Голова в кустах - Смирнова Алена. Страница 4

– Нет, милый собственник, – рассердилась я. – Мне надо своими глазами увидеть, что творится с теперешними студентами.

– Найди другой способ. Лучше подцепи на дискотеке парня из университета. Только к Варваре ни ногой.

Я поперхнулась. Ревнивый Вик предлагал мне взамен соседства с девушкой «подцепить парня»? Десять минут назад исступленно шептал: «Люблю, никому никогда не отдам», и вдруг…

– Вик, или объясни толком, из-за чего ты взбеленился, или я тебя покину.

И не на две недели, имей в виду. Даруем друг другу свободу прежде всего от нелепых капризов. Признавайся, чем тебе Варвара не угодила. Ты с ней спал и боишься разоблачения? Рекомендуешь свежего мальчика, чтобы сравнять результаты блуда?

Измайлов потерянно закурил. Я не рискнула ляпнуть: «Считаю до трех», тоже взялась за сигарету. Полковник молча практиковался в самоистязании. Наконец буркнул:

– Давай оденемся. Сейчас я вызову Юрьева с Балковым, они тебе много чего расскажут.

Мне захотелось присвистнуть. Юрьев с Балковым вряд ли призывались подтверждать измену Вика. Вблизи Варвары маячил скелет в саване с косой.

Ученики, подчиненные и, наверное, учитывая вхожесть в дом, друзья полковника – лейтенанты Борис Юрьев и Сергей Балков – ввалились вместе через полчаса. До их прибытия мы с Виком мыли посуду, резали пироги, варили кофе впрок и трепались о международном терроризме и курсе доллара. В этом смысле Измайлов меня, как своего служаку, вышколил: если сказал, что ребята обеспечат какой-то информацией, надо дожидаться их. Выведывать секреты у Вика бессмысленно. Я осознавала, что побег из дома на грани срыва. Измайлов в самом деле не мог запретить мне работать. Но полагал – принесенные лейтенантами известия способны изменить журналистские планы.

Роли в нашем квартете давно распределены: два белых клоуна Измайлов и Юрьев, два рыжих – я и Балков. Иногда Виктор Николаевич дает понять, что мы все рыжие, а он полковник. Поэтому Борис задается в меру. С Юрьевым мы не очень ладим. Он, честолюбец, выдумал, будто я пытаюсь конкурировать с ним в сыске и интригую против него, пользуясь близостью с Измайловым. Я же немало бы отдала, чтобы их заботы меня не касались, но вечно оказываюсь в эпицентре гнуснейших преступлений. Дьявольщина, не подвластная ни моей шаткой, ни даже непоколебимой полковничьей воле.

Вот и сейчас Борис устроился в кресле, напружинился и донельзя звонко спросил:

– И с какого боку Полина к студентам привалилась, Виктор Николаевич?

– Не разберусь, – сокрушенно ответил Вик. – Но вынесло девушку на них точнехонько, прямехонько и с такими внешними данными, что от нее положено было шарахаться.

Оспаривать его заявления я не бралась. Повезло, он еще моей вчерашней дикцией не насладился.

– При чем тут данные? Лишь бы человек был хороший, – подал глубокий баритон Сергей Балков. – Ее вчера пожалели, а вы сразу в жуткие прогнозы ударились. Будто студенты – изверги.

Сами же по общагам мыкались.

– Сергей разумеет, – заверила я.

Все, парад-алле завершился, цирковое представление рвануло петардой.

– Серега, тебя предупреждали, – восстал Борис Юрьев.

– На предмет чего? – насторожилась я. – На предмет недопущения журналистки в некую попавшую в поле вашего ущербного милицейского зрения квартиру?

– Фу, Полина. Я не филолог, но «на предмет недопущения»…

– Хватит, критик.

– Виктор Николаевич! – воззвал прерванный Борис.

– Вынужден вторить Полине, хватит пререкаться. Обрисуй ей петлю, в которую она собирается сунуть то, что временами после сотрясений заменяет ей голову, – на максимуме врожденной и приобретенной дипломатичности вырвался из неизбежного скандала Измайлов.

– Обрисуй, Боренька, обрисуй, касатик, – осклабилась я, вспомнив, как Вик поспособствовал последнему сотрясению.

– Не ругайтесь, пожалуйста, – попросил Сергей Балков.

