Ураган - Смирнов Андрей. Страница 5

Она вернулась утром – собрать кое-какие свои вещи. Граф, как и обещал, собирался увезти ее в свой замок. Произошла довольно-таки гнусненькая семейная сцена, в результате которой Элиза заявила, что она, в отличие от своих горячо любимых родителей, не собирается всю оставшуюся жизнь копаться в навозе, как бы они этого для нее не желали, а отец в ответ разукрасил ей лицо синяками. Остановить ее не смогли. Когда Эксферд увидел свою возлюбленную в слезах, отнял ее руки от лица и обратил внимание на припухлости вокруг глаз, которые скоро должны будут приобрести самую удивительную окраску, он стал допытываться, кто это сделал. Элиза ничего не отвечала. Она плакала. Все дороги назад для нее были отрезаны. Когда Эксферд спросил: «Это твои родители?», она кивнула. Он молча посадил ее на лошадь и увез из деревни. Если бы она в это время заглянула в его глаза, то ужаснулась бы застывшему в них льду и горько пожалела бы о своем кивке. Чувство справедливости благородного графа Эксферда было глубоко оскорблено. Как, эти твари осмелились поднять руку на женщину, которую он себе выбрал? Приехав в замок, он вызвал к себе управляющего, приказал отрядить нескольких солдат в такую-то деревню, найти таких-то людей, и всыпать тем людям плетей – да так, чтоб им не показалось мало! К несчастью, граф выразился слишком неопределенно, а управляющий понял его слишком буквально. Плети были аккуратно всыпаны, и всем пятерым родственникам Элизы их число не показалось малым. Младший брат Элизы вскорости умер, не перенеся побоев, за ним в могилу последовал отец, которого сломали не столько побои, сколько смерть сына и предательство дочери.

О печальной участи своих родных и о наказании, определенном графом, Элиза узнает лишь спустя пятнадцать лет, когда приедет хоронить сестру и мать – добросердечные соседи расскажут ей, что последовало за отъездом молодой честолюбивой девушки. К тому времени второй брат Элизы давно уже женится и уедет с женой на другой остров, а так как морские путешествия стоят недешево, он лишь один раз, спустя три года после свадьбы, навестит родных. Посочувствует сестре, так и не сумевшей найти мужа, оставит немножко денег матери, и уедет обратно – чтобы не вернуться больше уже никогда. Спустя двенадцать лет – двенадцать лет, которые пролетят подобно камню, брошенному в лицо: не остановить, не уберечься – сестра Элизы заболеет болотной лихорадкой и заразит ею мать. Они покинут этот мир, как жили, их смерть будет скучна и никому не интересна, и они перетерпят и саму болезнь, и даже смерть так, как терпели всю свою жизнь. Всю эту бессмысленную, никчемную, никому не нужную жизнь.

Через несколько дней, благодаря графскому лекарю, синяки Элизы исчезли без следа, а еще раньше высохли ее слезы. Граф не скупился ни на подарки, ни на ласки – во всех отношениях он был весьма щедрым мужчиной… что, впрочем, нетрудно, если ты молод, здоров как бык и вдобавок ко всему являешься владельцем большого острова. Острова с тремя городами, двумя замками и тремя десятками деревень. Острова, на котором есть леса и горы, богатые ценными металлами. Король далеко (на другом острове; к слову сказать, все это королевство состояло из таких вот островов, больших или меньших Леншаля), налоги взимаются аккуратно, слуги воруют, конечно, но не так, чтобы слишком, войны нигде нет, о новых пиратских набегах ничего не слышно – так о чем еще думать молодому богатому дворянину, как не о женщинах, охоте или о том, к кому из своих знакомых на следующей неделе отправиться в гости?

Итак, это было самое счастливое время в жизни Элизы. Она научилась есть, держа в левой руке вилку, а в правой – нож (орудовать сразу и тем и другим оказалось не так-то просто), она одевалась в богатые платья, меняла наряды и украшения каждый день, отправлялась вместе с графом на верховые прогулки. Она принимала ванну два раза в день и в постели старалась доставить своему сеньору максимум наслаждения. Она почти полюбила его – полюбила за ту жизнь, которой она теперь жила.

Эта идиллия длилась три месяца, по прошествии которых граф собрался с ответным визитом к виконту Руадье и взял с собой Элизу. Элиза была в восторге. Она уже умела танцевать, переняла кое-какие светские манеры и при случае могла сойти за провинциальную дворянку. Эксферд не собирался афишировать ее настоящее происхождение, а Рихарта попросил молчать. Элиза превосходно сыграла свою роль – она уже успела вжиться в образ и привыкнуть к мысли, что теперь так будет всегда. Она была немногословна, но держалась с достоинством, а ее красота заставляла забывать о тех немногих ошибках в поведении знатной леди, которых она все же не смогла избежать. Многие допытывались у графа, где он нашел такую красотку.

Ночью, после бала, за кувшином вина, хозяин замка и его гость – посмеялись над этой забавной шуткой. Пьяный разговор вился своей затейливой дорожкой, Эксферд спросил Руадье, по-прежнему ли баронесса Пейскарская приглашает его к себе в отсутствие мужа, Руадье ответил, что приглашать-то приглашает, да вот сам он ездить перестал – надоело, и ухаживает сейчас за одной симпатичной особой, но имя ее – тсс! – это секрет и полная тайна, поскольку она, графиня ан Эске, чрезвычайно печется о своем добром имени. Эксферд понимающе усмехнулся, а Руадье, в свою очередь спросил – а какова твоя крестьяночка в постели? Небось, что с ней не делай, только бревном лежит и удивленно в потолок пялится?.. «Как дикое животное, – заплетающимся языком ответил Эксферд. – Ее, конечно, приходится многому учить, но учится она с у-до-воль-стви-ем… ни одна из наших капризных напомаженных дур с ней не сравнится. В ней есть страсть, некое первобытное очарование…» «Оч-чарование? – переспросил Рихарт, громко икнув. – Очарование, говоришь? Я тоже недавно был очарован. Привезли меч с материка… Из Алевузы…» «Ого!..» – уважительно сказал Эксферд, мигом переключаясь на новую тему. Далее разговор перешел к достоинствам алевузских мечей, чуть искривленных и настолько гибких, что их можно было наматывать на руку, но Рихарт Руадье не забыл, как Эксферд отзывался о своей новой любовнице. На следующий день взгляд Рихарта не раз и не два скользил по тонкому стану Элизы, по ее простому и милому – но отнюдь не простецкому! – лицу, останавливался на груди, бедрах, руках… Интересно, какова она там, под платьем? В самом ли деле она так страстна в постели, как это расписывал Эксферд? Руадье собирался обязательно это проверить. Лично.