Брестская крепость - Смирнов Сергей Сергеевич. Страница 98

Двое суток в ледяной декабрьской воде были нестерпимой мукой для этих обессиленных людей. Самое мучительное было в часы, когда на море начинался прилив. Вода в устье Эльбы при этом тоже прибывала, и уровень её в подвале поднимался. Более слабый Мельник иногда терял сознание, и Романов поддерживал его, а едва вода убывала, принимался растирать товарища.

Они выстояли свой срок. На вторую ночь, надеясь, что их уже перестали искать, оба беглеца выползли из своего убежища в складское помещение, кое-как обсушились и вышли наружу.

Порт был на той стороне Эльбы. Противоположный берег терялся в темноте, но они помнили, как широка в этом месте река. И оба поняли, что им не переплыть её: слишком много сил стоило им двухсуточное пребывание в ледяной воде без крошки пищи. Недалеко был длинный мост, ведущий прямо к воротам порта. Но они знали, что мост охраняется часовыми, — по нему не пройти незаметно. Только какой-нибудь случай мог помочь им, и они, в глубине души вовсе не рассчитывая на чудо, всё-таки поплелись в сторону порта.

Они залегли у дороги в нескольких сотнях метров от будки часового, охраняющего вход на мост. Где-то на дальней окраине города шарили в небе прожекторы и слышалась пальба зениток — в воздухе были англо-американские самолёты.

И вдруг вдали послышался стрекот моторов и лязг гусениц на камнях дороги, и беглецы увидели узкие синие полоски света. Это шла на погрузку в порт колонна танкеток с притушенными, маскировочными фарами.

Романову уже приходилось видеть эти танкетки, и он помнил, что позади на броне у них приварены крюки, видимо, для буксировки. План действий родился мгновенно, и он в двух словах объяснил его Мельнику. Это был счастливый случай — может быть, единственный шанс для них попасть в порт.

Надо было на ходу догнать танкетку и повиснуть сзади на крюке. Машины шли с интервалом в 50-100 метров. Синий свет позволял водителям видеть только на 2-3 метра вперёд, и они не могли заметить пленных. Опасность заключалась только в том, что часовой на мосту мог освещать фонариком каждую машину и увидеть беглецов. Впрочем, об этом не приходилось долго раздумывать: разве весь их побег не был сплошным риском и цепью случайностей?

Первым метнулся на дорогу Романов. На бегу нащупав крюк, он повис на нём и даже нашёл какую-то опору ногам внизу — неширокий выступ металла. Мельник сумел так же подцепиться на следующую танкетку.

К счастью, фонарик часового мигнул только один раз — пропуская головную машину. В воздухе гудели самолёты, и охранник явно боялся лишний раз включить свет. Ещё не веря своему счастью, Романов и Мельник буквально считали каждый метр мостового настила, уходящего назад под гусеницами. Наконец они въехали в ворота порта, и Романов, высмотрев тёмный закоулок между пакгаузами, кинулся туда. Минуту спустя к нему присоединился Мельник.

Да, счастье пока что сопутствовало им в их отчаянном предприятии. Они перебрались через мост и даже оказались внутри порта, благополучно миновав охрану. Теперь оставалось последнее и самое трудное.

Они знали хорошо причал, где должен стоять шведский пароход «Ариель», — на нём работали пленные из Федделя, и они говорили, что судно простоит под погрузкой ещё 3-4 дня. «Ариель» грузился коксом, и Романов с Мельником намеревались, пробравшись в трюм парохода, зарыться в кокс и пролежать там до тех пор, пока судно не минует Кильский канал.

Легко сказать — пробраться на пароход! Когда беглецы, крадучись вдоль стен пакгаузов и перебегая открытые места, вышли наконец к месту стоянки "Ариеля ", они поняли, каким нелёгким делом это будет.

С парохода на пристань вели единственные сходни, и на середине их стоял часовой-эсэсовец с автоматом. Втянув голову в плечи, он поднял воротник шинели, опустил наушники шерстяного шлема и стоял, повернувшись спиной к холодному ветру, который резкими и шумными порывами налетал с моря, швыряя на пристань густые заряды мокрого снега. Но подойти к часовому скрытно было невозможно — он заметил бы опасность, если бы беглецы попытались приблизиться к сходням.

Да они и не хотели убивать его — исчезновение часового навело бы эсэсовцев на след бежавших.

Они подошли к самому краю пристани около кормы "Ариеля " и принялись всматриваться в темноту, стараясь определить расстояние до палубы парохода в этом месте.

Палуба была на метр-полтора ниже уровня пирса. Но пароход стоял поодаль от стенки пристани, и между нею и бортом судна оставалось пространство около четырех метров. Для изголодавшихся, измученных «доходяг» из лагеря такой прыжок в длину казался недосягаемым рекордом. А попытка могла быть только одна — того, кто не допрыгнет, ожидала десяти-пятнадцатиметровая пропасть и тёмная глубь ледяной воды у основания пристани.

В ночной тьме они внимательно поглядели друг на друга.

— Надо прыгать! — шепнул Романов.

— Надо! — согласился Мельник. — Давай первый — ты посильнее.

Присмотревшись и выбрав на палубе место, которое показалось ему самым удобным, Романов отошёл назад, чтобы разбежаться, и стал пристально вглядываться в едва различимую фигуру часового на сходнях. Солдат ничего не слышал, он, по-прежнему ссутулившись, стоял спиной к ветру, может быть, даже задремал.

Романов дождался, пока вдоль пристани помчался новый порыв ветра со снегом, заглушающий своим свистом все звуки, и стремительно кинулся вперёд. В этом последнем неистовом толчке ногой о край пристани была сейчас вся его жизнь.

Он не допрыгнул до палубы, а упал грудью на край металлического борта и одновременно успел ухватиться руками за этот борт. Удар был таким сильным, что на миг он потерял сознание, но руки, видимо управляемые уже одним инстинктом, продолжали цепко держаться за железо. В следующий момент он пришёл в себя, судорожным усилием подтянулся наверх, перекинул ногу через борт и встал на палубе.

Первым делом он опять поглядел на часового — не слышал ли тот звука удара. Тот стоял неподвижно, как чучело. С пристани, пригнувшись, смотрел на палубу Мельник. Романов ободряюще замахал рукой, и тот исчез из виду — отошёл, чтобы разбежаться. Он прыгнул даже лучше, чем Романов, а тот, почти подхватив на лету товарища, втащил его на палубу. Вокруг не было ни души — команда спала, а вахтенный, верно, ничего не заметил.