Зона поражения - Орехов (Мельник) Василий. Страница 37

Глава 8. Янтарное озеро

Мы поднялись на холм, и перед нами внезапно открылось Янтарное озеро – огромное зеркало небесно-голубой воды, над которым медленно, но заметно для глаза раскручивался гигантский облачный жгут. В самом озере, почти касаясь поверхности воды крышами кабин, были выстроены рядами множество старых автомобилей – от военных джипов советского образца и грузовиков прошлого века до пассажирских автобусов и санитарных машин. Ровные ряды проржавевшей насквозь техники уходили в глубь озера и терялись в густой туманной дымке зеленоватого цвета, окутавшей середину озера. Зрелище было потрясающее и всегда производило очень сильное впечатление на каждого, кто видел его в первый раз.

Разумеется, охотники раскрыли рты. Альваро поспешно включил камеру.

– Хемуль! – произнес Донахью. – Почему машины в воде?

– Это бывшее автомобильное кладбище, – пояснил я. – Радиационный могильник. После первого взрыва на ЧАЭС в прошлом веке всю технику, которую использовали при ликвидации аварии и которую уже невозможно было дезактивировать, собрали в одно место и бросили. Сотни грузовиков, десятки русских джипов и пожарных машин, автобусы и автокраны, БТРы и «неотложки». Потом, после второго взрыва, почва здесь просела, в низине начала скапливаться вода из подземных источников, и могильник стал подводным.

– Вери бьютифл, – произнес Галлахер, приложив ладонь козырьком ко лбу и заинтересованно озирая окрестности.

– Красиво, – подтвердил я. – Красивый надгробный памятник. Привал, господа! Пикник с видом на озеро.

Самое время было перекусить. Неподалеку от нас лежало поваленное последним выбросом старое дерево, на котором мы и пристроились.

На обед у нас были мясные консервы Мартина в саморазогревающихся банках Альваро. Консервы в самом деле оказались хороши, врать не буду. На крышках было специальное кольцо, как на банках с «пепси-колой», за которое полагалось тянуть. Подавалось кольцо с трудом, но если как следует рвануть, раздавалось противное громкое шипение, крышка сворачивалась в сторону, а сама банка секунд за сорок нагревалась до такой степени, что ее невозможно было удержать в руке. Внутри банки, как снова пустился в объяснения переводчик Миша, между двойными стенками, в техническом вакууме находится тонкий слой смеси железного порошка, активированного угля, двуокиси марганца, поваренной соли и специальных элементов, которые, вступая в реакцию с атмосферным кислородом при открытии банки, образует… после чего я ткнул пальцем в его банку и заметил, что привал будет недолгим, потому неплохо бы сначала пожрать, а потом разговоры разговаривать.

Впрочем, гнать своих туристов по-спецназовски, марш-бросок на двадцать пять километров при полной боевой выкладке, я не собирался, поэтому все успели выскрести свои банки до дна, перекурить и сходить по-маленькому. Сэм попытался еще спуститься к воде и сполоснуть руки, но Хе-Хе через Мишу пояснил ему, что этого делать ни в коем случае не следует: радиация. Сэм проверил прибрежную воду встроенным в ПДА дозиметром и, несмотря на то, что фон оказался в пределах нормы, все же не стал рисковать и вытер испачканные жиром руки носовым платком.

Велев закопать банки и спрятав свою ложку в рюкзак, я в очередной раз поднялся на гребень холма и оглядел окрестности. Похоже, наш неожиданный рывок с выключенными ПДА через минные поля аномалий все-таки сбил преследователей со следа – по нашу душу так никто и не явился. А может быть, никто нас с самого начала и не преследовал. Ладно, береженого Хозяева Зоны берегут.

– Хемуль! – Донахью вдруг привстал с поваленного дерева, тыча пальцем в сторону озера. – Человек! Что он делает?

Метрах в ста от берега к центру озера медленно, спотыкаясь, черпая армейскими ботинками воду, брел по крышам автобусов сутулый бродяга в камуфляже и желтой бандане. С такого расстояния затопленных машин у него под ногами видно уже не было, и казалось, что он идет по воде, словно Иисус.

– Не человек это, – проворчал Хе-Хе. – Оболочка одна…

Словно подтверждая слова моего напарника, зомби вдруг ступил мимо крыши и с головой провалился под воду.

