердить кандидатуру. Я собирался послать Янона.

– Выбор не так уж велик. Все-таки лучше послать члена Комитета. Уверен, каждый из нас готов отправиться в путешествие через пустыню.

– Хорошо, Зенон. Тогда у нас остался последний вопрос. Судя по продукции, которую мы здесь выпускаем, не-гуманоиды ведут войну…

– Или усиленно к ней готовятся, – прервал Тунон.

– Что для нас одно и то же. Поражение не-гуманоидов – это наша победа, и она приблизит час освобождения. Се"* час же мы невольно способствуем им.

– Что мы можем сделать? Убивать не-гуманоидов или медленнее работать?

– Нет. Это не поможет. К открытой борьбе мы еще не готовы, а увиливать от работы нам не дадут.

– Что же тогда?

– Выпускать бракованную продукцию.

– Жалко, нет Гнидона, он бы рассказал, как тщательно их контролируют при сборке корпусов.

– Я не это имею в виду, Тунон. Пусть лучше Зенон расскажет о своей работе.

– Не знаю, что это даст. Передо мной пара десятков куч с различной рудой. Десять лопат из одной кучи, пара из другой и так далее. Потом все это перемешивается в одной емкости и подается в печь.

– А охранники следят, сколько именно лопат из определенной кучи попало в эту емкость?

– В общем-то, не очень. В основном проверяют, заполнена ли она доверху. Что ты предлагаешь? Наполнить емкость не до конца они не дадут.

– Этого и не надо. Можешь ли ты вместо десяти лопат руды из первой кучи положить только девять, а из следующей на одну больше?

– В принципе, да. Но мы ведь не знаем, что из этого получится.

– А это и не важно. Уж точно не то, что им надо.

Рыдания потихоньку стихали, казалось, вот-вот и Лана придет в себя, что явно не входило в планы Гнидона.

– Бедный Янон, он лежал весь окровавленный, с пробитой головой…

Крик Ланы и новый приступ отчаяния заглушил его слова. Теперь он сидел у ее изголовья. Его взгляд был прикован к двум чудесным холмикам ее грудей, которые так привлекательно то опускались, то поднимались в такт рыданиям. Из нижнего белья женщины планеты знали только трусики, и сейчас его воспаленному взору благодаря так вовремя расстегнувшейся пуговичке предстало потрясающее зрелище. Наверное, внутреннее возбуждение передалось телу, и ее упругие девичьи груди напряглись, соски вытянулись и затвердели. Они то поднимались ему навстречу, заманчиво покачиваясь из стороны в сторону, то опускались, маня за собой. Его рука, не в состоянии больше ждать, пролезла под платье.

– Что ты делаешь, Гнидон?..

– Ты вся горишь, тебя надо остудить. – Его рука, нехотя оставив столь желанные и отчаянно близкие груди, подхватила край платья и стала их обдувать.

– Ты такой заботливый. – Ее рука обвилась вокруг его шеи, привлекая к себе, и он ощутил жар ее губ на своей щеке. – Не оставляй меня!

Он стал покрывать поцелуями ее щеки, глаза, осушая их от слез.

– Я всегда буду рядом, буду твоей опорой…

В знак благодарности она обеими руками обняла его, и его щека прикоснулась к ее обнаженной груди, выскользнувшей из-под платья. Губы сами впились в ее уста. Она ответила на этот поцелуй, но, когда он затянулся и перестал походить на дружеский, ее рука уперлась ему в грудь.

– Гнидон, не надо…

– Что ты, Лана, я просто хочу тебя утешить, ты сейчас как никогда нуждаешься в заботе и ласке.

Казалось, его слова возымели действие, и Лана еще какое-то время позволяла себя целовать и ласкать. Похоже, она впала в забытье. Осмелев, он расстегнул все, кроме последней, пуговицы на ее платье. Рука Гнидона судорожно перебегала с одной груди на другую, словно не зная, какую выбрать. Остановившись на правой, его пальцы стали играть с соском, то вытягивая, то сжимая его.

Оставив губы, он принялся целовать ее в шею, а рука девушки легла ему на голову, прижимая к себе. Затем его губы, спустившись с шеи к подножию упругого холмика, жадно впились в него и начали подъем, чтобы достигнуть затвердевшей вершины. Его язык играл ее затвердевшим соском, губы сжимали его, словно пытались добыть из него несуществующее молоко. Рука, соскользнув с другого холмика, устремилась вниз, пока не достигла выпуклого животика, где остановилась, не рискуя продолжить свой спуск.