Прощание - Смирнов Олег Павлович. Страница 79

– Мы сами хотим этого, – сказал Скворцов. – Но расскажите подробней, как же теперь с подпольем, налажены ли связи?

– Налажены, – сказал Волощак. – Правда, они могут оборваться в любую минуту. Связи непрочные…

То, что поведал Волощак о городских подпольщиках, поразило Скворцова. И героизмом их поразило, и неосторожностью, и обреченностью, и живучестью дела, которому они отдают свои жизни. Он отлеживался в лесниковой сторожке, отсиживался в лесу, все готовился действовать с отрядом и все не действовал, а в это время городские коммунисты творили неслыханное! Герои! Хотелось узнать о подполье побольше, однако Волощак рассказывал скупо, возможно, не хотел раскрывать подробности. И правильно поступал, Скворцов сам бы так поступил. Доверчивость, неосторожность способны погубить многих. И погубили многих…

В город гитлеровские войска вошли в субботу двадцать восьмого июня, к вечеру. А утром, в воскресенье двадцать девятого июня, в парке и на окраинных улицах были найдены убитыми два гауптмана и два обер-лейтенанта, – кого ножом, кого кирпичом. Те, кто напал на офицеров, забрали их пистолеты и документы. Гитлеровцы схватили и повесили двадцать мужчин, женщин, подростков – первых подвернувшихся под руку. В понедельник в железнодорожном депо был взорван паровоз. Гитлеровцы повесили тридцать человек. В среду была взорвана электростанция. Не отказываясь от запугивающего массового террора, гитлеровцы пустили своих ищеек по следам организаторов сопротивления.

Уже в начале июля в разных районах города стали независимо одна от другой возникать первые подпольные группы, там, где люди были постарше, – во главе с коммунистами, там, где совсем юные, во главе с комсомольскими активистами. Группы были созданы в железнодорожном депо, на электростанции, на хлебозаводе, в механических мастерских, на спичечной фабрике, в педагогическом институте, в городской больнице; некоторые группы сколачивались из близких родственников, друзей, добрых знакомых. В эти страшные по своей внезапности и трагичности дни люди тянулись друг к другу, чтобы действовать, и действовать не в одиночку – сообща.

Постепенно подпольные группы проникли почти на все предприятия, расширяясь численно и расширяя круг своей деятельности. Саботаж, диверсии, сбор оружия, сбор разведывательных данных, освобождение командиров и политработников из лагеря военнопленных, акты возмездия, распространение листовок, сводок Совинформбюро, – этим занимались подпольщики. Им удалось внедрить своих людей в созданные гитлеровцами учреждения, даже в собственно немецкие учреждения и воинские части. Однако и абвер, СД и СС, жандармерия и полиция не дремали.

В подпольном центре – он вскоре стал называться подпольным горкомом партии – народ был мужественный, самоотверженный, но не знакомый с правилами конспирации, с неумолимыми законами подполья, исключающими какую бы то ни было доверчивость. Аресты, аресты волна за волной. И уже в один из первых арестов абверу и СД удалось изъять документы и списки. Подпольщиков хватали пачками – на явочных квартирах, на улицах. Как их истязали! Били резиновыми палками, поджаривали свечой, через них пропускали ток, им загоняли иголки и спички под ногти, вырезали ножом полосы на спине и животе. Никто не дрогнул под пытками, не выдал ничего. И взбешенные гитлеровцы вернулись к тому, с чего начали – к массовым казням в городе.

Повешенные раскачивались по всему городу – на балконах, на деревьях вдоль улиц, на сколоченных буквой "Г" виселицах на площадях и перекрестках, – по три, по пять человек вместе, у того, что посредине, – на груди фанерный лист, черным по белому: «Wir sind Partisanen und haben auf deutsche Soldaten geschossen», ниже перевод, буквы покрупней: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам». Возле повешенных тайно караулили переодетые агенты абвера и службы безопасности. Расчет: кто-нибудь из прохожих остановится, выдаст себя взглядом, слезой, гримасой боли. И все же уцелевшие подпольщики – до единого – простились с казненными. Простились молча. Ничем себя не выдав.

Были сменены явки, конспиративные квартиры, те из горкома партии, кто уцелел, усилили конспирацию, разработали четкую структуру подполья, состоящую из звеньев-десяток. Создавались они только на основе личных рекомендаций. Только руководители звеньев имели право выходить на подпольный горком партии. И снова взрывались мины на железнодорожных путях и в офицерских казино, снова находили трупы гитлеровцев и полицаев, снова листовки пестрели по заборам и стенам. Но впереди были новые испытания и схватки и, значит, новые жертвы. И, думая о жертвах, счет которым уже можно вести, и о новых, которые еще предстоит подсчитать, Скворцов спросил, не кого-то, а себя спросил: окажутся ли поколения, что народятся после войны, окажутся ли будущие счастливчики достойными всех этих жертв?