Ураган - Смирнов Андрей. Страница 67

– С чем согласен?

– Я вылечу Мартина. Этой же ночью.

– Почему ты изменил свое решение?

– Ты уперлась, а потом будет поздно что-то менять. Я его вылечу, а ты замолвишь за меня словечко в городе.

Неужели?.. Нет, я не могу поверить. Мы оба прекрасно понимали, как мало будут значить мои слова на суде. Но… Неужели этот подонок согласился сделать доброе дело – ПРОСТО ТАК? У меня даже слезы на глаза навернулись, хотя, наверное, я вот уже лет семь не плакала. Не могу поверить. Чудо какое-то.

– Если ты его вылечишь, и я увижу, что он действительно пошел на поправку, – хрипло сказала я, – то за день пути до Кэлэмтона я тебя отпущу.

Он почему-то вдруг заволновался, даже наклонился ко мне. Быстро зашептал:

– Нет-нет, день пути – это слишком мало. Мне нужно хотя бы два дня. Отпусти меня сегодня ночью или завтра. Если за день пути – меня поймают. У меня почти не осталось сил. Я не смогу быстро восстановить энергию, чтобы спрятаться.

– Извини. Это все, что я могу для тебя сделать.

– Я не согласен…

– Ты УЖЕ согласился, – холодно напомнила я ему.

Он откинулся назад. Хмыкнул. Все вернулось на круги своя. Мы снова враги.

– Да, ты права, – сказал он каким-то странным голосом. – Я УЖЕ согласился.

Из леса вернулись солдаты, нагруженные хворостом.

– Развяжи мне руки, – сказал колдун.

– Ты собираешься начать прямо сейчас?

– Нет. Нужно дождаться ночи.

– Ночью и развяжу.

– Я уже давно не чувствую рук. Мне надо размять их.

Солдаты удивленно смотрели, как я разрезаю веревки, но не осмеливались возражать. Мартин так и не проснулся.

Сначала руки колдуна висели, как две плети, а потом он завыл от боли, когда кровь снова начала поступать в онемевшие конечности. Через некоторое время он прекратил выть и начал кое-как шевелиться. Попробовал встать – я заодно разрезала веревки у него и на ногах. Повторилась та же история. Когда к нему вернулась способность худо-бедно управлять своим телом, он самостоятельно снял плащ с головы. Я напряглась, но он всего лишь попросил воды – умыться. Потом взял свою миску и стал есть. К тому моменту, когда он закончил с ужином, его руки перестали трястись. Он восстанавливался почти также быстро, как яг.

Но он не яг. Дело не в том, хороший он или плохой (и среди ягов подонков куда больше, чем хотелось бы), он просто другой. В этом мире множество путей, по которым следуют люди, постигающие Искусство. Не все пути ведут к внутренней гармонии, некоторые заканчиваются тупиками, а некоторые – смертоносными ловушками. Но я слишком мало знаю о других путях, чтобы что-то обобщать. Я знаю путь ягов, которым иду сама, и кое-что знаю о пути моего первого наставника, старого деревенского колдуна. Каким путем идет тот, кто сидит передо мной? Можно ли идти этим путем, не превращаясь в чудовище, в которое он превратился? У меня нет ответа.

Когда взошла луна, колдун отошел от костра, выбрал более-менее ровный участок и начал что-то чертить. Потом он показал, куда нужно положить Мартина. Когда солдаты стали поднимать его, мой ученик застонал и попытался оказать сопротивление. Я взяла его за руку. Он немного затих.

– Мама! – кажется, он был готов заплакать. – Киха вышла из угла!.. Я боюсь…

– Все будет в порядке, – хрипло сказала я. Мартин забормотал что-то совершенно бессвязное.

– Мне нужен мой кинжал, – сообщил колдун, когда мы опустили Мартина в круг.

– Зачем? – спросила я.

– Затем, – не оглядываясь, он протянул руку.

– Зачем? – повторила я.

Он, наконец, соизволил повернуться.

– Либо вы делаете то, что я говорю, либо вы снова связываете меня и мы чинно едем в город. Лечи своего сопляка сама, как умеешь. Я ничего никому не собираюсь объяснять. Либо да, либо нет. Выбирай.

…Почему я не могу определить, лжет он или нет? Я ничего не чувствую в нем. Ни правды, ни лжи. Как будто я снова падаю в пустоту. Ничего нет.

Я вернула ему кинжал. Он начал чертить им на земле какие-то знаки. Я снова ощутила, как обычная темнота превращается во что-то иное, неописуемо жуткое. И эта тьма была не на моей стороне, а на стороне колдуна. Вернее, тьма была на своей собственной стороне, но колдун знал о ней куда больше чем я и знал, как ее можно использовать.

– Вам лучше отойти, – сообщил он, не переставая что-то рисовать. – Говорю это для вашей же пользы.

Солдаты поспешно попятились. Я тоже отступила. На один шаг.

– Я начинаю, – сообщил он через несколько минут. – Прольется немного крови. Попрошу особо чувствительных в истерику не впадать.

Я сглотнула. Во мне медленно зрело ощущение, что я допустила огромную, чудовищную ошибку…

– А это еще зачем?

– Надо выпустить ему дурную кровь, – ответил колдун. – Все, больше никаких вопросов.

В одной книге в библиотеке Мастера я как-то читала, что одновременно с телесной кровью из человека вытекает его жизненная субстанция, эфирная кровь. Так что определенный смысл в словах колдуна был, но…

Нет ничего хуже бесконечных сомнений. Если человек принял решение, он должен идти до конца.

Я сделала выбор. Сомнения – в сторону. Но если только этот подонок солгал мне… Лучше бы ему тогда на свет не родиться.

Враг начал обряд. Он что-то пел, делал какие-то движения, рисовал кинжалом в воздухе сложные знаки. Я чувствовала, как к нему со всех сторон течет сила. Тьма вокруг нас стала плотной, почти ощутимой. Тьма двигалась, голоса, обитающие в ней, что-то шептали. Колдун наклонился и сделал надрез кинжалом на шее Мартина. Я не могла видеть насколько глубока рана – колдун закрывал Мартина от меня своим телом – но я видела, как эфирная кровь начала медленно покидать гэемон моего ученика.

Обряд продолжался. Колдун набрал полную горсть крови и вознес ее над головой. Что-то менялось… Скорлупа моего мира трещала по швам. Мозаика разлеталась вдребезги и складывалась в другой комбинации. В какой-то момент я увидела на плече колдуна странное темное существо, то ли птицу, то ли кошку, то ли еще что-то. Существо что-то шептало на ухо колдуну, омерзительно хихикая «ких, ких, ких…» Кровь из левой руки колдуна потекла вниз, протянулась в воздухе, словно красная нить… Потом колдун убрал руку, а нить осталась… Колдун набрал еще крови, и повторил движение. Нить стала шире. Я вдруг поняла, что вижу ее обычными глазами, а не только внутренним зрением.