Натюр Морт - Смирнов Алексей Константинович. Страница 15

В палате было нестерпимо жарко, пахло – в первую очередь – мочой, а после уж всем остальным: капустными объедками, камфорой, экскрементами, сердечными каплями. На столике возле окна стоял небольшой телевизор «Samsung». В углу тарахтел холодильник, но банки и латки со снедью, которые в него не поместились, занимали весь подоконник. Пол, свежевымытый, оставался покрыт пятнами; на столе покоилась коробка, доверху набитая ватой, бинтами, пластинками таблеток и склянками с успокоительным. А в удаленном от окна углу находилась одна-единственная кровать, где неподвижно возвышался колоссальный живот, укрытый тремя одеялами со штампами больницы.

– Наберите номер Ферта, – пророкотало с кровати вместо приветствия.

Коквин предупредительно выставил ухо:

– Что-нибудь не так, господин директор?

– Вам сказано набрать номер, – повторил голос. – Суки проклятые, почему никого не было ночью?

– Но как же, господин директор! – даже Коквин опешил. – Наш сотрудник только что сдал мне дежурство.

– Блядь набитая ваш сотрудник, – сказал живот. – А это что за дурак?

Антон шагнул вперед. От неожиданности и негодования у него затряслись колени.

– Наш опытнейший работник – Белогорский, – представил Антона Коквин. – Специалист по уходу за пациентами, страдающими таким заболеванием. Товарищу Белогорскому нет равных в его деле.

– Пусть он сядет здесь, – приказал голос, не уточняя, где именно.

Коквин указал глазами на изголовье, плохо видное из-за живота. Антон приблизился и осторожно сел на край кровати.

– Я вам всем здесь кишки выпущу, – пообещал банкир.

* * * * *

Полчаса спустя Антон почувствовал в себе способность ползать на коленях перед Польстером. «Мама, роди меня обратно», – подумал он, рисуя перед собой благополучные роды прямо в инвалидное кресло, на колени к чуть капризному, но в общем очень и очень милому старичку. Банкир, в отличие от Польстера, не был человеком капризным. Он также не был из числа несчастных, которых болезнь изуродовала и сломала психологически. Он оставался в здравом, пакостном рассудке, каким был всегда, и намеревался на все сто процентов использовать открывшуюся возможность издеваться над окружающими, большую часть которых считал своими холуями, а оставшихся причислял к врагам и строил в их отношении фантастические планы расправы.

Коквин отправился в аптеку покупать какое-то новое снадобье – дорогое и бесполезное, а заодно – новые порции снеди.

– Вызови старую гниду, – надумал банкир, глядя в потолок.

Антон, морально опустошенный, смотрел на него с тупым равнодушием и молчал. Невозможно было догадаться, кого имел в виду банкир – Антон уяснил себе, что в устах последнего подобное определение могло быть дано каждому.

Банкир тоже безмолвствовал, по-прежнему уставив взор вверх. Он словно забыл про свой приказ, а может быть, и выдохся. Однако внешность больного наводила на мысли о солидных запасах здоровья – даже рак не справился с исполинским брюхом, короткой мощной шеей и тремя упругими подбородками. Банкир был совершенно лыс – возможно, он облысел после нескольких курсов лучевой терапии. Лицом он был не то свинья, не то гиппопотам – подобный тип людей встречается часто, и банкир ни на йоту не отходил от канона. Маленькие, в щеках утопленные глазки, три глубокие морщины на лбу, широкая обескровленная пасть с плотно сжатыми губами. Веки умирающего полуприкрылись; теперь он лежал с выражением коварного удовольствия, замышляя новые каверзы.

– Почему она не идет? – спросил банкир, когда уже казалось, что желание видеть кого-то переварилось и улетучилось вместе с очередным смрадным выдохом.

– Кто, простите? – спросил Антон дрогнувшим, тихим голосом.

– Не слышу! – крикнул банкир, распахивая глаза и наливаясь ненавистью. – Когда ко мне вызовут ЛОРа? Я три недели требую ЛОРа!

Белогорский знал, что ЛОР был не далее, как накануне, промыл банкиру уши, удалил из них массивные серные залежи.

– Вызвать ЛОРа? – переспросил Антон почтительно.

– Громче говорите! – крикнул больной.

Антон нагнулся, повторил вопрос громко и по складам.

– Я же велел привести старую гниду, – проскрежетал банкир, знаменуя скрежетом наступление следующей стадии бешенства. – Совсем обалдел, идиот, ни пса не смыслишь! Вытри мне рот!

Антон потянулся за тряпкой, пациент зорко следил за его движениями.

– Не этим!

Тот заозирался в поисках чего-нибудь более подходящего; взял, в конце концов, вафельное полотенце и промокнул банкиру рот. Едва Антон над ним склонился, деспот оглушительно рыгнул ему прямо в лицо, затем выдал серию газовых залпов и мрачно потребовал:

– Есть давай.

Белогорский покорно взял со стола тарелку с недоеденным овощным пюре, пошевелил в нем ложкой и начал кормление. Банкир жевал медленно, с гримасой омерзения, потом неожиданно выплюнул картофельно-морковную кашу прямо на одеяло.

– Что вы делаете? – изумился Антон.

– Придут – уберут, – буркнул банкир невнятно.

– Кто уберет? – не удержался тот.

– Кто-нибудь, – сказал банкир. – Все равно им больше нечего делать, всей этой срани, недоноскам.

– Будете есть дальше? – спросил Белогорский, выждав немного.

Подопечный молчал, пережевывая пустоту. Антон откинулся назад, уперся в простыни и тут же отдернул руку: из-под банкира текло.

– Хо-хо! – слабо усмехнулся магнат. – Не нравится, гаденыш? К ногтю вас, каждого, уроды…Другого языка не понимаете…Я сколько раз говорил тебе позвать старуху?

– ЛОРа? – Антон в изнеможении обмяк.

– Не ЛОРа, кретин! Ту уборщицу, что меня якобы лечит!

Дверь отворилась, в палату вошел Коквин с тремя пакетами.

– Вашему Ферту я хвост накручу, – злорадно обратился к нему банкир. – Час прошел, а меня не перестилают. Куда ты встал? Я не вижу тебя, стань здесь.

Коквин щелкнул каблуками, пару секунд постоял навытяжку, а после бросился менять замаранные простыни. Банкира пришлось перевернуть на бок; Белогорский вжал ладони в немытую хрячью шкуру, туша завалилась и стала истошно орать на одной ноте гласные звуки один за другим.