– Это из тех несчастных, кого зомбировал контролер? – поинтересовался Сэм.

– Нет, – произнес я. – Контролеры не любят Янтарное озеро, здесь негде прятаться. Тех сталкеров, которые пытаются прорваться в сектора повышенной аномальной активности на другом берегу озера, берет под контроль что-то неизвестное. Какое-то существо или мощная аномалия, может быть, до сих пор работающая установка пси-контроля, которую здесь вроде бы когда-то испытывали. Люди уходят к центру озера, и больше о них ничего не известно. Возможно, они просто тонут. Ходят слухи, что там, в середине озера, пространственная дыра, и зомби попадают в другой мир, где неведомые существа используют их как рабочую силу в каменоломнях, чтобы добывать мрамор для своих храмов. Недостатка в рабочей силе нет, потому что всегда находится множество желающих пощупать тот берег – там настоящие россыпи редких и ценных артефактов. Однако возвращается оттуда один из десяти, а с хабаром так и вовсе только половина вернувшихся. На том берегу существуют места, где напряженность пси-поля такова, что мозги у людей закипают в черепных коробках. Поступали оттуда через ПДА совершенно дикие некрологи. Большинство же ребят просто бесследно исчезло.

– Спутник не видит эту зону, – проговорил Альваро, разглядывая свой электронный планшет. – Очень плотный туман, сквозь который не проникают ни тепловые лучи, ни радиосигналы.

– Именно, – сказал я.

Галлахер не отрывал взгляда от барахтающегося между затопленных автобусов зомби. Наконец камуфлированному удалось снова встать на ноги, и он опять зашагал к центру озера – размеренно, неторопливо, механически. Сэм подтащил к себе за ремень «хопфул», который стоял, прислоненный к поваленному дереву у ног хозяина, снял его с предохранителя и старательно прицелился.

Я довольно невежливо отпихнул его ствол ладонью в сторону.

– На зомби мы охотиться не будем, – холодно процедил я. – Переведи, Миша.

– Это почему? – удивился Галлахер, и я понял его даже без перевода. На это моего английского хватало.

– Потому что! Лицензия закончилась, – отрезал я. – Все, хватит прохлаждаться, господа туристы! И так потеряли массу времени.

Мы направились вдоль береговой линии к научному лагерю, который располагался километрах в двух к востоку. В принципе, он нам был сегодня ни к чему, с экипировкой у нас пока все обстояло нормально, но мне нужно было как можно скорее избавиться от странного артефакта, который я взял на Агропроме. Что-то мне подсказывало, что с Нестандарта можно будет неплохо за него слупить, а двое суток таскать по Зоне незнакомую штуку, пусть даже и в герметичном контейнере, – удовольствие маленькое. Только Черный Сталкер знает, что она излучает. Заодно узнаю, как сегодня обстоят дела с псевдогигантами. Активность этих тварей имела какие-то периодические колебания, от них на Янтарном озере то неделями не было продыху, а то их неделями не было ни слышно ни видно.

В этот раз с дичью на маршруте вообще оказалось плохо. Обычно я добирался до Янтарного озера, израсходовав пару рожков патронов. Сегодня же на сталкерской тропе было мертво, на глаза попадались лишь вездесущие собаки, не решавшиеся нападать на большой отряд двуногих, да мелькала время от времени в отдалении осторожная псевдоплоть, ни одну из которых мы так и не сумели выследить. Создавалось ощущение, что последний выброс, который я переждал в подвале с ныне уже покойными отмычками Кислым, Обоймой и Китайцем, угнетающе подействовал на зверье Зоны. Так происходило всегда, однако обычно уже через сутки после выброса твари словно обретали второе дыхание; пик их агрессивности приходился на третьи-четвертые сутки. Однако теперь пауза что-то затянулась. Мутанты отсиживались по своим норам и лежбищам, не желая выходить на охоту в радиационные джунгли.

Впрочем, нет. Я вспомнил Собачью деревню. Не все зверье подавленно отсиживалось по норам. Я задумчиво покусал нижнюю губу. Беспокойство и гиперактивность одних животных, депрессия и стремление забиться поглубже других – все это напоминало поведение зверей перед каким-нибудь масштабным катаклизмом вроде землетрясения или цунами. И чем больше я думал об этом, тем меньше мне это нравилось.