С мороза - Смирнова Дуня. Страница 13

Издательство бросило печатать настоящие книги и с большим коммерческим успехом перешло на детективы и женские романы.

– Как можно это читать! – время от времени яростно восклицает Саша.

– А чего бы ты хотел, – говорит Аня, – пошлое время, пошлые книги.

– Пошлая страна, – добавляет Ханютин.

Вообще про страну они говорят часто и много. Последние лет семь стойко ждут еврейских погромов. В издательстве они умудрились уже всем надоесть своими прогнозами. Впрочем, издательство им тоже надоело ужасно.

Однажды они решились на мистификацию. Написали вместе детектив, такой, каким должен быть настоящий детектив, а не эта макулатура. Подписали вымышленной фамилией, переслали в свое издательство, подготовили положительные рецензии за собственными подписями и отдали главному редактору, добродушному толстому цинику по имени Миша.

Миша вызвал к себе Ханютина.

– Старик, что за фигню вы мне с Анютой подсунули?

– Почему фигню, по-моему, стоящая вещь.

– Ты что, смеешься надо мной? Я, как дурак, после ваших рецензий два дня читал эту тягомотину. Сюжет вялый, герой какой-то болван, бесконечные рассуждения о судьбах России, кто убийца – ясно с третьей страницы, напряжения ноль, язык как в диссертации. Вот я тебе покажу фразу, вот, посмотри, я специально посчитал, тут четыре придаточных предложения. А эта Маша? Да где он видел таких проституток?! А эти бандиты с манерами балерунов? Откуда он вообще взялся, этот… э… Инфантьев? Тьфу, даже фамилия какая-то выгнутая.

Саша никогда не был трусом.

– Нет никакого Инфантьева, Миша. Это я написал.

Повисла неловкая пауза.

– Прости меня, старичок, – конфузливо сказал главный редактор, – я очень тебя уважаю, но печатать это не буду. Будь здоров.

– И знаешь, что он сказал мне напоследок? – иронично улыбаясь, рассказывал Саша вечером Ане. – Он посоветовал мне уехать из России. В Америку, или Европу, или Израиль. По-дружески, как он выразился.

– И что ты ответил? – взволнованно спросила Аня.

– Гусева, ты же знаешь меня. Я ответил ему то, что всегда отвечаю в подобных случаях: если все уедут, кто же будет поднимать эту страну?

– Да уж не такие ничтожества, как он, – кивает Аня.

Рукопись своего романа Ханютин и Гусева послали в конкурирующее издательство, но и там роман отказались печатать. Потому что люди отвыкли от хорошей литературы, людям нравится теперь халтура.

Да, странная эпоха настала, неприятная. Недавно у Ани засорились ванна и раковина одновременно. Аня немного поплакала, потом позвонила Саше.

– Вызови слесарей из ЖЭКа, я сейчас приеду, – мужественно сказал Ханютин.

Саша приехал, пытался прокачать засор вантузом, но ничего не вышло. Тут как раз слесари подошли, двое, старый и молодой.

– Я сам с ними договорюсь, иди в комнату, ты не умеешь общаться с народом, – шепнул Саша. – Ну что, мужики, за бутылку сварганите быстренько?

– Зачем нам бутылка, – мрачно ответил старший, – бутылку мы и сами можем купить, нам лучше деньгами.

– Да ладно тебе, отец, – бодро сказал Ханютин, – я ж вашего брата знаю, щас сбегаю, все будет в лучшем виде, не бойсь.

– Да я и не боюсь. А чего это вы нам тыкаете? – зло сказал слесарь.

Саша в мрачной оторопи ушел в комнату, потом вышел, молча сунул деньги, процедив сквозь зубы: «Спасибо».

– Свобода развратила народ, – подвела итог Аня.

