Ураган - Смирнов Андрей. Страница 52

– Ну, что? – спросил отец, в упор глядя на Гернута.

– Все сделал, как сказано… – произнес Гернут, опуская глаза.

– И деньги отдал?

– Отдал.

Кларин заскрежетал зубами. У него поперек горло стояло то, что приходилось платить этим ублюдкам, чтобы они убрались с острова.

– Когда они… отчалят?

– Не знаю… На днях… Завтра, может…

– Балбес! – Кларин размахнулся и закатал Гернуту оплеуху. – На днях!.. Ничего по-людски сделать не можешь… Вот споймают их, а следом – тебя, посмотрим, как запоешь, дурак…

Они вернулись в дом. Жалко, конечно, денег, но заплатить было необходимо. Завтра они с Элизой пойдут до бальи и сообщат, что Гернут как будто бы видел старых своих приятелей, вылезавших из старухиного дома. Про Гернута старуха ничего не скажет. Но допустить, чтобы бальи поймал его дружков, нельзя ни в коем случае. Потому как бальи быстро их расколет: узнав, что Гернут на них донес, дружки мигом заложат и его тоже. Поэтому пусть их ищут… и не найдут. Время пройдет – глядишь, Элиза и успокоится. А эти ублюдки… авось на каком-нибудь другом острове сгниют. Все равно по таким петля плачет. Это с первого взгляда видно. Где-нибудь они свое все равно да получат.

Прошло полторы недели. Дружков Гернута так и не нашли. Элиза хотела снова идти к бальи – с тем, чтобы выдать Гернута, но Кларин снова – и на этот раз куда с большей легкостью – отговорил ее. Она смирилась. Принимала от него деньги и продукты. Ждала, когда же все-таки поймают насильников. Но втайне уже отчетливо понимала, что никто никого не поймает. Скрылись они куда-то. Сбегли. Залегли на дно. Только Гернут и оставался на виду… Так про него она уже с Кларином договорилась. И нарушить договор, тем самым отказавшись от помощи богатого соседа, она не могла. Не смела.

Одно грело душу – Гернут свое, вроде бы, получил. Кларин разукрасил ему рожу синяками. Вся деревня могла видеть это, хотя никто толком не знал – почему и за что. Кларин открылся только жене – когда та, еще в первый день, набросилась на него с руганью и криками: «Что ж ты сына калечишь, нелюдь!» Кларин, сдержав гнев, отвел ее в сторонку и все по порядку рассказал. Ринвен поначалу не поверила, взбеленилась: «Наговаривают они на нашего!» Кларин рявкнул на нее и приказал заткнуться – чем и убедил в своей правоте. Вместе стали думать, что делать дальше. Сальде, жене Гернута, они ничего говорить не стали. К чему? И без ее мнения обойдутся. К тому же она была на последнем месяце, вот-вот должна была разрешиться от бремени, и ссорить ее с мужем, даже таким непутевым… Зачем?

Элиза тоже никому ничего не рассказала. Даже Ульрике. Душа у соседки добрая – но язык без костей, а договор с Кларином Элиза соблюдала. Хотя подчас молчать становилось почти невыносимо. Но она молчала. Расскажешь – и что потом ответишь на вопрос, почему Гернута бальи не сдала? Ответишь, что купил ее Кларин за мешок муки, корзину грибов и бочонок соленых огурцов? Нет, так не ответишь. Стыдно.

Ульрика сочувствовала ей, жалела Лию, навещала их едва ли не каждый день, приводила с собой Вельгана – чтоб помогал по хозяйству. Вельган не отказывался, хотя работа на чужом дворе отнюдь не доставляла ему удовольствия. Работа вообще не доставляла ему удовольствия. Она просто была привычна. Он давно уже усвоил, что проще сделать то, что просят или требуют, чем ругаться и спорить. Так что в деревне его считали трудолюбивым парнем, хотя и малость глуповатым. В чем-то он был похож на вола – неторопливый, полусонный, равнодушный ко всему на свете. Хотя нет, не ко всему… В жизни Вельгана тоже были свои маленькие удовольствия. Пойти на речку, искупаться или посидеть в тишине, половить рыбу. Поспать утром подольше. Зайти вечером за сарай, убедиться, что никого поблизости нет, вызвать в своем воображении одну из соседских девчонок, засунуть правую руку в штаны…

Так что нельзя сказать, что Вельган был равнодушен абсолютно ко всему на свете.

Но когда Ульрика начала рассказывать Элизе про то, что недавно произошло в городе – про то, как демон-ветер разрушил несколько домов, и, визжа во всю глотку, взлетел в небо – Вельган только зевал и думал: «Когда ж мы домой пойдем?» Эту историю он уже слышал. И не раз. Ее рассказал Ульрике какой-то знакомый торговец. Теперь об этом знала уже вся деревня. И Вельган присутствовал на большей части пересказов. Он выучил эту историю уже наизусть, но молчал, не злился и не раздражался, когда Ульрика снова начинала ее пересказывать – и каждый раз ее рассказ был чуть длиннее, чем прошлый. Он вообще был терпеливым, как вол, этот славный соседский парнишка.

Элиза, слушая Ульрику, искренне ужасалась и удивлялась. И хотя ей всегда были интересны деревенские сплетни, на середине рассказа она вдруг поняла, что предпочла бы не знать этой истории. Сие открытие удивило ее. Что тут не так, что неправильно?.. Ей казалось – еще минута, и она поймет, что. А Ульрика продолжала говорить, расписывая все новые подробности и не обращая никакого внимания на странную озабоченность своей подруги…

– Подожди! – остановила ее вдруг Элиза. – Аптекарь?.. Что это был за аптекарь?

Ульрика всплеснула руками.

– Да откуда ж я знаю? Какой-нибудь городской шарлатан, наверное. Все они шарлатаны. И чернокнижники. Вот одного из них демоны, видать, и забрали к себе. Верно мне отец Лукиаф говорил…

– Как звали-то аптекаря этого, не знаешь?

– Нет, не знаю… – помотала головой Ульрика. – А тебе-то на что?

– Был у меня в городе один знакомый… Может быть, это он… Иеронимусом его звали, Иеронимусом Валонтом. Хотя он вроде врачом был, а не аптекарем… Магистром. Ученым. Со степенью даже.

– Не знаю я ничего ни про каких-таких валонтов, – ответстовала Ульрика. – Имя-то какое хасседское, прости Господи… Чернокнижники они все, как один. Колдуны. Если заболит чего – молиться надо, или, если уж совсем невмоготу – к знахарке сходить. Или к кузнецу – пусть закует хворь и в ларчик спрячет… А потом – сразу в церковь, чтоб грех замолить. Только грех это куда меньший, чем к докторам ученым обращаться. Все беды на земле от этой премудрости диаволовой…