Голова в кустах - Смирнова Алена. Страница 8

Нет, без образа современного наркомана, для которого и СПИД – насморк по сравнению с ломкой, к печатающим устройствам не стоило приближаться. Мои надежды на Варвару Линеву и ее окружение должны были оправдаться.

Лилия Петровна Вешкова вызвала во мне полный раздрай чувств. Она, бесспорно, была героиней, но не статьи, а либо диссертации по психологии, либо романа. И то и другое не по моей части, о чем я сразу же начала сожалеть. Фраза:

«Ты еще молода, Поленька», часто звучит из уст полковника Виктора Николаевича Измайлова грустным упреком. Сорокалетняя Лилия Петровна вроде бы не кого-то, а себя яростно упрекала за то, что на двадцати годочках нельзя остановиться. Женщина числила старость в пороках и осознавала – с каждым днем она погрязает в пороке все больше. Она не желала стареть, одновременно боясь прослыть несерьезной и несолидной. Постигла разницу между «быть молодой», «молодиться» и «омолаживаться». Блекловатая косметика (усвоила, что лучшая та, которой не видно), упаковка стройного сухого тела в одежду стиля «вечно юная классика», удобная для непосед обувь, вместительная сумка-мешок… Я редко наблюдала женщин на возрастном перепутье. Умных женщин. Отказать Вешковой в признании ее головы не тыквой не смог бы и фанатичный злопыхатель.

Наш редактор полагает, что право на мнение о человеке имеет прежде всего его ровесник. Поэтому моих потуг характеризовать всякого встречного не одобряет. «Доживи, – говорит, – Полина, и тогда резвись пером по бумаге». Но я не воспринимаю советы как руководство к действию. Мало ли кого жизнь обламывает по-своему. Меня же не физическое состояние в определенном возрасте занимает, а душевное. «Нельзя эти состояния разделить», – вздыхает редактор.

Я вспомнила о нем неспроста. Вешкова ни на секунду не забывала, что общается с журналисткой, соответствовала имиджу деловой дамы. Я не утерпела и клещом полезла к ней под смуглую кожу: то да се, почему избрали тернистую дорогу, как переносите тяготы, о чем мечтаете, на что конкретно претендуете…

Она надиктовала мне много банальностей. Закодированные буквами, они выглядели пристойно и правильно. Например, в пору зрелости человек, независимо от пола, должен заполнять свои дни чем-то богоугодным; генофонд нации без нее, мелкой, но добросовестной и неравнодушной сошки, сойдет на нет; и вообще наркоманствующий молодняк жалко.

Есть специальная популярная литература, озабоченные всем подряд средства массовой информации, обученные в вузах педагоги, верящие в возможности профилактики врачи, а дети строем уходят в никуда. Лилия Петровна контактировала с женскими объединениями, политиками, выбивала гранд на борьбу с наркоманией и ее последствиями из фондов Сороса, терзала депутатов запросами, лечила страждущих, учила наркоманов приемам само– и взаимопомощи при передозировках, выпрашивала у спонсоров деньги на одноразовые шприцы и презервативы, организовывала акции против наркотиков и СПИДа, где раздавала юношам и девушкам добытое «у частных лиц и коммерческих организаций». Она боролась, не давая спуску себе и другим.

– Вчера уволила человека, который впал в спячку на переднем крае, Полина.

«Понятие „передний край“ тебя сильно волнует. Героическая, но не жертвенная натура», – подумала я. Она была амбициозна, энергична и оправдывала средства целью. Благородной целью, не спорю.

Она приносила пользу и творила добро.

А мне и нравилась, и не нравилась. Мы были похожи. Однако намекни мне кто-нибудь, что я столь же прямолинейна и жестка, оскорбил бы. Я не умею переть напролом. Я не числю свое дело в самых важных на свете. И не мыслю себя без обходных путей по красивой местности.

Наверняка от Лилии Петровны Вешковой было гораздо больше пользы, чем от меня. От нее было меньше тепла, которое дает сострадательная растерянность.

Иногда надо вместе с другим не знать, что делать. Она слишком владела проблемой. Я прониклась уважением к этой женщине, понимая, что являюсь для нее лишь одним из механизмов для достижения социально – и лично – значимого результата. И не в упрек, скорее в поддержку, сделала вывод: «Своего не упустит».

– Лилия Петровна, вы по образованию педиатр. Бросили аспирантуру, переквалифицировались в искоренительницы СПИДа. Зачем было лезть в ураган? – спросила я.

– Чтобы успеть проникнуть в его центр. Самое спокойное место. Это обыватели полагают, что завтра дождь и ветер утихнут. Шучу, конечно, – засмеялась она.

Ответ, как мне показалось, был предельно честным. И необыкновенно расположил меня к Вешковой.

– Полина, я смотрю, вы вгрызаетесь в проблему. Ваши коллеги записывают цифры, благодарят и убегают. Я рекомендую вам контакт с отцом школьника-наркомана. Я помогла парнишке слезть с иглы. И родитель загорелся идеей создания общественной организации «Надежда». Сейчас он оформляет документы.

– Лилия Петровна, я не буду рекламировать их деятельность заочно и авансом, даже если лично вы направляете и консультируете. Пусть сначала выполнят хоть один пункт своей программы.

Она впервые посмотрела на меня не свысока.

– Может, для общего развития полюбопытствуете?

– Обязательно. Только не обещайте ничего от моего имени.

– Ваше имя, похоже, значит для вас не меньше, чем мое для меня, – пристроила она. – Будь по-вашему, неуступчивая. Прошу, вот номер его телефона.

Загорский Вениамин Кузьмич. И разбирайтесь сами.

Мне пришлось долгонько листать блокнот, чтобы не выдать изумления.

Через несколько минут я вопила в трубку автомата:

– Вик, милый, Вешкова не могла не знать о смерти Загорского, раз занималась его сыном и осуществляла патронаж «Надежды». Но она наворожила мне общение с ним. Что происходит?!

– Подтягивайся в управление, детка, – велел Измайлов.

– Спустя пару часов мне с Варварой водку пить. Успею?

– Поленька, – призвал полковник, – помнишь, мы видели по телевизору передачу про разведчика? Он всех признал людьми со слабостями и порекомендовал пьющим штирлицам изначально делать вид, будто они к бабам неравнодушны, а бабникам – будто к спиртному.

В кого ты собираешься перевоплощаться?

– Поняла, не переборщу, – покорилась я.

И поехала к Вику.

Из Волгограда пришел ответ на запрос. Вениамин Кузьмич Загорский проживал там с рождения. Десять лет назад получил наследство от тетки – дом в Москве. Казалось бы, перебирайся и радуйся. Но прописать можно было его одного, жена и сын для чиновников не существовали. Немало народу получило нищенскую компенсацию за недвижимость и отняло, мучимое невысказанными претензиями к борцам со столичной перенаселенностью. Загорский фиктивно развелся с супругой и ринулся вперед.

По идее благоверная должна была последовать за ним, чай не «во глубину сибирских руд» отправился. Но семейная обыденность особенно редко зиждется на идее. Через год жена перевела развод из разряда фиктивного в разряд натурального. Сын Вениамина Кузьмича, тогда семилетний, натерпевшись от отчима, подался к отцу.

– Незадолго до прощания с Волгоградом Загорский потерял паспорт. Недоумевал, как это могло случиться. Точно помнит, что домой приносил. Все формальности были соблюдены, штраф он заплатил, удостоверение личности получил, – сказал Измайлов.

– Позвонить ему? – изобразила соблюдение обязательств я.

– Позвони, – разыграл удовлетворение соблюдением обязательств полковник.

Пришлось клянчить у полковника транспорт. Повторно я связалась с Измайловым уже из квартиры Линевой:

– Колдую над овощным рагу, Вик.

Купила у бабок полкило хрустящих соленых огурчиков. Водка запотевает в холодильнике. Елки!

– Мужчин принимаете, девушки?

– Не-а, не из таковских.

– Тогда давай быстренько про наш «живой труп». Иначе я сам умру. Через телефонную трубку передаются ароматы рагу или я брежу?

– Бредишь.

– Не жалко меня?

– Жалко, но я принадлежу журналистике и сыску.

– Попробуй сунься домой.

– Попробую. Ой, Варвара вот-вот нарисуется. Отпирает, Вик. Слушай, внешне Загорский похож на самого себя – плотный, с залысинами. Фамилию, имя и отчество произносит с апломбом, этакий масштабный деятель. Он размечтался объединить усилия родителей наркоманов в неустанной борьбе и так далее.