Когда в издательстве справляли старый Новый год, Аня и Саша вначале не хотели идти, но потом все-таки пошли. Как ни странно, было довольно весело, все пели советские песни, Аня исполнила свой коронный номер – «Все стало вокруг голубым и зеленым», за них с Сашей главный редактор Миша даже предложил тост как за «ум, честь и совесть нашего издательства», Марычева, как всегда, чудовищно вырядилась, Семенова два раза упала, Карпушин изображал Горбачева, Лялина читала стихи, Юлия Викторовна рассказывала про Довлатова, Знаменова просто напилась. Но и тут все не гладко прошло. На праздник заявился старый приятель Ани и Саши, бывший сотрудник того же издательства, а ныне чрезвычайно преуспевающий бизнесмен Валера. Этот Валера, уйдя из издательства, сначала подался в риелторы, разбогател и теперь издавал роскошный глянцевый журнал по недвижимости. И хотя Валера явно обрадовался Саше и Ане, расспрашивал их обо всем, но как-то им показалось все это неискренне. Вообще человек изменился, говорил про какие-то проекты и инвестиции, а «Мемуары» Эммы Герштейн не читал и даже не знал, что они вышли. Осадок от этой встречи остался у них обоих на весь вечер. Даже на следующий день, оба с головной болью после выпитого, они час проговорили по телефону о том, каким жлобом стал Валера. Под конец этого увлекательного разговора Саша пообещал приехать, но позже, когда лучше себя почувствует.

Голова у Ани болела нещадно. Аня редко пила, а на празднике как-то расслабилась. Теперь глотала анальгин и лежала с мокрым компрессом. Но не было ей покоя. За стеной, где жила молодая пара, шла гулянка. Дом был панельный, и Аня давно чувствовала себя в курсе соседской жизни.

Там за стеной всегда шумно, там смотрят боевики, любят друг друга с криками, слушают Аллегрову и Киркорова, дерутся, пьют водку, бьют посуду, храпят, жужжат миксером, танцуют, смеются, сверлят стены, колют молотком орехи, читают вслух «СПИД-Инфо» и бесконечно мучают Аню своей бездуховной, пустой жизнью. «Какие вульгарные люди!» – часто говорят между собой Аня и Саша.

Да жизнь вообще довольно вульгарна, дорогие товарищи.

«Московские новости», 19.01.1999

«ОТЕЧЕСТВО НАШЕ СВОЛОДНОЕ»

Недавно мне в руки попал любопытный документ. Привожу его полностью, изменив только имя-отчество получателя документа по причинам, которые будут изложены ниже. Итак.

«Уважаемый Григорий Владимирович! По нашему мнению, ваши стихи не могут быть использованы в качестве гимна на музыку Глинки.

Вам, вероятно, представляется, что стоит взять громкие, пышные слова, такие как „держава", „твердыня", „святыня", „рубежи", „меч", соединить их – и сразу получится патриотический заряд необыкновенной эмоциональной силы. Но всякие стихи, а тем более гимн России предполагают наличие глубокой мысли, ее развитие, умение пользоваться поэтическими приемами и, конечно же, соблюдение правил грамматики.

Например, глагол „вверяй" требует постановки относящихся к нему существительных и местоимений в дательном падеже (вверять – кому?), а не в винительном, как у вас: „вверяй в наши души".

Предложения, даже если они в стихах, должны быть законченными. У вас же в строчке: „Родина! Нет в мире лучше" – не хватает дополнения: нет лучше (кого?) тебя и т. п.

Теперь о смысловой стороне предложенных стихотворных строк.

Начало гимна: „Громом грянь, Россия, наша сила!" – вызывает в памяти незабываемое: „Гром победы, раздавайся!" Но если здесь с громом все ясно (это гром победы), то каким громом должна грянуть Россия? Далее. Любой образованный христианин не может предложить господу Богу (именно так, заглавная „Б" и маленькая „г". – Д. С.) стать правителем какого-либо государства. Поэтому ваша строчка, начинающаяся с „Боже! Правь державой могучей", не может быть воспринята даже в иносказательном смысле.

А что значит „Русь призывает гордо дружить"? Кому? С кем? И как можно дружить гордо? Метафора „природы святыня" по отношению к России тоже очень сомнительна.

Но самое главное – все 12 строчек не несут мысли, а значит, не могут вызвать никаких чувств, тем более таких, о которых мечтает автор, и тем более претендовать на Государственный гимн.

После вышесказанного отпадает надобность говорить о соответствии предложенного текста музыке, как справедливо замечено, гениального Глинки.

С уважением,

зам. начальника управления культуры администрации г. Пскова

Тесленко Ф. Д.

Письмо подготовили:

– музыковед Петрова Екатерина Глебовна теоретик, литератор Петрова Галина Александровна

– специалист управления культуры администрации г. Пскова Бабурина Галина Евгеньевна».