– Драться будем, – бросил Борис Юрьев.

Я соблюдала тишину, будто прочла соответствующую табличку в присутственном месте. Право слово, Борисово «драться» – гипербола. Как и мое мысленное «перегрызу глотку». Ринься мы в омут взаимоуничтожения, я ничего не выведаю, он на меня, живца, никого не поймает. Хоть раз на раз у нас с ментами не приходилось.

Я владела женским методом уменьшения накала стычек. Принесла пироги, чай, кофе. Постоянно голодные, не иначе растут еще, тридцати нет, сыскари Измайлова ополоснули рты слюной. Сергей сделался томным и волооким. Даже непримиримый Борис сменил тон и по-человечески поблагодарил. Пироги с мясом и капустой были такими, как любит Вик: большими, прямоугольными – на весь противень, распираемыми начинкой, блестящими лакированной коричневатой корочкой. Любо-дорого смотреть, когда Измайлов через час после ужина подкрадывается к ним с ножом и тарелкой, по-детски благоговейно откидывает полотенце и застывает в раздумье о величине куска добавки. Теперь он наблюдал, с какой скоростью поглощали еду лейтенанты, и прощался с муками выбора. Какие там куски, крошки собирать придется. Парни деликатно отстранились от стола, когда угощение кончилось.

– Выкладывай, Борис, – с плохо скрываемой досадой поторопил Измайлов.

И сытый, отяжелевший на вид Боря по команде выложил.

Пятого сентября в отдел по расследованию убийств явилась девушка и угрюмо попросила аудиенции у лейтенанта Юрьева. Видовым признаком хомо сапиенс допустимо считать боязнь проявления инициативы при контактах с представителями Бориной специальности.

Так что если девица была и «хомо», то по поводу «сапиенс» возникали сомнения.

Она усугубила их, как умела:

– Здравствуйте, господин лейтенант.

Я – Варвара Линева. И пропустила сегодня первую пару – очень уж скучная лекция.

– Убили время и пришли сдаваться? – улыбнулся Юрьев хорошенькой блондинке. – Почему не в ректорат? Деканат на худой конец?

Посетительница шутки не оценила.

– Я попала только на семинар. Там староста группы передал мне, что с моей подругой, Зиной Красновой, случилось несчастье, и дал ваши координаты. Так вот, если Зина мертва, то ее убила я.

Изумленный Юрьев набрал номер полковника Измайлова:

– Виктор Николаевич, у меня сидит девушка и утверждает, что спровадила на тот свет Зинаиду Краснову.

Дальнейшие переговоры вел Вик.

– Каким же образом вы сподобились умертвить Краснову? – хмыкнул он.

Линева выказывала сочетание заторможенности, покаяния и жажды справедливости. Поэтому повесть у нее получилась неспешной, подробной, с элементами жестокого самобичевания.

Варя и Зина учились в одной группе на четвертом курсе биологического факультета и в течение двух лет вместе снимали квартиру.

– Мы очень подружились, – настаивала Варвара. – А сначала попросту делили кров. Университетское расписание непостоянно, как дочь министра.

– С вами дочь министра обучается? – уточнил Измайлов.

– На биофаке? – удивилась Варя.

И впервые усмехнулась:

– Впрочем, она бы и по нашему гиблому профилю нашла непыльную работу. Нет, у меня личные ассоциации с наследницами высокопоставленных отцов.

«Ну хоть с власть имущими на этот раз хлопот не предвидится», – подумал полковник.

Девушкам предстояло заниматься после полудня. К девяти утра Варвара собралась в библиотеку писать реферат. Зинаида же, заказав ей учебники («Твой читательский билет выдержит, а у меня долгов полно»), решила воспользоваться ее отсутствием и пригласила своего парня, Лешу Трофимова. Леша метил в юристы, но ради Зиночки был готов пожертвовать не только курсом международного права, высшего образования как такового не пощадил бы. Тем более что его семья гарантировала восстановление в университете после любых юношеских катаклизмов. «Алешенька всего хлебнет, перебесится и преуспеет», – говаривала его маман.

Перед выходом из дома Варвара заглянула в кухню и застала Зинаиду за высыпанием в чашку какого-то белого порошка из капсулы. Дружба дает право требовать разъяснений. Зинаида наскок подруги выдержала стоически: